ИСЦЕЛЕНИЕ НА ИСТОЧНИКЕ

а автостанции сидела на скамеечке голубоглазая женщина с дочерью лет пяти. Они ждали автобус. Автобус шёл в село, где находился монастырь. Девочка и женщина собрались на Богомолье. У девочки было больное сердце. Мать девочки надеялась на исцеление. Девочка кормила голубей. Вдруг к ней подошёл мальчик. У него были голубые глаза, длинные ресницы и длинные белые волосы.

– Я знаю, как помочь тебе! – сказал Он, – тут есть источник неподалёку. Там ты получишь исцеление.

– А ты кто? Почему я должна верить тебе? – спросила девочка.

– Я Ангел. Потрогай мои крылышки.

Анна (так звали девочку) потрогала Его золотые крылья.

– Мой добрый Ангел, отнеси меня на тот источник! – попросила девочка.

Вскоре они оказались на источнике. Купальня была открыта. Прочитав молитву, Ангел трижды окунул в воду Анну. Перед ними предстала Пресвятая Богородица. Она благословила девочку и сказала ей, что теперь она здорова. Девочка благодарила Пресвятую. Ангел отнёс девочку обратно на скамеечку автостанции. А её мама даже не заметила, что девочки  какое-то время не было рядом с ней.

– Мой славный Ангел, не покидай меня никогда! Благодарю тебя! – сказала Анна.

Ангел улыбался. Его длинные белые волосы развивались на ветру.

…От источника шёл Святой Свет. Прекрасная Богородица Дева Мария умывала в нём Своё Лицо. От этого источник и стал целебным.

ПИСЬМА БОГУ. Перед раем…

Евгений Боровой

Господи, спаси и помилуй!.. На Твоё Рождество умерла (бабушка сказала — преставилась) моя чудесная подруга Настенька. Бабушка обняла меня, и мы долго горько плакали…

В гробике она лежала, как настоящая принцесса: на голове — большой венок из белых живых цветов, скрывший её больничную уродливую «стрижку»; он был похож на фату, а лёгкое, также белое, платье походило на свадебный убор…

После похорон (помилуй меня, Господи; может, неправильно поступила) я поведала Павлику, что Настеньке он нравился. В глазах у мальчика стояли слёзы, когда он говорил: «Мне она тоже нравилась. Она такая замечательная!»

Дней через десять я… встретилась с подругой! Она мне — приснилась. Будто иду я по дивному разнотравью и разноцветью. Воздух словно на меду настоян. Птицы поют голосами неслыханными; небо невиданной синевы, кажется, со всех сторон соприкасается с лугом, вокруг которого высятся сказочные замки, похожие на сияющие церкви с золотящимися куполами. И колокольный звон — не земной, а необычный: он вливается не в уши, а прямо в сердце, в душу. И душа трепещет, и сердце ликует, и я, чувствую, не иду, а лечу; и волосы развеваются в полёте, и платье — будто крылья.

А навстречу — златоглавый ангел в свадебном одеянии: всё ближе и ближе… Над его солнечными волнующимися кудрями волос вижу знакомую (ах!) свадебную фату… Насти. Да это же не златоглавый ангел, а сама Настя — улыбающаяся, живая, сияющая небесной красотой, счастливая!

Мы одновременно «приземлились». Я радостно протянула руку, чтобы прикоснуться к её «отросшим» волосам, однако встретила мягкую, тёплую, но непреодолимую прозрачно-невидимую преграду, и услышала тихий, чарующий голос:

   — Тебе ещё рано сюда, Мария!

Он очень походил на несказанно-добрый голос моего дедушки… Господи, это был Ты?!

Потом зашевелились губы Насти, но её голос я услышала лишь через несколько мгновений, словно он преодолевал какое-то расстояние (так бывает в грозу, когда после вспышки молнии раскат грома раздаётся спустя некоторое время):

— Машенька, не беспокойся за меня! Умирая, я говорила о красоте земного мира. Точнее, мне было страшно расставаться с мамой, папой, с тобой, близкими… А красиво, чарующе красиво — именно здесь, в раю. Тут… трудно даже передать словами… блаженно… Когда мой Ангел Хранитель возносил меня сюда, то успокаивал: «Ты за свои земные страдания сразу попадаешь в рай — в вечное блаженство»… Передай, пожалуйста, Маша, мои слова маме и папе: я их буду терпеливо ждать. И тебя — тоже.

   Доселе не слышанный неземной колокольный звон вливался, вливался, словно озоновый дух после грозы, в сердце моё и в душу, а слух мой внимал небесной мелодии удаляющегося Настиного голоса:

   — …Буду… ждать. И тебя — тоже… тоже… же-е-е…

Я проснулась и до-о-олго шептала Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную»…

Журнал    

Правда и вымыслы о «Домострое»

 

 

ВИКТОР ПЕТРОВ

 писатель – историк

 

 

ПРАВДА И ВЫМЫСЛЫ О «ДОМОСТРОЕ»

 

Не повезло этой рукописной книге со временем её выхода из печати. Много воды утекло, сменились эпохи с той поры, когда  Сильвестр составлял её, редактируя и приводя в соответствие с нормами тогдашнего русского языка, как литературного, книжного, так и народного, разговорного, из разнообразных, древних и новых, источников, тексты о домашнем обиходе и обычаях семьи, этой высшей ценности русской цивилизации. Ох, как не повезло!

Протопоп Сильвестр жил в XVI веке, входил в ближайшее окружение молодого царя Ивана Василевича, впоследствии названного Грозным, был его советником. А печатное издание «Домостроя» увидело свет и стало известно широкому читателю лишь во второй половине  XIX века. Во время расцвета русского царства была православная страна,  верная традициям предков, а стала Российской империей, следующей по пути прогресса. Трёхсотлетняя пропасть! Читающая публика, светская интеллигенция, уже получала западноевропейское образование, научное и атеистическое в своей основе, а книга «Домострой» создавалась для глубоко верующего христианина.  То, что было с полуслова понятно русскому человеку той поры, искажалось, сознательно и неосознанно (чаще первое!) западниками и даже славянофилами  времени перемен и грядущих революционных преобразований.

Уже в XVII веке появилась трещинка на европейском фасаде Руси (польско-шведская интервенция), в XVIII прорубилось усилиями Петра Великого окно, выросшее к исходу столетия в анфиладу окон, а в XIX веке появились дверные проёмы в Европу, широко распахнулись ворота, причём они отворялись с обеих сторон. Но в деревнях, общинах старообрядцев и церковных приходах продолжали хранить традиции народного православия. И вот появляется книга, как тогда показалось, тянущая из цивилизованного на западный манер мира в прошлое, ещё хранящееся в русском народе,  как и вечные человеческие ценности. Для читающей публики это было отягчающим обстоятельством, наглядным примером «отсталости» России. И эта крестьянская правда тотчас была принята в критические штыки той интеллигенцией, которая внутренне приняла европейское направление развития.

И вот тогда-то и возник нелепый, но прилипчивый термин «домостроевщина», понимаемый как нечто уже устарелое, консервативное, тянущее вспять, даже варварское и жестокое по отношению к детям, женщинам, свободе индивидуума. Причём  именно иностранный читатель первым стал распространять мнение о якобы диком быте русского человека, а наш обыватель с удовольствием ему вторил. Не читали, но осудили – это так знакомо! Набрали цитат, причём оборванных, – и на тебе! Как же нам, теперешним, с этим ярлыком совладать, как уверить нынешнего читателя, не историка, понимающего значение  этого источника русской культуры, не философа, а простого человека, что все эти вымыслы-домыслы ничего общего  с «Домостроем» не имеют? Нет в нём никакой «домостроивщины», а есть   правдивое свидетельство чистоты национального самосознания, той краеугольной опоры, что если вынуть её из-под фундамента нашего дома, то петля западного просвещения, накинутая на горло человечества, страдающего безверием, затянется. На русское прошлое следует смотреть русскими же глазами.

                                                                   1

Предлагаю просто открыть и начать читать эту великую книгу, непредвзято осмысливая тот опыт домашней жизни и семейного лада-уклада, что накопили наши предки со времён принятия святым Владимиром христианства в его православной («ортодоксальной») форме вероисповедания и до самого момента её написания, до эпохи совершенного расцвета Московской Руси. ( «Домострой». / Сост. вступ. статья. пер. и коммент. В.В. Колесова. Подготовка текстов В.В.. Рождественской, В.В. Колесова и М.В. Пиминовой.  –  М.: Сов. Россия, 1990 –  304 с.). Полное название памятника классической русской литературы: «Книга, называемая Домострой, содержащая в себе полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину – мужу, и жене, и детям, и слугам и служанкам». В ней 66 глав, а в некоторых списках добавлены  «Чины свадебные», о чём будет отдельное исследование.

Начинается «Домострой» с проблем «духовного строения» человека и общества. Это понятно, поскольку духовное – верховное, освещающее душевное («мирское строение») и телесное («домовое строение») божественным светом, вне которого  правды нет. Само слово «строение» (строй) означало в те отдалённые времена на Руси то, что впоследствии обозначали термином  «наука», хотя понятия эти не равнозначны («домостроительство» – калька слова «экономия»). Перед нами не наука абстрактная, отвлечённая, а, скорее, ответ на вопрос «как жить по совести и умереть достойно». В западноевропейском обществе дом и церковь были разделены, назидательные повествования (поучения) и хозяйственные рекомендации в зарубежной традиции практически не пересекались, как, например, в  книге «Парижский хозяин» и других, ведущих начало от античного автора Ксенофана, создавшего эталонную книгу для западной цивилизации «О хозяйстве».

