Иеродиакон Исаакий (Потапов)

 

 

 

 

 

 

Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее
(Мф.16.8).

Известный писатель-блокадник Михаил Кураев пытаясь разобраться в том, что явилось причиной блокады, пишет: «Наша история тех ликующих победных послевоенных лет вольно или невольно оказалась непростительно подслеповатой, и подслеповатостью этой воспользовались те, кому впору было бы держать ответ на вопрос…: почему война взяла такую страшную, огромную дань?»
Попытка понять, как можно было допустить гибель в блокадном городе миллиона ни в чем не повинных людей, должна опираться на изучение предвоенной истории города и всей страны. Поэтому другой современный автор Д. Л. Спивак считает, что революция и блокада не только привели к окончанию “петербургского периода” истории города, но и, в связи с уничтожением большого количества носителей петербургских базовых ценностей и определенного психологического склада, стали причиной катастрофической ситуации. Суть ее в том, что новый тип, сложившийся в советское время, был неспособен заменить собой утраченные существенные черты петербуржца, что явилось причиной “метафизического срыва”.

И все же более точный ответ на этот вопрос дает история России XX века, рассмотренная в контексте Священой истории Ветхого и Нового Завета. Ныне почивший известный преподаватель Ветхого Завета в СПбПДА Игорь Цезаревич Миронович в своих лециях основной акцент делал на то, что история израильского народа с ее взлетами и падениями повторялась в истории христианской Церкви – «нового Израиля». Взлеты были связаны с творением народом «правды Божией», то есть исполнением Заповедей. Если же народ уходил от Бога и, почитая ложных кумиров, уклонялся от «правды Божией», то он тем самым навлекал на себя гнев Божий и его ждали страшные наказания. Одним из таких наказаний для иудеев были пророческие слова Спасителя: «Иерусалиме, Иерусалиме, избивый пророки и камением побивая посланные к тебе… Се оставляется вам дом ваш пуст» (Лк. 13:34-35). В 70-м году, как известно, Иерусалим и Храм были разрушены римским полководцем Титом. Не слишком углубляясь в исторические параллели, можно отметить, что в России православные Храмы и монастыри также были разрушены безбожниками перед войной, но веру уничтожить им не удалось, поэтому и город на Неве, и вся страна выстояли.

Сравнивая мировоззрение и «деяния» немецко-фашистских захватчиков с мировоззрением вандалов-безбожников, разрушивших не только храмы в России, но и души своих соотечественников, можно обнаружить удивительные совпадения. Например, «в основе фашистского мировоззрения и вожделенного людоедами мироустройства лежит агрессивное скотство, которые  на «глубоко научном» утверждении исторического превосходства одного вида над другим»1. А в воображении Ленина к народу вполне мог быть применим идеологический и физический террор. «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» (Ленин В. И. Сочинения. 2-е изд. Т. 25. С. 436, 439, 441)2. по отношению одобрения или неодобрения новых замыслов Петра3.Профессор А. И. Юрьев задается вопросом: «В чем заключается предназначение Санкт-Петербурга и какую цель ставил перед со-бой его строитель?» Отвечая на него, автор замечает, что поскольку главное в любом городе не здания и камни, а люди, то и задача Петра была не только строить дома, но и создавать новых российских граждан для выполнения особой исторической за-дачи. Петербург позволял преодолеть международную изоляцию, имея европейские социокультурные параметры4. С другой стороны, пренебрежение к традиционному укладу жизни не могло сделать русских европейцами, потому что разрушались базовые религиозные, нравственные и национальные ценности. Вместо религиозной нравственности в быт русского общества начали вторгаться западные нравы далекие от православия. Например, если раньше женщина вела замкнутый образ жизни, молясь, занимаясь полезной домашней работой, то в петровскую эпоху формируются новые светские потребности в которых меньше внимания уделяется семье и Церкви, а больше общественной жизни: танцам, веселью и бесконечным светским беседам  Человек нового поколения забывал свои национальные и сословные корни, становясь все более и более одиноким. Этот процесс уничтожения традиционных ценностей происходил тем более интенсивно и драматично, что наблюдался в рамках жизни одного поколения, а не нескольких столетий как в Европе5. При этом роль Церкви в воспитании отходила на второй план, уступая светскому образованию. Церковная политика Петра отличалась стремительной ломкой устоявшихся православных обычаев и национальных традиций. Это выражалось в отмене патриаршества, упразднении большого количества монастырей, снятии колоколов на переплавку и т. д. Результаты такой политики показали себя уже в начале XIX века на Сенатской площади во время восстания декабристов.

Придя к власти, большевики — продолжатели дела декабристов — проводили антицерковную по-литику. «В 1918 — 1919 гг. начались первые гонения на монастыри, некоторые из них уже тогда оказались закрыты… Осенью 1918 г. Красноармейцы расстреляли большинство насельников Введено-Островского монастыря Петроградской епархии».

Но Церковь активно противостояла большевистскому террору. 19 января (ст. ст.) 1918 г. св. патриарх Тихон анафематствует христиан, принимающих участие в жестоких расправах большевиков: «…Гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных разве только в том, что честно исполняли свой На следующий день после послания св. патриарха Тихона, ВЦК выпустил “Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви”, который не только ознаменовал раз-рыв многовекового союза Церкви и государ-ства, но и явился юридическим прикрытием для гонения на Церковь. “Никакие церковные рели-гиозные общества, — говорится в документе,— не имеют права владеть собственностью. Прав юри-дического лица они не имеют”, только, “по осо-бым постановлениям местной или центральной государственной власти” Церковь могла оставить за собой храмы и богослужебную утварь. Декрет так-же запрещал религиозное воспитание и образование детей в школе (Известия, 23 янв. 1918 г.).