«Домострой» совсем другое дело. Уже в начале книги, обращаясь к читателю, автор настраивает его на связующее всё живое понимание любви: «Аще стражет един уд – то вси с ним стражут (апостол Павел, 1 Коринф. 12, 26),   –  тако ж и ты, не о себе едином пещися, но и о жене, и о детях своих, и о прочих и о последних домочятцех, вси бо есми связаны единою верою к Богу. И з добрым сим прилежанием имеи любовь ко всем (выд. В.П.), по Бози живущим, и око сердечное, взирающее к Богу, и будеши сосуд избран, не себя единого несыи к Богу, но многих…». Слово любовь пронизывает всю книгу и озаряет каждую её страницу. Надо помнить это и не искать отдельных слов о любви между мужем и женой. Это подразумевается, это само собой разумеется. И ещё, христианская любовь не сводится, как это часто трактуется в наши дни, к телесной близости между мужчиной и женщиной, но мужем и женой («плоть едина»), она от Бога («Бог есть любовь») и по закону иерархии последовательно освещает и духовное, и душевное, и телесное мироздание. По сути, персонажи «Домостроя» – идеальные люди, образцы для подражания, такие, каким должен  быть человек, но вряд ли является. Это во многом утопические главы, выдающее желаемое за действительное. Стилистически, начиная с Предисловия, текст создан на понятном книжном и народном изустном, пословичном языке. Перед нами образное повествование о доме, о дворце и царстве, о трудах и заботах человека любого века, поскольку все являются детьми Бога Отца и Сына и Святого Духа, жителями вечности.

Вот перед нами первые 15 глав «Домостроя». Они посвящены духовному строению человека, правилам христианского общежития в доме и храме (дом и храм – едины, церковное и светское соединено авторитетом прошлого, даже непомерно глубокого). Главное, как  «быти… (жить) во всякой чистой совести и в правде». До XVI века книжное слово «совесть» и просторечное «правда»  являлись синонимами. Жить по правде издревле означало жить правильно,  по совести – по Евангелию (Благая Весть), христианскому Закону и глубинным народным обычаям, то есть по заветам предков.  И то и другое – одно этическое понятие, имеющее равное отношение к «праведному житию». Муж обязан, отсекая всякие дикие привычки, как глава семьи «жену поучяюще (наставляя), тако ж и домочядцов своих наказующе (поучая), не нужею, ни ранами (битьём), ни работаю тяшкою, имеюще, яко дети во всяком покое: сыты и одены, и в теплом храме (избе), и во всяком устрое». Иными словами быть «трудником к Богу и неосудником всякому человеку», иметь «любовь нелицемерную во всем». И так по всей социальной лестнице: «возлюби всякого человека, по образу Божию созданного», «царя или князя», «отцов своих духовных…, архиереев», относись с доверием и любовью к священникам, которые дают полезные советы «как мужу наставлять и любить жену свою и детей…». Домострой советует при всех бедах «не впадать в отчаянье», следовать за духовными наставниками – они «уврачуют тебя». Далее следует перечисление святых дел, список которых не длиннее (короче!) деяний нашего времени, которые происходят от отступления «закону христианского отческого предания». Особо бичуются те отклонения, когда  «… от жён блудят, или содомский грех  содевают и всякое бесовское угодие…». Недобрые дела занимают многие страницы этих глав, создаётся впечатление порочности целого народа, но это не так. Просто такова природа зла, что в перечислении  оно превосходит добрые деяния. Вспоминается из Лермонтова: «Но людям я не делал зла, /  И потому мои дела/  Не много пользы вам узнать,/ А душу можно ль рассказать…». То, с чем человеку необходимо вступить в битву, неисчислимо, целое бесовское войско! Оно скорее по своему дьявольскому числу бросается в глаза, нежели добродетели. Правда же – одна-одинёшенька. Составители «Домостроя» пытаются именно «душу» рассказать. В нём приводятся обильные выписки из Кормчей книги с толкованиями от святых отцов, как врачевать себя от греховных обычаев, порождённых искажённой природой человека и передаваемых из поколения в поколение волхвами, волшебниками и чернокнижниками. Они делают однозначный вывод: такие люди «от церкви…  – да отженутся». Примечательно, что применён глагол «отженить», что одновременно означает разрыв с пагубными пристрастиями и бракоразводный процесс (уйти от жены).

Итак, «государю» своего дома надо жить «со всею любовью и чистой совестью»: «чистота хранити, и всякого зла не творити». Это общее и для царя и для главы обычной семьи. «Домострой» адресован всем русским людям, по всем ступеням социальной лестницы. Идти божьей дорогой добра – разве не прекрасны эти слова? Кто в них кинет камень? Может, и кинет какой-нибудь уж окончательный атеист, нигилист и эгоист. В них суть «духовного строения». Но современный, критически настроенный читатель «Домостроя» словно пропускает без должного внимания первые пятнадцать глав и сразу же переходит к главам мирского строения (16-29 главы),  то есть к большесемейным отношениям («челядь» в собирательном значении) со «своиственниками», вызывающими его неприятие. И уже не читает, утратив запал критицизма, о «домовом строении» (30-63 главы), наиболее реалистическую часть, написанную крепким русским языком, считая его заведомо устарелым. Но если первые главы пропустить, то не понять и последующих разделов «Домостроя». Как раз в начале книги даётся камертон к остальным текстам. И совершенно не понятно, как эти главы, в которых церковные и народные идеалы сливаются в единый взгляд русского православного человека времён Московской Руси, можно опустить, тем самым искажая исторический источник. Может быть, именно «правда» образа семьи колола глаза либералам, вызывая отторжение отчетливо выраженного в этой книге русского национального и религиозного самосознания? Похоже, что именно так. И, как видим, надолго, до сегодняшнего дня, до западного понимания индивидуальной свободы, не знающей берегов, когда семья с её духовной организацией стала считаться анахронизмом, а идея индивидуальной свободы перешла в свою крайность, вплоть до свободы смены полов в детском возрасте. Что плохого в том, что наши предки молились о семейном счастье, обращаясь к Богу и Богородице, помня о Святом семействе, о бракосочетании в Кане Галилейской (первое чудо Иисуса Христа, превратившего воду в вино, телесное в духовное)? Но тогда ещё не знали крайнего научного «обмирщания», хотя зерно сомнения было уже посеяно и осталось недолго ждать, когда появятся ядовитые цветочки. «Домострой» и явился противоядием от настоящих и будущих бед, от попыток разрушить традиционную семью.

 

                                                          2

В русском народе было ясное понимание, что прежде всего семью («челядь») необходимо напитать, одеть, обиходить, то есть осуществить действия телесные, а уж потом думать о духовных деяниях, о воспитании христианской духовности, прямо как в русской сказке – сначала накормить, напоить, в баньке помыть, спать уложить, а уж после расспрашивать: кто такой да откуда. С этой деятельной народной мысли начинается вторая часть «Домостроя», в которой наглядно, по главам, даётся чередование деяния и умосозерцания, всё строго регламентировано, упорядочено. Первое у читателя не вызывает протеста, он просто проглатывает вкусные подробности: «в мясные дни хлеб решетныи, шти по вся дни да каша с ветчиною житкая, а иногда густая, с салом, переменяя, часть мяса, каково лучитца дадут к обеду, а у ужины шти да молоко, или кашка; а в посные дни шти, кашка житная, иногда с соком, а иногда горох…», короче, по русской поговорке: «щи да каша пища наша».  А вот описание непрерывного по всей жизни воспитательного процесса («достучаться до сердца»), данного в 21 главе «Како детеи учити и страхом спасати», требует обширного комментария, поскольку именно он, раскрывая отношения между членами семьи, вызывает у читателя массу вопросов: «Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою, даст красоту души твоеи. И не ослабеи, бья младенца: аще бо жезлом бьеши его, не умрёт, но здравие будет, ты бо бья его по телу, душу его избавишь от смерти…  И не дай же ему власти во юности, но сокруши ему ребро, донели же растет, да ожесточив не повинеттися, и будет ти от него досажение и болезнь души, и тщета домови… и досада зла. Аще дети свои воспитаете в страсе Божии и в поучении и во всяком наказании, и до совершена возраста сохраниши их во всяком целомудрии и в чистоте телеснои, и законного брака сочетаеши со благословением, и устроиши и будут наследници имению твоему, и дому, и всему стяжанию твоему, яже имаши, и упокоят тя на старость твою, и по смерти вечную память сотворят родителем своим, и сами во благословении пребудут в веки, и от Бога великую мъзду получят в сем веце и в будущем, пребывающее в заповедехъ Господних». Умная порка – не порок. На Руси она, конечно, практиковалась, олицетворяя принцип неизбежности наказания за проступок. Однако «Домостроем» она не приветствуется и регламентируется, смягчается насколько это возможно. Но либеральный читатель видел другое.

«Как это возможно!  –  возмущается прогрессист  –  младенца бить жезлом, смертным боем по телу! Даже ради спасения мифической души телесные наказания, сокрушающие рёбра, не приемлемы, подсудны ювенальной юстиции. Что за варварство! И можно ли в страхе воспитывать ребёнка, выбивая из него палкой болезнь души?» Что на это, добропорядочный обыватель, тебе возразить? Может, народной поговоркой: «Читал книгу да видел фигу»? Так ведь обидишься и останешься при своём мнении. Или напомнить тебе, что лексика старинных текстов имела другое значение, что в своё время никакой дикости и жестокости в этих речениях не усматривали. Так ведь не поверишь, усматривая в печатных листах то, что есть в самом  тебе? Или сослаться на «Слова» Иоанна Златоуста, который использовал в своём поэтическом красноречии фразу «накажите з млада дети своя… любеи сына своего жезла на ны не пощади», часто цитируемую в отечественной переводной литературе, например в «Измарагде» (глава 53) под названием «Слово притча о наказании к родителем». Не поможет, поскольку сильна связка слов в сознании критика: жезл – младенец – наказание – рёбра – смертный бой – страх Божий. Но каково значение для позднего русского средневековья этих слов?

Из всех значений слова «жезл» ( смотри у Владимира Даля), взято лишь одно –  «палка», но по смыслу контекста в «Домострое» имеется в виду нечто противоположное, и даже не посох архиерейский, и не знак власти маршальский, не предмет материальный, типа жезла регулировщика дорожного движения, а символ духовной власти, как у поэта XVII века Симеона Полоцкого «Жезл правления» ( в нашем случае – домостроения), как в Библии – символ Божественных заповедей, нарушение которых настигает родителей в виду разрушительных, гибельных последствий для детей и домочадцев греховных действий. Ну и причём здесь сучковатая палка, как считают ювенальные педагоги Запада и наши подражатели, когда речь идёт всего лишь о кротком и мудром управлении собственным домом и детьми?