В Александро-Невской Лавре состоялось первое столкновение Русской Православной Церкви с богоборческой властью. Так, 19 января 1918 г., исполняя распоряжение Наркома государственного призрения А. М. Коллонтай от 13.01.1918 г. о реквизиции жилых помещений Лавры, 17 вооруженных красногвардейцев и матросов во главе с Иловайским ворвались в обитель с требованиями отдать все помещения. Произошло столкновение большевиков с прихожанами, причем монахи всячески старались прекратить бесчинства и примирить обе стороны. Тогда же пролилась кровь новомученика протоиерея Петра Скипетрова8.С редким единодушием на эти события отозвалась пресса.  Например, газета «Воля страны» писала: «…Борьба, предпринятая Смольным для проведения в жизнь своих декретов, в той форме, в которой она вылилась в Лавре, ничего, кроме самого взрыва ненависти, не может вызвать. Убийство несчастного священника Скипетрова также отвратительно, как расстрел манифестации 5 янва-ря… Большевики возвращают Россию к средневековью…». Лавру тогда отстояли, но начались репрессии, коснувшиеся многих ее насельников. Особенно жестоким был «красный террор», когда в Петрограде брали в заложники ни в чем не повинных людей и сотнями расстреливали из пулеметов в Лисьем Носу или топили в Финском заливе. Тогда же были убиты новомученики – протоиереи Философ Орнатский (с сыновьями) и о.Алексий Ставровский.

Одной из целей диктатуры был «социалистический эксперемент», профинансированный Германией через ее посла – графа Мирбаха. Только в 1992г. стали известны новые факты (около 400 доку-ментов) о той значительной роли, которую сыграло правительство Германии в подготовке и проведении октябрьского переворота, а также дальнейшие шаги по укреплению ленинского режима11.14 Документы кайзеровского правительства свидетельствовали о том, что оно снабжало Мирбаха для этих целей (документ № 124) миллионами немецких марок. 18 мая 1918г. статс-секретарь Кюльман отправил ему телеграмму в кото-рой говорилось: «Пожалуйста тратьте большие суммы, так как весьма в наших интересах, чтобы большевики удержались у власти» (документ № 129). А Мирбах в телеграмме от того же 18 мая утверждал, что ленинский режим необходимо изнутри поддерживать жестокими кровавыми мерами, а из-за рубежа умеренными, чтобы поддержать новую власть. В своем ответе Мирбаху 12 июня госсекретарь пишет, что 40 миллионов марок на эти цели уже утверждены. Сравнивая идеологические предпочтения ленинско-сталинского, и гитлеровского режимов заметить, что «образ вождя и в Германии, и в СССР (даже при антирелигиозной пропаганде) играл роль «божества» с такими атрибутами, как вездесущность, бессмертность и совершенство высшего существа». (Для сравнения, в Германии 30-х годов происходили те же процессы, но там нацисты боролись с католичеством и лютеранством).

Голодные времена 1918 — 1920 гг., которые коснулись и Лавры, когда норма выдаваемого по карточкам хлеба постепенно снизилась до 75 граммов в день, а торговля продовольствием была запрещена, можно было назвать блокадными по огромно-му количеству горожан умерших от голода. Так в июле 1920 г. Ленин говорил об отмене денежного обращения и введении системы спецпайков среди «трудового» некрестьянского населения, что и было сделано декретом СНК РСФСР. Всем  организациям было запрещено приобретать что-нибудь за деньги, что еще более ухудшало ситуацию. Таким образом, для утверждения «новой идеологии» властями режима ввергалась в хаос и голод величайшая в мире страна, становившаяся блоком ада, и приносились в жертву миллионы человеческих жизней. А потому новой власти не понравилось, что Церковь пыталась помочь голодающим через создаваемые и уже существующие православные братства. В октябре 1919 г. наместник Лавры архимандрит Виктор (Островидов) писал: «Голод Петрограда и также военные действия заставляют отъехавших оставаться у себя на родине. Между тем вследствие сокращения братства благолепность богослужений все падает и падает, бывают времена, что совершенно некому петь»12. Очевидец тех событий так описывал блокада образца 1919 г.: «а в Петрограде в настоящее время полное отсутствие не только более питательных продуктов, но даже хлеба». И вот, несмотря на тяжелые условия, Лавра продолжала свою просветительскую и благотворительную деятельность. 1 февраля 1919 г. по благословению митрополита Петроградского Вениамина было организовано главное в Петрограде Александро-Невское православное братство. На собраниях членов братства обсуждались вопросы оказания помощи бедным, голодным и больным. При братстве работала «больничная миссия», в которой братчицы работали медсестрами и врачами. На первой общебратской конференции 5 мая 1920 г. было решено объединить все братства (Александро-Невское, Спасское, Захарьевское и др.) в союз с целью проведения «религиозно-просветитель-ной и благотворительной деятельности». Таким образом, «в начале 1922 года работа православных братств продолжала приобретать все больший размах. В частности, они активно включились в дело помощь голодающим. С 12 марта отец Лев стал заведовать питательным пунктом при Александро-Невской Лавре. Примерно тогда же руководитель Спасского братства иеромонах Мануил устроил столовую для голодающих, в которой выдавалось 70 — 100 обедов ежедневно…». А как не хватало такой помощи в блокадную зиму 1942 г.?

Но эти меры по оказанию самой необходимой помощи попавшим в беду людям вызвали недовольство богоборческой власти. Газета «Известия» писала в то время: «В Петрограде свирепствует какая-то эпидемия братств, духовных кружков, подготовительных религиозно-схоластических школ. Духовенство обрабатывает этим путем молодежь». Поэтому вскоре после 12 мая 1922 г., когда было произведено кощунственное вскрытие мощей святого Александра Невского с конфискацией серебряного саркофага благоверного князя, имевшее «ярко выраженную антирелигиозную направленность», ленинским режимом был спровоцирован обновленческий раскол. Л. Д. Троцкий 30 марта в записке для членов Политбюро (под грифом «совершенно секретно») называл обновленцев опаснейшими врагами завтрашнего дня, но в тот момент ему нужен был церковный раскол. «Чем более решительный, резкий, бурный и насильственный характер примет разрыв сменовеховского крыла (обновленцев – И. П.) с черносотенным, тем выгод-нее будет наша позиция»13. Поэтому голод в Поволжье был использован режимом не только как повод для «изъятия всех без исключения церковных ценностей», но и для церковного раскола по принципу «разделяй и властвуй». После богохульного постановления ВЦИК от 13 февраля 1922г. об изъятии из храмов священных богослужебных церковных предметов св. патриарх Тихон 15/28 февраля вы-ступил с протестом. Цель провокаторов – властителей из Совнаркома по обвинению Патриаршией Церкви в «контрреволюции» была достигнута, а обновленцы обвинили Церковь в нежелании помочь голодающим в Поволжье. Одним из тех, кто уничтожал патриаршию Церковь, обливая грязью и самого св. патриарха Тихона, был Александр Введский. После организованной 12 мая 1922 г. властями встречи патриарха Тихона, уже находившегося под домашним арестом, с делегацией духовенства из Петрограда и А. Введенским одновременно с появлением незаконного Высшего церковного управ-ления начался церковный переворот.

Митрополит Вениамин оказал решительное сопротивление обновленцам и отлучил их от Церкви. Вскоре владыку арестовали, и он был отдан под суд15. Введенский в 1922 г. на судебном процессе предал митрополита Вениамина (Казанского), пы-таясь осуществить свои обновленческие идеалы. За год до этого Введенский уже ходил в Совнарком «на поклон» к Г. Е. Зиновьеву с целью создать не-кий конкордат между «Реформированной церко-вью и Советским правительством»16. В 1922 г. после ареста и расстрела митрополита Петроградского Вениамина, арестов руководителей Александро-Невского братства епископа Иннокентия (Тихонова), иеромонахов Гурия и Льва (Егоровых), а также наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича) и духовника архимандрита Сергия (Бирюкова) в церкви начинается открытая борьба против обновленческой смуты. «Эти события привлекли внимание руководства коммунистической партии и ГПУ, пристально следившего за ходом операции по расколу и подчинению Русской Православной Церкви». А чтобы окончательно сделать из страны блокада «15 ноября 1930 года декретом правительства за подписью Сталина было объявлено о «безбожной пятилетке»: к 1 мая 1937 года «имя Бога должно быть забыто» на всей территории СССР». Уже во время войны, будучи в эвакуации, обновленческий «митрополит» Введенский, который в 20-е годы хотел создать социалистическую церковь, видел как революция «пожрала своих детей» и чем обернулась для России пресловутая ”революционная свобода”, но так и не покаялся.

Таким образом, на немногих примерах истории начала XX в. мы видим истоки той трагедии, которая произошла в городе на Неве в 1941—1944 гг., когда в результате уничтожения безбожника-ми храмов и монастырей, служивших в «смутные времена» русской истории прибежищами для всякого человека, нуждающегося в духовной и материальной поддержке, от голода, холода и ран скончалось более миллиона мирных граждан. И только Господь знает, сколько еще наших горожан не отпеты, не погребены по-христиански, потому что прежде были убиты священники, разграблены и взорваны храмы, потому что «трагедия и разруха в умах» людей совершилась задолго до 1941 г.

Перед войной волна репрессий и арестов коснулась как рядовых священнослужителей, так и почти всего епископата. Так в 1937 г. было арестовано 50 архиереев. В 1939 г. на свободе оставались  4 правящих архиерея во главе с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским)19. Однако безбожный и бесчеловечный «эксперимент» над народом не удался. По результатам переписи 1937 г. две трети сельского и одна треть городского населения оказались верующими, что показало полный провал политики репрессий.