Словом «младенец» на Руси называли не только детей, но и недорослей, тех, кто не обрёл полноты смысла. «Наказание» вообще происходит от слова «наказ» (поучение). Оно ничего общего с грубо зауженным к нашему времени пониманием термина, как исключительно «физического наказания», не имеет. Слово «ребро» поставлено в тексте в единственном числе и означало греховные помыслы и деяния. И кто не знает русской идиомы «бес в ребро»? Значит надо бить (метить) в это символическое ребро!  Выражение «страсе Божий», повторяемое каждый день в утренних молитвах, означает страх сбиться с освещённого Господом жизненного пути, а значит, отступить от воли Божьей.  Ведь для христианина жизнь не театр, не игра, как в монологе Жака из комедии Шекспира, а – подвижнический путь, дорога к Богу. «Домострой» – не документ в современном значении, а художественное, даже поэтическое произведение. Язык поэзии, народной и книжной, не понимать надо, а прежде всего чувствовать, воспринимать совестью. Это тот страх, что венчает острие пирамиды истинных ценностей. В детстве человек боится обжечься, хотя огонь и манит его. В древности, да и сейчас, взрослые люди имеют страх перед нечистью (бесовщиной), перед разрушительными природными силами. Современный человек страшится ядерной войны. Без страха мы становимся беззащитны. Страх потерять страну, страх лишиться жилища Божия. Не уклоняться от Господнего пути –  вот смыл христианского отношения к жизни и окружающим людям. Кстати, отсюда и «жезл» как духовный указатель правильного направления. Чтобы стать музыкантом, необходимо иметь абсолютный слух, а чтобы стать человеком – абсолютный Страх. Божий. Тот, кому открыта воля Господня и кто в своих делах устремляется по стремнине Его – становится великим человеком. Несомненно, люди высокого русского средневековья были людьми великими, следующими по пути, проложенному Господом.

Униженное, подчинённое положение женщины в Московской Руси, якобы во всём покорной мужчине-хозяину, мужу – тоже вымысел. «Домострой» ратует за равноправие, основанное на серьёзном разделении труда. Конечно, и в те благословенные времена не всё было так уж благополучно в традиционном мире. От языческой древности доходили ложные обычаи патриархального отношения к женскому полу, но скажем прямо, не всегда и не везде, и не в каждом этносе. Например, у мифических амазонок и у исторических сарматов была другая крайность, матриархальное женоуправство, преобладание власти женщин. Были народы, как летописные поляне, которые хранили  чистоту равноправных отношений между мужчиной и женщиной. В православной стране, каковой являлась русская земля, была бы дикой и невозможной надпись на футболке «Мужик всегда прав», как это мы порой видим в наши дни.  Конечно, в «Домострое», из лучших побуждений, авторы рисуют идеальную картину семейной жизни, но именно ту, к которой необходимо стремиться, имея  волю и страх Божий. Такие обычаи старины «наследите сыны сынов своих» то есть передайте, наследуйте сыновьям сынов ваших, всем новым поколениям. Косвенно, по тексту «Домостроя», мы догадываемся, что у родителей была единая беда – непочтительное, даже грубое отношение к ним детей: «аще кто бьет отца и матерь – от церкви и от всякия святыни да отлучится, и лютою смертию и градскою казнью да умрет». Конечно, это крайний случай, но автор смотрит по цепочке поколений прямо в наше будущее, и пытается устранить даже возможность такого отношения, усиливая свою речь поэтическими средствами: «Сих же нечестивыи именова, иже безсчествуют родителя своя. И паки рече: насмехающагося отцу и укоряющего старость матернюю, – да склюют и вранове, да снедают и орли».

И вот что удивительно: в главе 23 «Похвала мужем» нечто совсем иное. Приведём этот текст, книжный язык которого тесно переплетён с устным, разговорным: «Аще дарует Бог кому жену добру – дражаише есть камени многоценного. Таковыя от добрыя корысти не лишитца: делает мужу своему все благо житие. Обретши волну (шерсть) и лен, творит благопотребна рукама своима, бысть яко корабль куплю деющ: издалечя (отовсюду) збирающь все богатство. И встает из нощи, дает брашно дому и дело рабыням (служанкам). От плода руку своею насадит тяжания (преумножит) много. Препоясавше крепко чресла своя, утвердит мышца своя на дело (труд). И чад своих поучает, тако ж и рабынь, и не угасает светилник ея во всю нощь: руце свои простирает на полезная… Жены ради добры блажен есть муж, и число днеи его сугубо (удвоится) – жена добра веселит мужа своего, лета его исполнит миром; жена добра  – часть блага, в части боящихся Господа да будет, жена бо мужа своего честнее творящее…» Итак, похвала мужьям оборачивается в похвалу доброй жене. И это не противоречие, так как в сознании христианина жена – дар Божий и главное  достояние мужа. Любой книжный человек на Руси знал эти слова. Они идут от Ветхого Завета (Притчи Соломоновы,31, 10 – 31) и многократно повторяются  в древних сборниках разного состава. Человек некнижный слышал это и от сказителей былин.  Но лишь в «Домострое» они зазвучали как гимн жене в «Похвале  мужем» ибо жена «венец есть мужеви своему».

Конечно, реальная жизнь и в те времена была далека от поэтического восхваления женщины, и следы этого мы видим в том же «Домострое». Видим непомерную загруженность женщины домашним хозяйством, обязанностями по руководству домочадцами и многие другие её «добрые дела».  Разделение трудовых обязанностей в большой русской семье было таково, что работы всем хватало: мужу по добыванию средств для пропитания и жизни в окружающей среде, жене в собственном дому. Вот и возникла навеянная временем, исторически оправданная локализация женщины в рамках усадьбы (избы), этого тыла любой семьи как знатной, так и простонародной. Однако вечной ценности семейных отношений, декларируемых «Домостроем», это обстоятельство не умаляет. В главе 25 «Наказ мужу и жене, и детям, и людем, како лепо бытии» (как следует жить) говорится, что прежде всего следует жить по духу, в любви и кротости и не скатываться к плотским удовольствиям: «не о себе едином попечение имея к Богу, но и сущих с собою введ в жизнь вечную». Индивидуализм, перерастающий в эгоизм, во все времена  разрушал  семейный лад. Эта зараза, дай ей только волю, быстро разрастается, а противоядие  так же просто, как и трудновыполнимо: «не красти, не блясти (не блудить), не солгати, не оклеветати, не завидети, не обидети чюжаго, не претися всуе (на чужое не посягать), не осуждати, не бражничяти, не просмеивати, не помнити зла, не гневатися ни на кого, и к болшим бытии послушну и покорну, а к среднему – любовну, а к меншим и ко убогим – приветну и милостиву». Во всех поступках и делах следует быть примером для окружающих домочадцев.

В «Домострое» слились воедино любовь языческая  и любовь христианская, телесная и небесная, но явно с значительным преобладанием последней. Любовь-страсть осталась достоянием других жанров, устного народного творчества и обрядовых действий, ещё не допускавшихся в книгу. В книжном отражении действительности, можно сказать, в последнем целомудренном нравственном столетии в глазах традиционно образованного книжника понятие «любовь» было совершенно иным, нежели в последующие пятьсот лет. Между мужем и женой «Домострой» выносит за рамки действительной жизни плотскую любовь-влечение, замалчивая, как само собой разумеющееся, даже намёк на сексуальность. Это не могло не раздражать читателя. Секс на стороне, вне супружеской постели, вовсе назывался блудом, «блудилищем». И это не стыдливость писателей, а просто следование  воспитанности и образованности на высоких образцах христианской литературы. В этом мы действительно отставали от западных писателей-гениев, в своем стремлении к светскости создававших книги типа «Декамерон». Как могли, отбивались и от собственного язычества, и от западного его возрождения.   Это в плане самосохранения собственной национальной идентичности надо было хотя бы приостановить. Прикрыть языческий срам. Но, как оказалось, лишь на пару-тройку столетий. Волна вседозволенности набегала, а в наше время уже не просто волна, а девятый вал обрушился на человеческое побережье.

Необходимо принимать во внимание, что браки в позднем русском средневековье заключались рано, где-то на границе возраста полового созревания жениха и невесты. Родители обручали молодых не по своей прихоти, а в каком-то смысле по производственной необходимости. В домашнем хозяйстве требовались свежие рабочие руки. И это принималось как должное. Считалось, что «любовь приходит на подушке». И более заботились о душах молодых, о налаживании между ними прежде всего душевных отношений. Так и воспитывали молодёжь: добрая жена – дар Божий и дети – дар Божий, а не следствие простой физиологической близости. «Домострой» так и говорит: «А холостые отроки и девки в возрасте жени, по апостолу: честен брак и ложе нескверно, а прелюбодеем судит Бог». Женщин, ловких в обмане мужа, именовали – «кунка», по названию зверька куницы-ласки с мягким мехом, по-нашему, это женщины с пониженной социальной ответственностью. Но жить с ними «от Бога грех, а от людей насмех».

Учить мужьям жён своих полагалось с любовью, а жёнам также «с лубовию и со страхом внимати». Мужьям также следует учиться у добрых жён, «спрашивать вежливо и ласково» и не забывать благодарить за хороший совет. Было важно «не выносить сор из избы» и не верить наветам и оговорам «без обыску» (расследования). Но если обнаружится в доме измена или воровство (от «върать», «со-врати», но и вор, воровство в узком смысле), то и тогда «про всякую вину по уху и по виденью не бити ни кулаком под сердце, ни пинком, ни посохом не колотити, никаким железним и деревом не бити. Хто с сердца или с кручины так биет, многи притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу и перст вывихнет, и главоболие, и зубная болезнь, а у беременных жон и детям в утробе повреждение бывает. А плетью с наказанием бити, и разумно и болно, и страшно и здорово – в толке велика вина… а гнев бы не был, а люди бы того не слыхали, а жалоба о том бы не была. А по людцкои ссоре и по оговору без обыску без прямого, брань и побои и гнев никако ж бы не был… того наедине пытати (выспрашивать) добром: истинно покается, без всякого лукавства – милостиво наказать, и пожаловати, по делу смотря». И так поступать со всеми домочадцами. Какое разительное расхождение с тем, что мы наблюдаем в нашей современности!  В «Домострое» речь идёт о городской,  даже уже о новгородской большой семье со слугами и рабами. По всей  видимости, именно в ней нарушалась народная традиция. Деревенская семья и так хранила обычаи в своей избе и хозяйственной деятельности, не испытывая нужды в подобной книге. Новгород, Псков и некоторые города Русского Севера первыми приняли на себя удар Запада.