Газета «Последние новости» 4 ноября 1927 г. писала: «В борьбе за ленинское наследство «аппарат» постепенно задушил «партийную демократию», и сам выдвинул нечто вроде монархии, единоличной власти». Постепенно совершенствуя аппарат диктатуры и устраняя несогласных, правящая группа суживалась. «В конце концов «партия» свелась к одной точке: к Сталину». Такая вождистская система управления обществом оказалась «невосприимчивой» даже к самой надежной информации, если та не получала официального одобрения со стороны политического центра. Между тем, широкое применение руководством страны репрессий становилось невыгодно ему самому, т. к. привело в 1941 г. к острейшей кадровой проблеме. Ведь тогда в лагерях и колониях НКВД находи-лось около 2,3 млн. заключенных, среди которых были талантливые ученые, инженеры, учителя, врачи, руководящие кадры и т. д.)22. В результате сталинских репрессий был практически уничтожен старый офицерский корпус, поэтому в начале войны первый же «ликбез» для многих из наскоро подготовленных новых командиров становился и последним. На Ленинградский фронт, например, вместо солдат-резервистов шло необученное пополнение, потери которого уже в первых боях составляли 60 — 80%.

Несмотря на репрессии, Церковь с первых же дней войны стала на защиту Родины, благословляя народ на защиту Отечества. По этому поводу митрополит Сергий (Страгородский) высказался однозначно: «Нам не приходилось даже задумваться о том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны». В годы блокады Русская Православная Церковь не только разделяла с народом его трудности и лишения, возрастала также и духовно-окормляющая деятельность. Были введены особые молитвы в чин Литургии о даровании победы над врагом. Так день за днем жизнь верующих и духовенства все больше становилась гражданским подвигом. Ведь война, по словам патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, напомнила всем о священном долге как перед Родиной, так и перед верой. Известное послание митрополита, составленное им в первый же день войны, указало духовенству и верующим исторический путь единения со всем народом в его трудностях и невзгодах. Фашисты расстреливали людей находя у них это воззвание. Приказ рейхсфюрера СС Гейдриха от 16 августа 1941 г. гласил, что при захвате Москвы должен быть арестован митрополит Сергий.

Такой шаг митрополита вызвал разные оценки у верующих за рубежом, но в действительности именно эта позиция Церкви была основана на вековых традициях патриотизма в русском православии, которые неоднократно в «смутные времена» нашей истории консолидировали общество, оказываясь сильнее предубеждений и обид. Патриарший местоблюститель, откликаясь на все важные события в годы войны, 24 раза обращался с патриотическими посланиями к верующим.

Митрополит Алексий (Симанский), являясь в то время главой Ленинградской епархии, призывал православных на защиту Родины. 26 июля и 10 августа он обращался к верующим со словами: «Как во времена Димитрия Донского и св. Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только, патриотизму русских людей обязана была победа русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу; как тогда и русское воинство, и весь русский народ осенял покров Избранной воеводы, Матери Божией, и сопутствовало благословение угодников Божиих, — так и теперь, мы веруем, вся небесная рать с нами… Мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом святого, и окончательную победу над врагом».

Многочисленные факты позволяют оценить то огромное значение, которое имело возрождение религиозного и национального самосознания в усилении сопротивления защитников города. С самого начала войны Гитлер одной из главных своих целей ставил захват Ленинграда в кратчайшие сроки (директива № 34 от 30 июля и дополнение к ней 12 августа 1941 г.). Однако уже в  июле 1941г. группа армий «Север» на подступах к городу из-за потерь замедлила свое продвижение. Особенно значительные потери понесла 16-я армия. Для сравнения, если до 10 июля суточный темп продвижения немцев в среднем составлял 26 км, то в сентябре он упал до 1,25 км. Возведение командованием Ленинградского фронта оборонительных рубежей, в частности Лужского, названного немцами «дорогой смерти», сделало невозможным быстрый танковый «рейд-удар» из Новгорода в Ленинград. А в сентябре свершилось «чудо» – «Гитлер, – писал Гудериан, – вдруг отказался от захвата Ленинграда с его миллионным населением, хотя это и не выходило за рамки возможного». Результатом хорошо организованной обороны, упорного сопротивления бойцов Ленинградского фронта, а также пополнения из ополченцев, не прошедшего никакой подготовки и составлявшего значительную часть призывников, стал вынужденный шаг Гитлера – приказ Леебу: «Ленинград не брать!». «17 сентября 1941 г. весь 41 корпус, группа Гепнера, получил приказ о переброске на Московский фронт».

Подходя к исследованию темы блокады с точки зрения социальной истории современный автор Н. А. Ломагин считает, что его основной составляющей должно быть изучение настроений жителей.

Например, вначале о патриотическом подъеме населения и стремлении внести свой вклад в разгром врага свидетельствовали успешно проведенная мобилизация и формирование народного ополчения. В первые месяцы войны практически все действия власти воспринимались населением положительно, так как многие надеялись на быструю победу. Однако были также примеры критики довоенных отношений с Германией и недовольство тем, что зря немцев кормили, а сами к войне не готовились.

В августе — сентябре 1941 г. власти, оценивая ситуацию в городе как критическую, начали создавать подполье и минировать важнейшие объекты. При этом реальная ситуация заставляла партийное руководство пересмотреть свою церковную политику и перейти к диалогу с верующими во имя победы над общим врагом — фашистской Германией. Было прекращено преследование священнослужителей и свернута антирелигиозная работа.

Что тогда приводило людей в храм? С наступлением зимы уже не окопавшийся на подступах к городу противник, а голод и холод представляли главную опасность. Тогда и выяснилось, что накануне войны город был оставлен «без запасов продвольствия и топлива». Некоторые авторы видят причину блокады в неумелых действиях Сталина и Жданова, сознательно отказавшихся от дополнительных эшелонов, с продовольствием, которые направил в город А. Микоян, и не создавших надежный мост через Ладогу. Другие считают, что страдания защитников города были запрограммированы, с одной стороны, Гитлером, заинтересованным в уничтожении мирного населения, а с другой — Сталиным, которого больше интересовало сохранение Ленинградского фронта. Верно это или нет, но именно в первую блокадную зиму, когда происходили трагические события, связанные с перебоями выдачи продовольствия, население должно было искать ответ на вопрос: «Как выжить?» При этом люди находили разные пути. Те, кто надеялся не на Бога, а только на помощь людей, чаще других погибали. Были и те, кто пытался получить спасение за счет других. Некоторым удавалось получить новый статус для получения карточек более высокой категории. Еще одна часть населения оказывала сопротивление властям.

Пессимизм в настроениях жителей начал проявляться в течение осени и первой зимы — наиболее трудных для города. Идеологический кризис наблюдался и у партийных функционеров. Передовики производства отказывались вступать в комсомол и в ВКП(б), опасаясь возможного прорыва блокады и произвола немцев. Безвозвратные потери в армии к началу 1942 г. составляли 3 000 000 человек, и это также влияло на настроения солдат и матросов. В этот период настроения интеллигенции склонялись к возвращению дореволюционных времен. Режиссер киностудии «Ленфильм» орденоносец Блейман выразил мнение некоторых представителей интеллигенции, когда писал: «Войну Россия, как национальное государство, выиграет, но советскую власть проиграет… О социализме придется забыть надолго». «Настроения, мысли в блокадном, вымирающем от голода Ленинграде, были разными, как и во всей стране». Негативные настроения, отсутствие вестей с фронтов, равнодушие, усталость от войны и голод вызывали чувство безысходности и бессмысленности существования, что также являлось духовной причиной массовой смертности. С другой стороны, когда истощенные от голода блокадники видели, что руководящие органы, как ни в чем не бывало, снабжались без ограничений из спецмагов, мифы (о лучшей жизни без Бога и равенства для всех) терпели кризис. При этом, пораженческие настроения были характерны в основном для неверующих, для тех, кто не видел смысла в защите города. Ведь для того, чтобы победить врага, тоже нужна вера — вера в победу. В эти тяжелые дни митрополит Алексий обращался к народу со словами: «Победа достигается силой не одного оружия, но и силой всеобщего подъема и мощной веры в победу… Мы верим, что победим во имя будущего, сохраним навеки неугасимый свет Родины и нашей культуры» (Из Пасхального обращения к пастве 7 апреля 1942г.).

В конце октября — начале ноября 1941г. пораженческие настроения бытовали и среди женщин. Многие их тревоги были вызваны — плохо организованно эвакуацией детей. Пользуясь этим недовольством, фашистская агентура распространяла обращенные к женщинам листовки и анонимки провокационного содержания, с обещаниями, что при немцах жить будет лучше.

Но цену этой «лучшей жизни» мы теперь знаем. Откровенная ложь о России в странах Западной Европы имеет многовековую историю. Вот, например, точка зрения побежденного француза на своих победителях. По мнению известного путешественника маркиза де Кюстина, посетившего Санкт-Петербург в 1839 г., город не представлял ни исторической, ни культурной ценности. Русских людей Кюстин считал агрессивным скопищем тел без души. «Добродетели германцев русским ненавистны». Он уверен, что, если представится удобный случай, русские «жестоко отомстят нам за наше превосходство». Говоря о храме Василия Блаженного в Москве, маркиз замечает, что люди молящиеся в этой церкви конечно не христиане! Современный автор Т. В. Партаненко делает вывод, что Кюстин в своей книге создал из русского народа образ врага, которого надо уничтожить. Ненависть к России имеет место и сегодня, что подтверждает необычайная популярность этой двухтомной лжи на Западе.

А вот запись, сделанная Геббельсом в своем дневнике: «Нам не нужен этот народ, нам нужна эта территория»60. Следствием таких безбожных идей явилось то, что в годы войны реальная цифра последствий геноцида мирного населения на оккупированной фашистами территории составляла 13 684 692 человеческих жизней. Если учесть, что «общие людские потери за годы войны составили 26,6 млн чело-век», то мирных жителей погибло больше, чем воинов на полях сражений.

Уставшие от ужасов войны, с сокрушенными сердцами шли они в храмы, принося покаяние перед Богом. Так сбывались слова пророка Да-вида: «Жертва Богу — дух сокрушен. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50). И чем, если не верой, держался окруженный город, получавший мизерную помощь извне? Эту веру укрепляла в людях Православная Церковь подвигом своих пастырей. В народе появлялись ростки веры, изживались пораженческие настроения. Современный писатель Даниил Гранин в своей «Блокадной книге» с удивлением отмечает,  что главным действующим лицом в блокадном городе становится неизвестный прохожий. Этот «кто-то» поднимал упавших и помогал им. Этот «кто-то» и был проснувшимся в людях состраданием. История блокады — история совести. Желание остаться порядочным, желание не расчеловечиться было характерно для многих. И выживали, спасались те, кто спасал других. Задача тех, кто не на фронте, была остаться людьми.