В главе 26 «О неправедном житии» говорится о тех, кто «отеческого предания не хранит» и «чинит всяку неправду». Среди множества тогдашних пороков перечисляются: «блуд, и нечистота, и сквернословие, и срамословие, клятвопреступление, ярость, гнев, и злопамятство, или з женою незаконно живёт или от жены блудит, и содомски грех содевает, или корчмит, всегда ест и пьёт без воздержания, во объядение и пиянство, и праздников и посты не хранит, всегда в нечистоте пребывает; или чародействует и волхвует, и отраву чинит; или ловы творит с собаками, и с птицами и сопели, песни бесовские любя, и зернию, и шахматы, и тавлеи… прямо есме вкупе будут во аде, а зде прокляты». Конечно, это крайнее мнение церковного автора, которое не удерживало от греха ни царя, ни простолюдина. Но оно было пропечатано на бумаге, вошло в человечество и с этих пор оказывало на здоровую часть населения огромное влияние, частично сохранившееся до наших дней, превратившееся в традицию, например, в среде старообрядцев. Формула праведного жития одна: жить «и по заповеди Господне, и по отеческому преданию, и по христианскому Закону». Она подспудно горела в поколениях и в годы массового безверия, так сказать, на глубинном генетическом уровне, в сердечной памяти, и спасала народ в смутные времена и великие смертоубийственные войны.

Третья часть «Домостроя» даёт поистине натуралистические описания избы, дворовых построек, погреба и всей снеди в нём, детальное перечисление предметов обихода, народных рецептов приготовления еды. Реализм всего изображённого зачаровывает, и это не литературный приём, а воссоздание исторической действительности. Создаётся эффект правды и доверия ко всему ранее сказанному, к идеальному образу семьи и царящим в ней отношениям. Будто входишь в музей старинного русского быта, где чистота и порядок: «у порядливой жены всегда дом чист и устроен,  – и на дворе и перед вороты на улице всегда слуги смете приметают, а в грязь пригребено, а снег зиме пригрбети ж». Как говорится «Богу приятно, а души на ползю». Всё, чем богат дом, перечислено подробно, включая и купеческий товар, и то, что на торгу не купить, а в быту необходимо, «у каждого человека огородец есть», всё запасено впрок, даже такие детали приводятся, как «брусничная вода и вишня в патоке». Для всего у автора-составителя находится ясный оборот, природное русское слово. Иностранных заимствований практически нет. Многое можно взять себе на заметку, например, «а огурци решеткую ж пригнетени по камышком легонько, а плесень всегда счищати и росолом дополнивати разсолив».  Да, это натуральное хозяйство, но при всём при этом дом не закрыт от мира, ведётся торговля, считается каждая копейка, обсуждается «како себе на обиход купити всякои товар заморскои из дальних земелъ»,  но всё необходимое в нём имеется своё, и при каком-либо бедствии можно вполне автономно жить. Таково условие самостоятельности и суверенности не только дома, но и целого города и даже державы, и традиционное философское понимание русским человеком меры открытости и меры закрытости в сохранении целостности нашего образа жизни, а значит и цивилизации: «А хто глуп и груб, и крадлив, и ленив, и ни во что не пригодитца, ни наказание не имеет – ино , накормив, да з двора спустить, и иные на таково дурака глядя не испортятся».  Прекрасный совет, актуальный и сегодня! По «Домострою» следует ныне учиться первородному, ядрёному (и ядерному) русскому языку. Чистое и правдивое русское слово, родниковая речь, которая прошла сквозь растрескавшуюся почву Руси, опалённую междоусобицей и ордынским игом, и поит людей в страшные годины нашей многовековой истории. В петровскою эпоху многое переменится, а в наши дни – на три раза перевернётся!

История имеет волновую, приливно-отливную природу. Волна откатилась – и обнажилось бесовское дно,  волна прихлынула – и вновь всё покрыто водою. И в этом непрекращающемся ритме приливов и отливов движется история, словно работает вечный двигатель дня и ночи. Но и на самом чёртовом дне мы видим человека, святых людей, чья нравственная высота столь крепка, как ледниковые валуны горюч-камней, что не подвластны разрушительным набегам волн. Именно такими людьми являются избранные авторы «Домостроя».

                                                                  3

«Домострой» собирался по векам и золотым крупицам слов, являясь сугубо национальным (народным и христианским) творением, энциклопедией жизни русской семьи от зарождения отечественного православия до рассвета Московской Руси. Мы знаем, что семейные союзы возникли ещё в родовом обществе и помним, что домашняя жизнь с трудом пережила его распад. Но постепенно она упорядочивалась, светлела и становилась ладной, поскольку без неё порядка на Руси невозможно было установить. И вот в полноте явилась она в великой, можно сказать, легендарной русской книге. С возникновением государства Русь и до времён  создания «Домостроя»  прошла не одна сотня лет. Снова потребовалось взяться за домашнее строение. Страна очутилась на пороге страшных испытаний: голода, опричных насилий, перегрузки государственного аппарата, расширения границ от океана до океана, а в следующем веке – народных возмущений, интервенций с Запада, стрелецких бунтов, Раскола церкви, что привело к эпохе Петровских преобразований и, как следствие, угрозе потери своих исконных традиций. Волны несчастий обрушились на народ, и подобная книга стала крайне необходима – она напомнила, особенно горожанам, о долгом, почти тысячелетнем пути истории. В деревнях и без этого напоминания хранили обычаи, и в какой-то мере они стали образцом, лекалом, по которому и строился «Домострой». И не удивительно, что это явление произошло в Великом Новгороде, первой столице нашей державы, если не считать Старую Ладогу, резиденцию князя Рюрика.

Есть в «Повести временных лет» запись летописца ещё до первой даты (лето 852), в которой говорится о языческих племенах, имеющих «свои обычаи, и законы своих отцов». Особо выделяется славянское племя полян. У них семейные обычаи «кроткие и тихие», они «стыдливы перед снохами своими и сёстрами, матерями и родителями; перед свёкрами и деверями великую стыдливость имеют; есть у них и брачный обычай: не идёт зять за невестой, но приводят её накануне, а на следующий день приносят за неё – кто что даст». И с неистовством неофита летописец обрушивается на те языческие традиции, что с его точки зрения должны быть искоренены, ибо разрушают основу человеческого бытования: «древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели всё нечистое, и браков у них не бывало, но умыкали дев у воды…  А радимичи… срамословили при отцах и снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами». Оставим на совести автора, видящего правильной лишь строго христианскую семью, все  эти утверждения, просто отметим обострённое внимание к проблеме семьи, её очищение от неправедных обычаев. В «Домострое» уже мирно соседствуют христианская и народная традиции семейной жизни и даются лишь в перечислении её прежние пороки. И это было мудрое и гармоничное соединение. Заметим, что киевский летописец не бросил камня в славяно-русское население Ильмень-озера, помня, что именно Великий Новгород был первой столицей Руси, и что от него пошла традиция организации семейной жизни, в итоге распространившаяся по всей  державе.

Великокняжеская семья, её устройство, оказали влияние на политическую историю страны. Забота о детях, необходимость обеспечить им достойную жизнь в итоге привела к так называемой феодальной раздробленности. Уже Святослав Игоревич, являясь главой не только всей Руси, но и правящей семьи, княжеского дома, начал практиковать раздачу русских городов своим детям. По уже сложившемуся обычаю, этот порядок продолжил Ярослав Мудрый, закрепив в «Русской правде» («правда» – закон, устав) положение: «всё рождается дома». И хотя он завещал детям: «Имейте любовь между собой, потому что все вы братья…» и обрисовал им возможную беду: «…если будете в ненависти жить, в распрях и спорах, то погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли её трудами своими великими»  –  так  на том отрезке истории и случилось. После смерти внука его Мстислава Всеволодовича Великого (1132 год) старший в роду-семье, а именно он должен был охранять единство страны, уже не смог своим авторитетом удержать процесс раздробления.  Русь распалась в итоге на множество княжеств, «вотчин» ( от слова «отчина», «отцовское»), ставших самостоятельными политическими единицами. В «Поучении» Владимира Всеволодовича Мономаха, цитируемого «Домостроем», прекрасные слова: «Старших чтите, как отца, а младших, как братьев. В дому своём не ленитесь…» остались всего лишь благим пожеланием. Вот и попала Русь в ад ордынского ига (1137 – 1480). Так праведная забота о детях (крыша над головой), и шаткое право старшего в роду наследовать власть, эта старинная семейная традиция, стали для нашей истории сплошным наказанием в узком значении этого слова.

Княжеские семьи, как правило, были многодетными. Например, у Всеволода Большое гнездо ( 1154-1212) было 8 сыновей (не считая 4-х дочерей), которых он посадил на княжение по разным городам Северо-Восточной Руси. Тем самым он поспособствовал дроблению русских земель на удельные княжества и ослаблению Руси перед натиском Запада. И это не было исключением. Его внук новгородский князь Александр Ярославич Невский (1221-1263) встретился с этой бедой и отдал предпочтение монгольским завоевателям, не покушавшимся на православную веру, отразив попытки Запада подмять Русь под владычество Римской католической церкви. Из двух зол князь верно выбрал наименьшее. Его правнук Дмитрий Иванович Донской (1359 – 1389) стал победителем Мамая на Куликовом поле (1380), но уже дети его и племянники устроили распрю, борясь за обладание престолом Великого Княжества Московского. Раздоры продолжалось 20 лет, пока не возобладал новый принцип передачи государственной власти – от отца к старшему сыну, и страна не перестала дробиться, свергнув в 1480 году при Иване Васильевиче, «государе всея Руси», остатки ордынского ига. Родственники и братья правителя теперь окончательно лишились власти над русской землёй, что и было закреплено в «Судебнике» 1497 года. Но семейные отношения продолжали влиять на ход истории страны, что наглядно показало правление первого русского царя  (с 1547 года) Ивана Васильевича Грозного. Историки отмечают, что его венчание на царство и венчание с первой женой Анастасией (в один и тот же год!) были плодотворны для Московской Руси, а после смерти царицы (была отравлена ближайшими боярами) начались грозные испытания для государства, семейная жизнь правителя не заладилась. Множество последующих браков, что противоречило установлениям православной церкви, разрушало семейный уклад царского дома и, возможно, явилось в итоге одной из причин появления «Домостроя», как справедливого укора для царя, который должен был являться образцом для подданных. И справедливости ради отметим, что для последующих царей эта книга стала мерилом их домашней жизни.

Составитель и автор заключительной главы «Домостроя» («Послание и наказание от отца к сыну») Сильвестр был священнослужителем и мастером «ученья книжного», содержал и возглавлял училище в церковном дому сначала в Великом Новгороде, затем в Москве, то есть по нашим понятиям был православным педагогом, учителем. Это сказалось на особом внимании, которое уделялось им проблеме воспитания и обучения детей в домашних условиях. Семья рассматривается им как своеобразное училище, где мать и отец в равных долях выступают в роли наставников, а дети – учеников. Содержание и стиль его письма убеждают, что он был близок к городским кругам посадского населения, что открывало путь к типичной народной педагогике. На первое место им выносятся задачи духовного и нравственного воспитания. Его формула успеха в образовании  – учить «страху Божию и вежеству». Первое означало  – «страх» жить вне божественной любви, второе – народно-былинное  понимание воспитания совершенного богатыря, образца для подражания. Другая часть этой формулы – учить детей труду, чтобы они могли «в домовитом обиходе… всякое дело начатии…ества варити, или печи што и всякие приспехи делати и всякое рукоделие и всякое мастерство». Сам же учитель должен быть «разумен умом и смыслен, а не грубливый человек», эта задача восходит к идеям великого князя Русской земли Владимира Мономаха, его знаменитого «Поучения детям». Своё произведение, которое он сам называл «грамотицей», Мономах адресовал своим сыновьям и знатным отпрыскам, но у Сильвестра  мысли князя распространены уже на все сословия: от царя до последнего подданного. Главное, что принял он у Владимира Мономаха, это всемерное упрочение семейных уз и ведущей роли  отца в деле воспитания сыновей («Любите жену свою, но не дайте ей над собой власти») как важнейшей государственной задачи. Отца он рассматривал как представителя Бога в семье, Бог же – отец всех людей, а человечество – его дети. Мономах выстраивал иерархическую цепочку: Бог – государь, отец: «Как отец, чадо своё любя, бьёт его и опять привлекает к себе, так же и господь наш…» Основной мотив «Поучения» Мономаха, как и у Сильвестра, – призыв к труду, личному и совместному с другими домочадцами: сначала Бог, а затем уже отец учат всякое дело исполнять мужеское. В плане нравственных норм они расширяли семейную православную этику до предела всего народа: «Старых чти, как отца, а молодых, как братьев». Одно из основных качеств, которые отец воспитывает в сыне методом личного примера –  это умение управлять своим домом: «В дому своём не ленитесь, но за всем наблюдайте…, чтобы не посмеялись приходящие к вам над домом вашим, ни над обедом вашим». Для себя образцом поведения он видел жизнь своего отца: «Так поступал мой отец блаженный и все добрые мужи совершенные». По завету предков он предлагал собственным детям брать пример с него, а шире – со своих отцов и дедов, стать примером для своих отпрысков, в новых, обогащённых традицией, поколениях. И так должно быть в веках: «Поведаю вам, дети мои, о труде своём, как трудился я в разъездах и на охоте с 13 лет… Тем ведь путём шли… и лучшие из предков наших». Так же поступает и Сильвестр, во всём подражая своему великому предшественнику.

В отличие от Владимира Мономаха Сильверст сосредотачивается на религиозно-нравственной стороне воспитания, «вежестве» и приручении к непрерывному труду. В этих вопросах чрезвычайно авторитетным на Руси являлся Иоанн Златоуст. На Руси было переведено, творчески переработано и включено во многие книги («Измарагд», «Златоструй», «Златоуст» и другие) его педагогическое произведение «Слово о наказании от притчи к родителям», созвучное Сильвестру. Стали для русского человека крылатыми слова Златоуста, буквально повторяющиеся в «Домострое»: «Аще кто детей своих не научит воли Божьей, то лютее разбойника осудить. Убийца бо тело умертвит, а родители аще не учат, то душу губят». Эту мысль  в XIII веке продолжил и развил на русской почве первый отечественный педагог-психолог Кирилл Туровский. В «Притче о душе и теле» он сравнивал нашу телесность с «незатворенными вратами» (органы чувств), которые ведут к душе. Без тела («ухо не слышит ли?») душа и сознание слепы, нечувствительны к внешнему миру: «Яко аз слеп и не вижу без водящего мя». Не являлось ли это философско-психологическим оправданием физического, пусть и исполненного христианской любви, воздействия при воспитании детей? Способ обучения, который вослед Кириллу Туровскому отстаивает Сильверст, дедуктивный, схоластический (этим путём пошла западная педагогика (Фома Аквинский, Роджер Бэкон, Роберт Гроссетест, Винценц из Бове и другие), ведущий от идеального и абстрактного книжного знания к обыденной жизни, к практической деятельности; но и, что является новым, индуктивный, типично народный способ, идущий от обряда и хозяйственной деятельности, от трудовой практики воспитания. Эта особенность русской педагогики складывается и укрепляется во времена, когда семья становится чуть ли не единственным местом целенаправленного развития подрастающего поколения.

Сильвестр был новгородским начётником, то есть человеком, глубоко вчитавшимся в книжные тексты, познавшим православную мудрость отечественных писаний, и человеком из посада, постигшим мудрость народной педагогики.  По сути дела он  с народных и церковных педагогических позиций подошёл ко всему тексту «Домостроя», создав в своём «Послании и наказании от отца к сыну» как бы кратчайший итоговый его вариант. Как священник, он опирался на рекомендации церкви по организации исповеди у подростков, изложенные в «Поновлении детям младым». Начинается исповедь с увещевания, направленного на то, чтобы убедить юного исповедника в необходимости  искренней, полной и всесторонней исповеди. Священником зачитывались наиболее яркие отрывки из текстов Священного писания, велась доверительная беседа с «малым». Само место исповеди находилось в потайном уголке церковного помещения, настраивало внимание подростка и обостряло все внутренние его чувства («Бог всё видит», «ангелы присутствуют при исповеди», «ангелы тебя слышат» и так далее). Священники тонко использовали это состояние подростка, постепенно подводя его к мысли: «исповедуюся – радость получу на небе», «Христос взял грехи мира, озьмёт и мои».

В «Поновлении детям младым» греховным называется: «родителям своим непослушание…, старшим досаждение»,  также сквернословие, ложь, воровство: «солгал и не исправих глупостию», «украдох и истерял лакомством», «согреших лжею, клеветою, игранием, и плясанием… и блужданием в праздники и посты». Всё то, что осуждалось в книжной христианской литературе, в форме исповеди доводилось буквально до каждого ребёнка прямым наставлением, в котором давался нравственный христианский кодекс. Вот характерный пример: «учите своих детей з млада всему доброму и закону, да страх Господень приимши, не опечалит тебя на старость, аще ли детя на мало не слушает, то лозы на него не щади… не любить начнеши детеи, то осуждён  будеши в муку». Более художественным языком и в значительно смягчённом виде подобные же мысли высказываются и в «Домострое». Составленная Сильверстом книга вобрала в себя чуть ли не тысячелетний опыт развития и организации моногамной семьи на Руси. Главная мысль его заключается в том, что русская семья – лучшая школа взросления и воспитания совершенного человека. Она издревле являлась идеальным местом, отвечающим человеческой природе, передачи молодому поколению мудрых семейных правил и обычаев. И так было с начала Руси.

Центр русской культуры и образованности во время господства Золотой орды временно переместился в Великий Новгород, знаменитый торговый партнёр Ганзейского Союза, в эту «северную Венецию». Элементарная грамотность стала обычным явлением, о чём убедительно свидетельствуют «берестяные грамоты»,  «грамотки скорописчатые» русских былин. Обучение элементарной грамоте редко становилось ступенью для книжного обучения, оно было вполне отдельным и самостоятельным делом. Отсутствие в Новгороде, да и вообще на Руси, государственного вмешательства в процесс обучения значительно усилило практическую, народно-педагогическую струю в просвещении. В торговых городах Руси ремесленники и купцы традиционно практиковали заключение письменных договоров, потому параллельно с профессиональным образованием ученикам и подмастерьям давались знания грамоты и счёта. Обширные пространства русских земель также требовали письменных сообщений.

Близость западноевропейской цивилизации порождала еретические движения, особенно на северо-западном пограничье Руси. Новгородские стригольники свой удар нанесли по семейному и школьному воспитанию и обучению подрастающего поколения. Так они начали борьбу с православием. Жили стригольники общинами, и, по словам епископа Стефана, обличителя еретиков, «сами себе поставляя учителей». В общинных школах они «изучиста словеса книжные, яже сладка слышати христьянам», но на манер протестантских вероучителей. И надо сказать, успех у них был ошеломляющий, но не в следовании западным образцам, а в обличении мастеров грамоты, по сути дела ремесленников из горожан и учителей книжного учения, поставленных официальной Церковью. Они критиковали их за низкую нравственность и мздоимство: «сии учители пьяници суть, ядят и пьют с пьяницами, и взимают от них (учеников – В. П.) злато и сребро». Сами стригольники не владели  личной собственностью и жили общинами, а не семьями, то есть схожим с монахами образом, чем и подкупали простолюдинов. Образ жизни стригольников в дальнейшем получит развитие в украинских и белорусских религиозных братствах, а их идеи реализуются в братских школах и академиях. Но победили на Руси те, кто отстаивал православные семейные ценности, традиционные для нашего народа. Сильвестр знал, что идеи стригольников в годы его жизни продолжили московские еретики – жидовствующие. В борьбе с ними «Домострой» сыграл определённо охранительную роль, и не исключено, что составлен он был именно в этих целях, дабы показать достоинства и благородство семейного быта и воспитания детей. А нападки новгородских стригольников и московских жидовствующих на учителей из народа разрушаются самой практикой воспитания и более сильной критикой её возможных пороков и отклонений с позиций народных обычаев и православного учения.