В 1941 – 42 гг. на долю митрополита Алексия (Симанского) и всей ленинградской епархии выпали самые тяжелые испытания. «В январе 1942-го город начал вымирать. В соборе еще в начале зимы отключили электричество… Владыка видел, что люди начинают опускаться, перестают следить за собой. Он понимал: это начало смерти и усилил требовательность кокружающим». Ведь для того, чтобы выжить, надо было двигаться – помочь ближнему, при-везти воды, найти дрова, постирать и т.д. От голода многие певчие в соборе погибали стоя на хорах. «Кто-то решил: раз церковь отдел-на от государства, певчим полагаются только хлебные карточки»63. «Но вот настал день, когда по карточкам ничего не дали. Потом второй, третий…» Если в начале войны численность городского населения составляла по одним источникам 2 457 60865, по другим – 2 540 000 человек, то после прорыва блокады в январе 1943г. в городе на Неве оставалось 626 300 человек. Вокруг церквей каждый день можно было видеть сотни гробов над которыми совершалось отпевание. Этим скорбным делом занимались священники епархии во главе с митрополитом Алексием. Каждый вечер, даже во время бомбежки, митрополит вместе с небольшой группой верующих обносил вокруг Никольского собора икону Божией Матери «Знамение».

Разоблачая в своих проповедях антихристову сущность фашистской идеологии, и ежедневно вознося молитвы о победе русского оружия, священники вселяли в сердца жителей «северной столицы» уверенность в победу над врагом. Религиозное возрождение и рост национально-патриотического самосознания, центрами которого были православные приходы, не только в городе, но и на оккупированных территориях, почувствовали сами оккупанты. Поэтому отступая, они убивали священников, массово сжигали храмы (44 храма в Ленинградской области) и грабили их имущество70. «Побитые и позорно отогнанные от Москвы, фашисты искали удовлетворения в мести… Обозленные поражениями их армии, они пустились вымещать свои звериные чувства на мирном, ни в чем не повинном населении… Чем объяснить эти неслыханные надругательства над людьми? «Цивилизованный» фашист не просто убивает людей, а во имя своей каннибальской науки исследует процессы всех видов умерщвления… Колесования и истязания христианских мучеников первых трех веков нашей эры превзойдены современными безбожными мучителями… Разрушения и надругательства в храмах Калинина, Солнечногорска, Волоколамска, Можайска, Вереи, Боровска, опустошения и уничтожения древних и современных святынь в монастырях и селах Московской области, где погибли от руки фашистов памятники живописи и зодчества, ценимые мировым искусством и теперь безвозвратно утраченные и ничем не заменимые, – оплакивались в Москве и подымали бурю гнева против лютого врага», – писал профессор Г.Георгиевский 10 апреля 1942г. Открыто приступили оккупанты к уничтожению Православия на захваченных территориях 16 мая 1942г. Тогда глава Восточного министерства А. Розенберг в своей речи заявил: «В любом случае мы будем препятствовать, чтобы великорусская Православная Церковь господствовала над всеми народностями… Следовало бы далее обдумать введение латинского шрифта вместо русского» . Отсюда ясной становится цель нацистов — разделив верующих «по признакам национальным и территориальным» с помощью новой сатанинской синкретической религии во главе с «обожествленным» Гитлером разобщить, а потом стравить между собой народы нашей страны и уничтожить нашу Православную Церковь. Причем государственная церковь в самой Германии обязана была в проповедях проводить параллель между Христом и Гитлером. Современный автор архимандрит Августин (Никитин) замечает, что свои, пронизанные религиозной символикой речи Гитлер иногда заканчивал словом «аминь». В создании мифа о Гитлере большое место отводилось религиозному аспекту. «Участники массовых митингов в присутствии фюрера отмечали, что их атмосфера была ближе к атмосфере богослужений, чем к политическому собранию». Обязанностью преподавателей богословия в немецких университетах было подписание клятвы в которой Гитлер ставился выше Христа

И не случайно острие борьбы с религией на оккупированных территориях было направлено именно против приходов Русской Право-славной Церкви «как носительницы враждебной Германии русской национальной идеи», способной сплотить народ. Однако директива Розенберга, определявшая религиозную политику на оккупированных территориях, себя не оправдала. По словам английского журналиста А.Верта именно «Церкви стали центрами «русицизма» вопреки ожиданиям немцев… Они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания». Так было потому, что большинство приходских общин и воссозданных епархий поддерживали каноническое общение с Московской патриархией. Многие клирики участвовали в партизанском движении. Причем в основе возрастающего патриотического самосознания народа лежала уже не столько коммунистическая, сколько христианская и национально-освободительная идея. Уже в сентябре 1941г. Сталин, почувствовав шаткость своего авторитета, говорил: «У нас нет иллюзий, что они (русские люди) воюют за нас. Они воюют за Родину».