Касательно мастеров грамотности. Вряд ли в своей массе они были пьяницами, в этом случае им бы просто родители не доверили своих детей. А вот за свой труд они должны были, как и все ремесленники, получать определённую плату. А уж своё ремесло они знали, методиками обучения владели, да и обучение было воспитывающим, по Псалтыри. Анализ ученических  берестяных грамот позволяет воочию убедиться, что обучение грамоте и счёту к XVI веку осуществлялось (не только в Новгороде, но и во всей Московской Руси) на достаточно высоком уровне и мало чем отличалось от современного начального образования, но было проще и яснее. Лучшие мастера грамоты широко использовали народно-педагогические методы обучения, схожие с трудовыми (наглядность, путь от простого к сложному, образцы для подражания и прочее). Особое внимание в семье уделялось овладению детьми устной речью, что развивало память и позволяло  доводить до автоматизма усвоение азбуки. Надо сказать, что в школах мастеров грамоты обучали упрощённому 35-буквенному алфавиту, а в монастырских школах и семьях церковнослужителей осваивали 45-буквенный алфавит. Судя по новгородским берестяным ученическим грамотам, обучали живому русскому, а не книжному церковно-славянскому языку, умению составлять бытовые и деловые письма, договора, вести запись числовых подсчётов. Археологами найдены маленькие берестяные книжицы с рецептами, советами, молитвами. В одной из берестяных грамот мы читаем: «Купи ми, кланяюсь, овса у Андрея, оже прода. Да пришли ми цтения доброго». Так что Русь, как и в советское время, была самой читающей страной в Европе, где, чтобы стать образованным, необходимо было изучить чуждый народу латинский язык. А на Руси достаточно было овладеть тридцатью пятью буквами упрощённой азбуки. Напомним, что в былинах, особенно новгородского цикла, именно матери контролировали обучение детей грамоте. Постепенно приходило и народное осознание педагогического процесса, например, в пословицах и поговорках: «Гни деревце, пока гнётся, учи дитятку, пока слушается», «И птица, высидив да выкормив птенца, его летать учит» и тому подобные. Эта древняя традиция полногласно звучит и в «Домострое». Стоглавый Собор (1551 год) постановил закрепить в государственном порядке уже сложившуюся практику домашнего воспитания и обучения и предложил, в частности, «у дьяков  (светские мастера грамоты – В.П.) учинити в домех училища, чтобы священницы, и дьяконы, и все православные хрестьяне в коемждо граде предавали им своих детей на учение грамоте, и на учение книжного писма… от Бога мзды ожидающе, а и зде их родителей дары и почести приемлющее по их достоинству».

Отрицание «Домостроя» сродни отрицанию собственной истории. Лишь люди, испорченные западным пониманием свободы, гипертрофированной во вседозволенность и распущенность, могли увидеть в нём «домостроивщину». Действительно, их пугала православная чистота этой книги, укоряла их совесть и вызывала отторжение потому, что попала уже в загрязнённое пороками общество, ориентированное не на христианские ценности, не на общечеловеческие идеалы добра и справедливости, а на денежные отношения безудержного чистогана.  Духовная часть «Домостроя», идущая от Иоанна Златоуста и других отцов Церкви, ратовала за православную большую семью и организацию в ней здоровой воспитательной среды, основанной на взаимной любви домочадцев, «вежестве» и уважении ко всем без исключения людям. Её душевная часть, начатая  «Поучением детям» Владимира Мономаха, а в дальнейшем пронизавшая все слои русского общества, вытекала из традиционного народного опыта доброго отношения ко всему живому, передаче идеалов из поколения в поколения. Её телесная часть, хозяйственная и кулинарная, требовала самостоятельности семьи и целого княжества, царства,  державы (семьи народов) в деле обеспечения всем необходимым припасом для своего суверенного развития. Прекрасный русский язык, на котором написан «Домострой», ставит его в ряд классических российских книг православной цивилизации, не противоречащей мировой культуре, но добавляющей к ней свой особый колорит.

12 июля – день славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла

Дубровский Константин

Отрывок из поэмы “Путь”.

о Бога много есть путей,
Но обозначил основные
Для нас Он, для Своих детей,
Через апостолов, что были
Ему помощники во всём;
Их дюжина, да плюс Иуда,
Но по порядку же начнём,
Дай Бог, что что-то не забуду.

Вот первый путь – рыбак Андрей,
Он потому и Первозванный,
Властитель северных земель,
Сюда принёс нам Свет Нетварный,
Что был в словах о Сыне Бога.
И за Него он пострадал…
Крепка была его дорога
И веры дух в нём не хромал.

Иначе Симон, брат его,
Что Богом назван был Петром,
Прошёл свой путь. Ведь не легко,
Когда горячность, как кнутом,
По сердцу била разжигая
То гнева всполохи, то страх,
А то любовью, вдруг, сияя
В больших младенческих глазах…

Любил Христа и отрекался,
И каялся сто раз потом,
И сотню раз вновь сомневался,
Но вспомним мы и о другом…

А позже Савл фарисей
Пополнил и́збранных число.
Закоренелый иудей
Преследовал учеников
Довольно долго, но потом,
Явился, вдруг, ему Христос.
“Меня преследуешь за что, ты Савл?” – был Его вопрос.
И от сияния того,
В котором Бог ему предстал,
Да и для чуда одного,
Тот Савл зренье потерял.

Но лишь на время, чтоб потом,
Духовные глаза открыть.
И вот он приведён был в дом
К тем, кого жаждал истребить.
Анания, один из тех,
Кто был там, Савла покрестил.
Прощён был Павлу прежний грех
И миру очи он открыл.

ПИСЬМА БОГУ. На ВСЁ воля Божия?

Евгений Боровой

Господи, Ты в раю — главный командир; и в аду — тоже? Значит, если на земле люди невыносимо страдают (даже ни за что, как Настя), то в аду ещё хуже?.. Боженька, раз на ВСЁ — Твоя воля, пожалуйста, возьми Настеньку, если она умрёт, в Свой рай! Нет, глупости я говорю! Сделай так, чтобы она не умирала, а поскорее выздоровела! Ведь она — хорошая, славная, послушная, никого не обидела ни разу. А Ты подумал, Боже, как я буду без лучшей подруги жить? Я знаю: почему-то некоторые очень плохие люди живут чуть ли не сто лет. Выходит, их даже ад не принимает? Это несправедливо. А Насте только перед Новым годом всегошеньки одиннадцать исполнится… если Ты, Господи, позволишь. И наш одноклассник Павлик, очень хороший мальчик, не знает, что он Насте нравится. А сейчас она, некрасивая и остриженная, об этом стесняется сказать. Лишь я её тайну знаю…

Боженька, на ВСЁ же Твоя воля!..

У народа, который стесняется своей религии, истории, культуры, традиций, нет перспективы

 

 

 

Никита Михалков

 

 

 

У НАРОДА, КОТОРЫЙ СТЕСНЯЕТСЯ СВОЕЙ РЕЛИГИИ,
ИСТОРИИ, КУЛЬТУРЫ, ТРАДИЦИЙ, НЕТ ПЕРСПЕКТИВЫ

 

Выступление на пленарном заседании Государственной думы 17 июня 2025 г

 

Вы знаете, я помню, что в свое время Борис Вячеславович Грызлов в дискуссии с депутатом Еленой Драпеко сказал, что «Государственная Дума — это не та площадка, где надо проводить политические баталии». После этого стала эта фраза неким мемом. Такой фразой она была распространена очень в народе — «парламент не место для дискуссий».

И так как я нахожусь здесь первый раз, я не знаю, действует ли еще это правило. Поэтому, если я чего‑то, так сказать, брякну не того, уж великодушно простите, я не политик.

Вы знаете, есть такая прекрасная мысль одного старца: «Если хочешь быть неприступным, стань неудобным; если хочешь быть сильным, стань неприхотливым». Вот у нас, к сожалению, испокон века вот это желание быть удобным и стремление к комфорту по многому привело к тому, с чем нам сегодня приходится сталкиваться и бороться. Сколько веков мы себя стыдимся? Читать далее “У народа, который стесняется своей религии, истории, культуры, традиций, нет перспективы”

ВЫШИВКА ЗОЛОТОМ

аленькая Мария уже умела вышивать. У неё получались такие чудесные цветы, удивительной красоты узоры.

..А тут вдруг из её вышивки выглянула яркая оранжевая птица. У неё была корона на голове, разноцветные пёрышки и длинный хвост фиолетового цвета. Птица принялась летать по комнате – медленно и степенно.
– Уважаемая птица, какая же ты красавица!, – обратилась к ней Мария, – откуда же ты прилетела?
Мелодичным тихим голосом птица пропела:
– Я из Рая проникла к тебе – через твою вышивку. У тебя Душа красивая, и Я увидела Твой Свет. И вот Я здесь.
– Расскажи мне о Рае, – попросила девочка.
– Рай – он здесь, там и везде. Он в твоей Душе, в других мирах тоже. Он был, есть и будет. Но не всем дано видеть Его. …Там легко и тихо. Повсюду ясный Свет, тихие мелодии, перезвоны и белоснежные просторы. И так красиво вокруг: то аленькие цветочки виднеются, то солнечные блики, то зелёные изумруды (это такие драгоценные камни), – объяснила Птица, – А престолу Господа золотой. Он находится в комнате, которая тоже – вся из золота. Из Рая хорошо видна планета Земля. Она светится голубым нежным светом. Но самое главное в Раю – присутствие Господа, и мы можем иногда видеть Его. Он такой красивый, что хочется смотреть на него бесконечно. С Господом радостно и благодатно. Он – Источник Жизни и Света. Он Сам Свет и Любовь. Его одежда – из множества драгоценных камней разного цвета. У Него синие огромные Глаза. Он всё про всех знает. Видит прошлое, настоящее и будущее. Он творит разные миры и планеты. Он – всё. Он Начало и Конец. Он Первый и Последний. И в Последних Тот же Господь повсюду.
– Моя прекрасная Птица, как хорошо Ты рассказываешь! Прилетай ко мне ещё! – попросила Мария.
…Девочка не заметила, что её нити вышивальные и иголочка давно стали золотыми. Она продолжала старательно вышивать. Мария всё думала о том, что ей рассказала эта дивная Птица. Тут она увидела на полотне изображение Господа на Престоле. Вот что вышила её золотая иголочка! Девочка поняла, что икону ей помогла вышить Райская Птица.
Мария взяла изображение Господа и приложила к сердцу.
– Господи, всегда хочу быть с Тобой! – сказала она.

Схимонахиня Анастасия

ПИСЬМА БОГУ. «Мир такой красивый!»

Евгений Боровой

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, вот принял Ты крестные муки ради людей; а ради чего страдают люди — и правые, и виноватые?

Я своим детским умом понимаю: если недобрый человек совершил зло и сурово поплатился за него — поделом ему! Он виноват… А в чём провинилась моя лучшая подруга Настя? Она добрая, весёлая и отзывчивая девочка. До второго класса была круглой отличницей, а потом тяжело заболела; у неё — рак!

Почти весь третий класс она провела в больнице: измученная, наголо остриженная, исхудавшая, а глаза — огромные, страдающие… взрослые. Я с трудом её узнала. И голос будто повзрослел, когда она сказала: «Маша, мир такой красивый!.. Завтра он будет ещё прекраснее… А я скоро умру…»

Господи, я, наверно, неправильно поступила — заплакала… Но я не выдержала… Ведь не может моя ровесница быть такой… взрослой. Не может в глазах десятилетней девочки вместиться столько печали…

Тут Настя… улыбнулась (а улыбка — Господи! — какая страдающая!) и произнесла: «Не реви, Машка, от слёз цвет лица портится…» Этими словами бабушка меня, ещё дошкольную плаксу, утешала…

Когда я поведала бабушке о встрече с Настей, она тоже прослезилась и, перекрестившись, сказала: «На всё — воля Божия». И стала молиться шёпотом, и кланяться, и кланяться…

Без записок

 

 

митрополит АНТОНИЙ СУРОЖСКИЙ

                          (1914 – 2003)

   епископ Русской православной Церкви

    патриарший экзарх Западной Европы

 

Без записок1

Расскажите, пожалуйста, о Вашем детстве…

У меня очень мало воспоминаний детства; у меня почему-то не задерживаются воспоминания. Отчасти потому, что очень многое наслоилось одно на другое, как на иконах: за пятым слоем не всегда разберешь первый; а отчасти потому, что я очень рано научился – или меня научили – что, в общем, твоя жизнь не представляет никакого интереса; интерес представляет то, для чего ты живешь. И поэтому я никогда не старался запоминать ни события, ни их последовательность – раз это никакого отношения ни к чему не имеет! Прав я или не прав – это дело другое, но так меня прошколили очень рано. И поэтому у меня очень много пробелов.

Родился я случайно в Лозанне, в Швейцарии2; мой дед по материнской линии, Скрябин, был русским консулом на Востоке, в тогдашней Оттоманской империи, сначала в Турции, в Анатолии, а затем в той части, которая теперь Греция. Мой отец встретился с этой семьей, потому что тоже шел по дипломатической линии, был в Эрзеруме секретарем у моего будущего деда, познакомился там с моей матерью, и в свое время они поженились. Дед мой тогда уже вышел в отставку и проводил время – 1912–1913 годы – в Лозанне; отец же в этот период был назначен искусственно консулом в Коломбо: это было назначение, но туда никто не ездил, потому что там ничего не происходило, и человека употребляли на что-нибудь полезное – но он числился. И вот, чтобы отдохнуть от своих коломбских трудов, они с моей матерью поехали в Швейцарию к ее отцу и моей бабушке. Читать далее “Без записок”

Потому, что любит вас

Если в чем-то согрешите,
К Богу сердце обратите!
В сей момент не унывайте,
А на Бога уповайте!

Бог поможет, Бог простит,
Бог наставит, укрепит,
Силы новые вдохнет,
Пожалеет и поймет…

Только вы к Нему придите
И о помощи просите –
Не оставит в трудный час,
Потому что любит вас!

 

Игуменья Мария
Владивосток, 2024

Современный облик Русской идеи

         

 

 ЛЕВ ГОРЕЛИКОВ

доктор философских наук
профессор
академик Ноосферной общественной академии наук

 

 

СОВРЕМЕННЫЙ ОБЛИК РУССКОЙ ИДЕИ

 

 

«Мы живем в эпоху примата науки над философией. Больше того, мы подходим к новой эре в жизни человечества и жизни на нашей планете вообще, когда точная научная мысль как планетная сила выступает на первый план, проникая и изменяя всю духовную среду человеческих обществ … всей поверхности Земли. Этим путем геологическая поверхностная ее оболочка, область жизни – биосфера быстро переходит в новое состояние – ноосферу … человек в ней становится геологической (планетной) силой».

Вернадский В.И.

 

Человек современного вида награжден мировой наукой званием «Разумного существа», практически подтвержденного историческим опытом всемирной цивилизации, поступательным ходом развития всего человеческого сообщества. В соответствии с таким пониманием главной особенности «человеческого существования» историческая жизнь каждого устойчивого социального объединения должна протекать не стихийно под воздействием внешних обстоятельств и не хаотически, не разрушительно, а сознательно, целенаправленно и созидательно, руководствуясь определенным идеальным прообразом совершаемых действий – особой социально-гражданской или национальной, этнокультурной идеей лучшего будущего.

На этом разумном фоне социальной реальности и русский народ как основной созидатель и хранитель российского социума должен обладать подобным идеальным ориентиром своей исторической практики. В начале ХХI века данная проблема идейного ориентира в жизни русского народа стала особенно актуальной  по причине запрещения россиянам статьей №13 Конституции РФ от 1993 года иметь общегосударственную идеологию, заставляя гражданские массы самим искать для себя идейного наставника, что ведет к распылению жизненных сил общества, к неразумным тратам его духовной энергии, к пустым потерям социального времени. При таких социальных обстоятельствах «русская идея» оказывается не наличной «идеальной установкой» русской исторической практики, а наиболее острой ее духовной проблемой, наиболее сложной задачей русской социальной жизни, пронизывающей весь горизонт русской истории.

Крайне сложная и противоречивая жизнь русского народа, наполненная военными столкновениями и социальными потрясениями, требует для самосохранения российского социума продуктивного духовного единения народных масс, основанного на русской идее. Однако все попытки заинтересованного интеллектуального сообщества однозначно определить этот идеальный стержень русской исторической практики, убедительный для большинства конструктивно мыслящих исследователей, пока не увенчались успехом. В наибольшей мере приблизился к разгадке главной «интеллектуальной тайны» русского народа Н.А. Бердяев, подчеркнувший, что характерной особенностью русского самосознания является нравственная «парадоксальность», идейный «антиномизм», концептуальная «разноречивость» его жизненных устремлений. «Для нас самих, — признается мыслитель в 1915 году, — Россия остается неразгаданной тайной. Россия — противоречива, антиномична. Душа России не покрывается никакими доктринами». Читать далее “Современный облик Русской идеи”

Журнал    Рубрика

ПИСЬМА БОГУ. Рождество

Евгений Боровой

Как замечательно, Господи, что 2025 лет назад Ты родился! Я с бабушкой была на Рождественской службе, и мне показалось, будто весь мир, и небесный, и земной, ликовал, радовался, плакал от счастья и славил Тебя. Столько народа собралось в храме! На всех лицах — улыбки, умиление, благодать. А от ликов апостолов и святых исходит дивный свет, какого я в обычные дни не замечала.

Только Ты, Господи, на иконе с Богородицей выглядишь грустным, не по годам взрослым. Почему? Неужели уже тогда чувствовал, что Тебе предстоят муки крестные?..

Мне тоже иногда бывает беспричинно печально, словно грозит какая-то беда. Вот и за день до смерти дедушки так же себя чувствовала. А дедушка, наоборот, казался весёлым, шутил, улыбался…

Когда мне, Боже, печально, больно, тревожно, я плачу и молюсь, молюсь… И душа постепенно успокаивается, проясняется, как небо после грозы, и будто радуга соединяет сердце и душу. И слёзы — утешные…

Хоть лик Твой, Боже, на Рождество явился мне печальным, но в сердце моём была радость. Всеобщая. Вседобрая. Всесветлая. Тебя впереди ещё ожидали муки, Крест… И воскресение… И слава… И я стараюсь не унывать, ведь уныние — это грех; правда?..

Западная ветвь: триумф тупика

 

 

 

Александр Леонидов  (Филиппов)

                      писатель

 

 

 

 

ЗАПАДНАЯ ВЕТВЬ: ТРИУМФ ТУПИКА

 

Либерализм, особенно его крайняя форма – либертарианство – старейшая из идеологий. Они были тогда, когда никаких других идей ещё не было, напрямую восходят к животному миру, к зоологии. Потому нельзя недооценивать силу либерализма, его влияние – ведь он «прошит» в спинном мозге каждого человека, кроется в тёмных, косматых глубинах нашего подсознания (так уж мы устроены!).

Основой либерализма (а либертарианства – сугубо) – является индивидуализм особи. Основной целью индивидуализма (чем он и противостоит конфликтно любому коллективизму) является личное обустройство особи. Метафизическая первозадача – достичь максимального комфорта. Читать далее “Западная ветвь: триумф тупика”

БАБОЧКИ СВЯТИТЕЛЯ НИКОЛАЯ

то был старинный деревянный храм. Он носил имя святителя Николая Чудотворца. Приходили верующие. Они читали молитвы, евангелие. Звучали красивые песнопения. Прихожан было мало. Ведь село-то небольшое. Жителей почти нет. В храме служил священник Сергий. Ему было много лет, но он не пропускал ни одной службы. Некоторые иконы, что были в храме, он написал сам. Прихожане любили батюшку. Да и как было не любить – он был добрый и ласковый. Иногда на автобусе приезжали паломники. Они были на исповеди и Богослужении. Затем наступала трапеза. Отец Сергий всех угощал тем, что у него было.