Таким образом огромное значение Церкви заключалось в создании «нравственных условий победы» . При этом обнаружилась тесная взаимосвязь между возвращением к религиозно-нравственным ценностям и подъемом боевого духа народа, защищавшего не только свое Отечество, но и веру отцов. Распространенным примером патриотизма верующих была их посильная материальная помощь армии и государству. Так, взносы в Фонд обороны непосредственно от РПЦ составили в годы войны более 300 млн. руб. Уже с 23 июня 1941 г. церковные приходы со всего города начали с одобрения владыки Алексия сбор средств на оборону, не смотря на существовавший с 1918 г. Запрет властей на благотворительность. В конце 1941 г. взносы всех городских православных приходов достигли 2144 тыс. рублей. Однако подобная деятельность оставалась под запретом и после начала войны, поэтому приходам было разрешено передавать пожертвования только в фонды Красного креста, обороны и другие общие фонды. Верующие повсеместно собирали для солдат продовольствие и теплые вещи. Многие шли в народное ополчение, а оставшиеся участвовали в оборонных мероприятиях, маскировке соборов и других объектов. При этом богослужения в действующих храмах продолжались ежедневно, а количество прихожан увеличилось, несмотря на постоянные обстрелы города. В своих  «Посланиях к Ленинградской пастве» владыка Алексий, ободряя верующих, свидетельствовал о той любви к Отечеству, которая помогала им выстоять. Собранные ими средства пошли на строительство танковой колонны им. Димитрия Донского и авиаэскадрильи им. Александра Невского. Фронтовой кинодокументалист Николай Сотников в своем очерке «Три встречи с патриархом» писал, как ему во время съемок фильма о блокаде пришлось быть свидетелем сбора средств на оборону города. В Никольском соборе, где тогда находился владыка Алексий, «перед нами проходили старики и старухи, встречались инвалиды средних лет, были женщины, дети… Меня буквально потряс, – вспоминал Николай Афанасьевич, – рассказ митрополита о том, что верующие собирают деньги… на территории, оккупированной врагом, и пересылают в осажденный Ленинград».  «А мы, в свою очередь, — продолжал митрополит, – все собранное передаем руководству города для отправки в Москву».  Все это доказывало, что ни сталинские репрессии, ни война не смогли уничтожить духовную жизнь в городе. Кроме закрытой в январе — апреле 1942 г. Серафимовской кладбищенской церкви богослужения проводились во всех действующих храмах города. Прихожане Князь-Владимирского собора вспоминали, что не-смотря на лютые морозы, возрастала его посещаемость, много было причастников, постоянно служились молебны и панихиды. Тогда же служился во многих храмах молебен «В нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну 1812 года». Командование Ленинградского фронта во главе с маршалом Леонидом Говоровым посещало богослужения в Никольском кафедральном соборе. Не случайно эти храмы фашистские самолеты бомбили и расстреливали из пулеметов. «Общий ущерб, нанесенный Князь-Владимирскому собору с августа 1941-го по 1 мая 1943 г. составил 5 млн. 514 тыс. руб. В 1943 г. особенно часто обстреливался Никольский собор. Однажды в него попали сразу три снаряда, причем осколки врезались в стену покоев митрополита Алексия (Симанского)».

Подобно кающейся ветхозаветной Ниневии (Иона. 3:5 ) блокадный город проходил поприще тяжелейших Рождественского и Великого постов. Так постом и молитвой (Мф. 17:21) люди отгоняли от себя дух неверия и сомнения. Они изгоняли врага из сердца и избирали жизнь (Втор. 30:15). «И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего» (Иона. 3:10). Не случайно вскоре была открыта «Дорога жизни» через Ладогу! В апреле 1942 г. в своем «Пасхальном послании» владыка Алексей особенно отмечал: «В этот день, 5 апреля, исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в ледовом побоище святым князем Александром Невским — небесным покровителем города на Неве». Конечно, для верующих эти совпадения были не случайны, а имели глубокий духовный смысл, являя собой великую милость Божию и заступничество благоверного князя. Для писателя-блокадника М. Кураева образ окруженного врагом города вырастает в героическую Личность, когда он восклицает: «город был тем высочайшей жизнестойкости организмом, который умножался силой горожан и сам эти силы поддерживал. Изможденным он отказывал в праве на смерть, он требовал непрерывной городовой службы». Так «Город из последних сил удерживал на весах жизни тех, кому был обязан своей жизнью».

Эти слова можно вполне отнести и к нашей святой обители. Огромным разрушениям был подвергнут во время блокады комплекс Александро-Невской Лавры. Осенью 1941 г. в нем устроили укрепрайон с 9 огневыми точками. Троицкий собор оказался занятым под боеприпасы и воинский склад, а в Федоровском корпусе размещалось бомбоубежище. Тогда же в части лаврских зданий разместился приемно-распределительный госпиталь №191. Комплекс зданий Лавры на картах фашистов был обозначен  как военный объект и потому был подвергнут варварским обстрелам и бомбардировкам. Особенно  пострадал Митрополичий корпус и здания, которые фасадами выходят на Неву. Пострадали кладбища, а также Лазаревская церковь. На ней от осколков особенно пострадала кровля. Значительные разрушения претерпел Свято-Троицкий собор. В нем были повреждены угловые части стены и карниза главного фасада, крыша правого нефа, оконные переплеты, своды и ний таких известных полководцев, как святой благоверный князь Александр Невский, Федор Ушаков, Александр Суворов, Михаил Кутузов. И обращение к светлой памяти этих защитников Отечества стало важной частью работы властей по патриотическому воспитанию военнослужащих, находившихся в то время на территориии Лавры, а также многих горожан, приходивших сюда в 1942—1943 гг. К могиле великого русского полководца А. В. Суворова приходили воины, отправлявшиеся на фронт. Здесь они обещали отстоять наш город и сдержали свое обещание. Одним из первых поражений Гитлера явилась Тихвинская операция. Когда 9 декабря 1941 г. Тихвин был освобожден Вера Инбер писала, что, может, отсюда начнется спасение города. И, хотя Сталин этой победой тогда не воспользовался, духовное возрождение почитания святынь Лавры, как одного из центров формирования национального самосознания, можно назвать чудом.