…Так случилось и на праздник Преображения Господня. Приехали паломники. А батюшка всё думал о том, что ему нечем угостить верующих. Но вот закончилась литургия. Все уселись за стол. У священника был только чай – больше ничего. После молитвы и благословения трапезы началась неторопливая беседа.

…Но вот распахнулась дверь храма. В храм вошёл красивый старец, очень похожий на святителя Николая. Он поставил на стол виноград, мёд, хлеб и даже рыбу! А за ним в храм влетело огромное количество бабочек! Бабочки были красивые, разноцветные. Они радостно и легко порхали по храму. Их было так много, что даже дверь в храм вся была облеплена ими. Люди радовались этому событию и не сразу заметили исчезновение Святого Старца. А ведь они даже не поблагодарили его!

После трапезы все пропели благодарственные песнопения.

– А ведь это был святитель Николай, – тихо сказала девочка, которая стояла у окна.

Схимонахиня Анастасия

ПИСЬМА БОГУ. Наше непослушание

Евгений Боровой

Через несколько дней, Господи, наступит Новый год. Но к его встрече люди готовятся заранее: мамы и бабушки продукты закупают и придумывают всякие вкусности для праздничного стола (чтобы и пост соблюсти, и гостей непостящихся не обидеть; ох, и трудно это!), а папы и дедушки ёлками запасаются — пряталками для подарков. Но самые активные — мальчишки: они уже вовсю ведут предновогоднюю «артподготовку», взрывая хлопушки, фейерверки и прочую грохочущую иллюминацию, и мешают спать.

Разве можно при такой канонаде, Господи, молиться Тебе и блюсти Божии заповеди? А как Ты выполняешь Свои всемирные обязанности в этой далеко не райской обстановке? Может, до Тебя земной шум-гам не доходит? Береги здоровье, Боже, особенно — нервы. Бабушка говорит, что все неприятности от нервов бывают.

Ну, ладно, мальчишки два-три дня понарошку «постреляют» и успокоятся до следующего Нового года — «пороху» больше не хватает. Но ведь на земле и по-настоящему стреляют бородатые и безбородые дядьки, убивая не только друг друга, но и невинных людей, даже детей. Неужели Ты, Боже, этого не видишь? Выходит, Тебе нравится всё, что творится на земле?.. Нет, вспоминаю, бабушка мне рассказывала: Ты просто терпелив, а сердце Твоё болит, как у всех добрых людей; но добрых мало, потому и войны так часто вспыхивают. А сердце Своё, Господи, пожалуйста, береги, ведь и до инфаркта недалеко…

Боженька, я вот думаю: на земле столько зла, греха, жестокости; нежности немного совсем, ей, к тому же приходится прятаться… Почему Ты не назначишь Своих небесных Ангелов, Серафимов, Херувимов земными королями-президентами? Пусть бы они хоть короткое время поруководили нашими царствами-государствами, поддержали бы добрых людей, а злых немного приструнили… И нам стало бы легче, и Ты инфаркта бы избежал. Ты только пришли Ангелов на землю — мы за них на выборах обязательно проголосуем!.. 

Поздравляю Тебя, Господи, с наступающим Новым годом! Спасибо, что Ты позволяешь ему вовремя явиться к нам, несмотря на наше непослушание…

Европеизация, вышедшая боком …или в чем был прав Эдуард Лимонов

 

 

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

историк

 

 

 

ЕВРОПЕИЗАЦИЯ, ВЫШЕДШАЯ БОКОМ

…или в чем был прав Эдуард Лимонов

 

Когда-то великий русский полководец Суворов воскликнул: «Мы русские! Какой восторг!»… А через сто с небольшим лет, в начале XX века, философ Розанов замечает: «У француза – «милая Франция», у англичан – «старая Англия», у немцев – «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет – «проклятая Россия».

Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии ниспровержения государственного строя…»

Чтобы разобраться в этой коллизии посмотрим внимательнее, что же происходило с нашим дворянством и интеллигенцией в течение всего XIX века. Читать далее “Европеизация, вышедшая боком …или в чем был прав Эдуард Лимонов”

Бумажное чтение против обезличивания

 

 

Сергей Арутюнов

доцент Литературного института им. Горького
научный сотрудник Издательского совета
Московской Патриархии

 

 

БУМАЖНОЕ ЧТЕНИЕ ПРОТИВ ОБЕЗЛИЧИВАНИЯ 

 

 Что написано пером…

 

Это довольно давний разговор о стандартизации массовых общественных и индивидуальных реакций, ведущийся в более-менее современной терминологии уже с 1960-х гг., однако на дворе 2025-й год, и при видимом и довольно значимом усилении технических и психологических средств давления на человека как на индивидуальность приходится вновь поднимать тему, которую впору назвать просроченной.

Основная претензия традиционной культуры к современным тенденциям общественного развития состоит в том, с какой лёгкостью при использовании массовых рыночных технологий любой человек сегодня сводится ими к некоему весьма низкому (и заниженному явно специально, при задействовании специальных средств) стандарту-знаменателю потребления и фактически обезличивается.

Электронная среда претендует не просто на звание «второй» природы – она жаждет стать основной. При этом полностью её создателями игнорируется исконно христианское понятие «свободы воли»: она знать не желает о неизбежных издержках цифровизации, выражающихся, прежде всего, в снижении интеллектуального потенциала целых наций, насильственно внедряемого в сознание народов и целых суверенных цивилизаций восторженного ожидания очередного «сервиса». Читать далее “Бумажное чтение против обезличивания”

Снег падает с утра с небес

Снег падает с утра с небес,
А я шепчу: “Христос Воскрес!”
Христос Воскрес и по утру,
С Ним рядом за руку иду.

Иду и тихо созерцаю
И молча в сердце вопрошаю:
“Скажи, Учитель мой Благой,
Зачем Тебе как я, такой?”

А Он лишь молча посмотрел,
И только взором обогрел
И осознал я, вдруг тогда –
Любовь нам просто так дана!

Дубровский Константин

ПИСЬМА БОГУ. Для чего живём на свете?

Евгений Боровой

Отец Небесный, здравствуй! У нас утро наступило, и я хотела сказать «доброе утро», но подумала, что в Твоём Царстве, окружённом звёздами-солнцами, ни ночи, ни утра не бывает. Всегда — день; правда? И Ты, Господи, никогда солнечного восхода не видел? И не знаешь, как он красив и восхитителен?..

Я описала бы Тебе его прелесть, но мне слов не хватает. Душа моя радуется, сердце почему-то сладко волнуется… Столько впечатлений! А выразить их словами — не получается.

Как Ты, Боже, не видя самого чуда, создал его для всех-всех людей? Тоже душой чувствовал? Нет, это у меня есть душа; а у Тебя — Дух Святой; да? Это Он Тебе подсказывал, как земные чудеса небесными красками живописать?..

Интересно получается: Тебе не жалко дивную красоту мира демонстрировать, словно в кино, и хорошим людям, и плохим. Бесплатно. Даже тем, кто в Тебя не верит… А мы для чего живём на свете? Чтобы любоваться рассветами и закатами и лизать мороженое?

Вот дразнилка Вова, о котором я Тебе, Господи, уже писала, говорит: если бы он, Вова, не родился, то кто бы гонял без рук на его велосипеде? Может, он и прав. Коль есть велосипед, значит, должен быть и велосипедист. Или иначе: от обезьяны произошёл велосипедист — надо ему обязательно купить велосипед… Чтобы, катаясь, любоваться утренними и вечерними зорями.

А дедушка мне повторял: человек рождается на свет, чтобы в своё время достойно… умереть. Я тогда ещё не понимала, как это — достойно умереть. А когда дедушка почил, вдруг ощутила, будто в нашем большом доме самая яркая лампочка погасла, тихо перегорела, и стало не хватать… нет, не света… мудрой доброты. И я, наконец, сообразила: достойно умереть, значит, оставить после себя память о тёплой доброте, тихом свете, ненавязчивой заботе о близких… Дедушка меньше говорил, чем слушал, кажется, ничего не замечал, но всё видел…

Вот дедушки нет дома; а я, без напоминаний, помою посуду, даже, бывало, забуду об этом; а дедушка вечером придёт, посадит меня на свои колени и, заговорщически улыбнувшись, скажет: «Ах, Марьюшка, слышал я от шестикрылого Серафима, что ты доброе дело совершила. И никому не похвасталась даже. Похвально, похвально…» Мне и сейчас кажется: дедушка с небес не только видит, что я делаю или не делаю, но и мысли мои читает…

Скажи, Господи, верно ли я думаю? Я хочу прожить так, чтобы, когда Ты возьмёшь меня к Себе, от моей жизни на земле вновь ярко загорелась дедушкина лампочка, которая тихо перегорела, когда он умер…

 

Политика как искусство невозможного

 

 

 

СЕРГЕЙ ЕМЕЛЬЯНОВ

доктор философских наук

 

 

 

 

ПОЛИТИКА КАК ИСКУССТВО НЕВОЗМОЖНОГО

 

Одна из жемчужин мудрости состоит в том, что если устранить из жизни все невозможное, то останется только грубая правда без Бога.

Строительство империи – это стремление к невозможному и духовно- государственная работа с опорой на национально-мессианское призвание. Имперские вертикали «не встали» как раз у желающих захватить весь мир –Александра Македонского, Чингисхана, Гитлера. Имеющий политические глаза да видит, что в современной России нет «имперской гравитации» и национально-стратегического мышления.

Чтобы американо-прагматическая мораль «успеха» овладела традиционным сознанием, она должна подтверждаться в социальном опыте. Однако российская практика «абортивной модернизации» этому не способствует. «Дорогие россияне» испытывают чувство фрустрации при отсутствии драйва. Энергия протеста превращается в мазохизм разрушительных самооценок и комплексов. Читать далее “Политика как искусство невозможного”