Одним из духовных светочей был в это нелегкое время преподобный Серафим Вырицкий. Старец, призывая благодать на защитников Родины, тысячу дней молился на камне о победе Правды Божией над фашистским нечестием. Молясь, он соблюдал особенно строгий пост, вкушая в день одну просфору и немного тертой моркови. Пил старец святую воду. Так великий молитвенник в оккупированной врагами Вырице повторил подвиг святого Серафима Саровского. Многочисленными были случаи, когда священники на оккупированных территориях в проповедях призывали народ к борьбе с фашизмом и служили молебны о даровании победы Красной Армии. Не случайно, например, в Полесской епархии число священников к 1944 г. уменьшилось в связи расстрелами на 55%. Среди многочисленных проявлений патриотизма верующих можно назвать тот факт, что многие вернувшиеся из сталинских лагерей на свободу сразу же шли в ряды действующей Красной Армии. Никто тогда не вел учета сколько священников погибло на фронтах Великой Отечественной, однако остались воспоминания священнослужителей об участии в боевых действиях.

О религиозном подъеме в епархии говорят данные статистики по северной столице. Только в одном кафедральном Никольском соборе в первой половине 1944 г. совершено было 86 тысяч требоотправлений. А в первом полугодии 1945г. эта цифра возросла до 110 тысяч. Современный автор Н. Д. Козлов пишет, что говоря о роли морального фактора в победе над фашизмом, «нельзя не замечать и истоки духовного потенциала, содержащиеся в народном опыте, в общечеловеческих нравственных ценностях». Трагические события войны произвели перемены во взглядах сталинского руководства на роль религии. Не идеологические, а именно универсальные человеческие и национальные духовные ценности становятся главными в формировании сознания народа.

На перемены в отношениях правительства к Церкви также оказывали влияние ожидания открытия «второго фронта» и желание воздействовать на союзников. Та власть, которая десятилетиями гнала Церковь, теперь, защищая страну, была вынуждена стать на защиту Православия в ней. Эта перемена коренным образом изменила характер церковно-государственных отношений.  Конечно, репрессии по отношению к верующим в стране не закончились, но, несмотря на это, в тяжелых условиях войны все больше проявлялись «вековые традиции национального и патриотического служения русского православия», сложившиеся еще в периоды смутного времени в нач. XVII в. и т. д. Изменение церковно-государственных отношений являлось негласным признанием партийным руководством своей крупнейшей политической ошибки. Когда в 1943 г. был распущен «штаб мировой революции» – Коминтерн – власти показали, какой приоритет для них имеют не идеологические, а общенародные ценности. Так разваливалось шаткое здание «воинствующего безбожия», замешанное на терроре, пытках и убийствах 20-30х. гг. В том, что в сознании народа происходили глубокие изменения, можно было убедиться, глядя на переполненные верующими храмы, в которых, силой Божественной благодати, абсолютно разные в миру люди становились единым «народом Божиим». Такой массовый характер обращения к Церкви не могли не замечать власти, вынужденные в городе на Неве раньше, чем в других регионах, изменить свою церковную политику. В это время еще более активно проводится в жизнь линия на укрепление общенародного единства, учитывающая интересы верующих. Теперь важную роль в активизации сознания и раскрытии народных сил начинает играть пропаганда дружбы славянских народов. Так в 1941 г. образован Всеславянский комитет, проводивший большую работу по развитию связей с зарубежными славянскими организациями. Отказ от одностороннего «классового подхода» по отношению к другим странам приводил к постепенному смещению философских и политических приоритетов в сторону общегуманистических ценностей.

В 1942 г. жизни православных произошли изменения к лучшему. Перед Пасхой был снят запрет на проведение крестных ходов вне храмов. В блокадном городе православные приходы регулярно снабжались вином и мукой для богослужений. В 1943 г. был ликвидирован обновленческий раскол. С избранием митрополита Сергия Патриархом обновленчество утрачивало свою значимость и в глазах правительства, сделавшего свой окончательный выбор в пользу Московской Патриархии. Началось возвращение обновленческих приходов в лоно Матери-Церкви. Особенно важно, что не имеющая юридического статуса Церковь умножала и расширяла свое влияние в стране. Она не только утешала верующих, но и укрепляла веру в окончательную победу над врагом. Высокий рост в стране был связан с общими для всех тяжелыми испытаниями. В результате сформировавшейся во время войны новой церковной политики властей, отличавшейся относительной веротерпимостью, 1 декабря 1944 г. вышло постановление Совнаркома «О порядке открытия церквей и молитвенных зданий на территории, освобожденной от немецкой оккупации». Современный автор Дмитрий Беляев, отвечая на вопрос «Как не повторить ошибки прошлого?» приводит слова святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Если соберем волю каждого в одну волю — выстоим! Если соберем совесть каждого в одну совесть — выстоим! Если соберем, любовь к России каждого в одну любовь — выстоим!»106. И обескровленная и гонимая властями Русская Православная Церковь сумела выстоять сохранив тот духовный потенциал, который особенно проявился в годы войны, сплачивая народ и поднимая его на борьбу с врагом.

1 апреля 1945г. святейший патриарх всея Руси Алексий (Симанский),  скажет о нашем городе такие слова: «Град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь от гроба  залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте… Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопастырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания».