Музыка наших душ

 

 

 

АНДРЕЙ ТКАЧЁВ

      протоиерей

 

 

 

МУЗЫКА НАШИХ ДУШ

 

Книга псалмов заканчивается призывом хвалить Господа при помощи различных музыкальных инструментов. Ничего удивительного. По-еврейски вся книга псалмов носит имя «Книга хвалений». «Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя».(Пс.150).

Перед нами краткий перечень основных типов музыкальных инструментов. «Звук трубный» – это духовые. Псалтирь и гусли – это струнные. Звучные кимвалы – это ударные. Больше в принципе ничего и нет в области извлечения согласных звуков. Да, есть смешанные инструменты, такие как рояли или пианино. Они струнно-ударные, так как по струнам бегают не проворные пальцы, а ударяют молоточки. Но это лишь некое усложнение изначальной данности. А сама данность такова: ударные, струнные и духовые. Вот на этом всем и «пойте Богу нашему, пойте».

Все упомянутые виды или типы музыкальных инструментов присутствуют в человеке. Даны, так сказать, изначально, как неотъемлемые права на свободу совести, труд, отдых и прочие вещи, перечисляемые в каких-то исторических хартиях. У человека есть струны. Это голосовые связки. Их толщиной определяется густота и тональность звучания голоса. Их натянутостью или расслабленностью определяется то, что под старость делает голос треснувшим. Одним словом, струны у нас есть. То есть псалтирь и гусли – внутри нас. Что с кимвалом? Он тоже есть. Вообще, ударные – простейший вид музыкального инструмента. Струны дают мелодию. Ударные дают ритм. Гаечным ключом – о рельс, или деревянной колотушкой – о такую же деревянную чурку, – все это звуки ударных инструментов. В нашем же теле это язык. Он бьется о нёбо, о зубы и внутреннюю поверхность щек, позволяя воздуху из легких звучать членораздельно. Попутно замечу, что только глубоко поврежденный в разуме человек мог придумать теорию о том, что человек возник ни с того ни с сего, как-то случайно, из мертвой материи, эволюционируя… А вот – на тебе, разговаривает человек, поет. Арии даже поет, а не только на кухне – шлягер. И любой поющий человек развенчивает и убивает на корню идею эволюции. Как это может быть не очевидным?

Остаются духовые, и они тоже у нас есть. Это легкие, трахея, воздуховодные то есть пути, без которых разговора или пения не выйдет. Легкие – это органные мехи, нагнетающие воздух для произнесения осознанных звуков. Таким образом, в человеке органически собраны, соединены все главные виды музыкальных инструментов. И поскольку нет такого вероучительного положения, которое бы не соединялось с практическими выводами, нам нужно сделать практический вывод и из того, что человек – это всегда человек-оркестр.

Первое, навскидку, это то, что нет в Православной Церкви на службе музыкальных инструментов. Органа, гитары, мандолины, барабана и прочее. Нет. А почему? А потому что, раз уже есть все в самом человеке – участнике богослужения, то ничего больше не надо. В какие еще кимвалы бить, если есть язык, работающий, как кимвал? Зачем еще орган, если легкие делают свою работу постоянно? И какие арфы с гитарами могут заменить сложнейшее устройство человеческого голоса с натянутыми струнами голосовых связок? Все есть, и ничего не добавишь. Поющий человек – самое сложное музыкальное устройство. Есть у нас только колокол, но он снаружи звонит, созывая на службу, а не внутри храма.

Еще важно то, что человек, воспринимаемый как музыкальный инструмент, должен отдать себя в руки Бога. В таком случае его жизнь способна зазвучать. Дух Святой – Музыкант искусный, а человек, как сказано, инструмент тонкий. В случае покорности человека Богу, Господь, словно водя пальцами по струнам, извлечет из человека мелодию жизни. Жития святых – это так же партитуры, а не только иконы. Воля, память, воображение, ум и совесть вкупе с пятью телесными чувствами (слух, вкус, осязание, зрение, обоняние) составят, в случае святости, десятиструнную псалтирь, на которой и будет пропета Богу новая песнь.

Дух Святой – Музыкант искусный, а человек, как сказано, инструмент тонкий
Когда Давид говорит «воспойте Господу песнь нову», он менее всего говорит о новой мелодии, или аранжировке старого музыкального текста, или новом тексте для песни. Царь-пророк говорит о том, что человек сам должен стать лютней, колоколом, скрипкой… Одушевленным инструментом. Пусть Бог играет на нем, и пусть эту музыку многие слышат. Слышал же Пифагор музыку, издаваемую вращающимися и движущимися светилами и планетами. Если бездушное небесное тело, вращаясь и двигаясь, звучит (а оно звучит!), то тем более разумный человек. Он, живя, звучит. Думая, говоря, совершая различные поступки, он звучит. И не говорим ли мы привычно, что жизнь его, или ее, звучит, как песня?

На прощанье хотелось бы пожелать практически исполнять заповедь «пойте Богу нашему, пойте». Святейший Патриарх неоднократно указывал на необходимость общецерковного пения на службах. Начинать следует с Евхаристического канона. Далее – ектении, антифоны и так далее. Нужно выйти за скудные пределы одних лишь Верую и Отче наш, которые поются традиционно всеми. Нужно больше. Нужно вообще петь. Ведь если за праздничным столом никто не затянет общеизвестную песню или же если кто-то затянет, но никто не подхватит, то это явный признак умирания народа. Народ, переставший петь, это народ, стоящий на краю общей могилы.

Созданные как универсальные музыкальные инструменты, мы лишены в этом вопросе права выбора. Мы не можем не петь. Петь мы обязаны. И провожая к алтарю новую супружескую пару, и провожая до могилы одного из тех, кто ушел отсюда раньше нас. И собирая урожай, и поздравляя юбиляра. Без сомнения, мы должны воспевать и имя Божие. Вся природа, не имеющая рта и языка, с завистью смотрит на человека. «Мне бы ваши уста, – шелестит дерево. – Ух, я бы запело. А так могу лишь качать ветвями во славу Создателя и давать приют птицам, умеющим петь вместо меня». Нечто подобное журчит ручей. Нечто подобное произносит медленно проплывающее по небу облако и пыхтит, ползущий в траве, муравей. Весь мир смотрит на человека с удивлением и надеждой. С надеждой, что человек начнет молиться и оправдает существование мира. С удивлением, что до сих пор он делает это неохотно, кое-как.

Натяните струны, продуйте мехи и приготовьте кимвал. Выше стропила, плотники!

Человек обязан воспевать Господа неба и земли. Для этого человек создан.

 

 

                                                        СВЯТЫЕ ДЕНЬГИ          

Деньги, безусловно, нужно уметь зарабатывать; с ними, безусловно, нужно уметь обращаться; ими нужно уметь делиться; их нужно сберегать на определенные нужды. Во всем этом есть премудрость. И этому всему нужно где-то учиться. (Кто бы нас всему этому научил?) Вот, например, есть такой практический навык по части благотворения. Опять-таки, тот же Златоуст говорит, что есть такое понятие – “святые деньги”. Святой – это, вообще, по-еврейски в точном смысле слова – это отделенный. Вот есть земля, на которой можно строить, пахать, жарить шашлыки. А есть земля, отделенная для особых целей. Например, для постройки храма. То, что отделили, это – святое. Есть святые места, есть святые дни, есть святые одежды, есть святые слова. То есть то, чем пользоваться нужно не в быту, не каждый день, а – иногда и с благоговением. Златоуст говорит: могут быть такие святые деньги. Что он имеет в виду?

Если ты работал и заработал, какую-то работу сделал, получил законный гонорар; ты взял его в руки и отделил из него какую-то часть. Десятую, или …пятнадцатую, или …шестую. Раньше брали десятую. Но можно брать больше, можно брать меньше. По усердию. Отложил. И пусть это будет “святым”. В том смысле, что: на себя это никогда больше не трать! (Отложи это – пригодится. Только не себе!). Где-нибудь имей такую кубышку, пусть лежит там святая пятерочка. И что бы у тебя не случалось – себе ее не бери. Потом ты заработал еще двадцать тысяч, и еще две тысячи туда. Потом …еще и …еще. Через три-четыре месяца (если ты трудяга, и не жмот, и не транжира) у тебя там накопится. И вдруг возникает необходимость, у кого-то операция и операция серьезная. Нужно дать много денег. Ты говоришь: “У меня есть”. Или к вам приходят соседи и говорят: “В нашем доме есть покойник. Мы собираем на похороны. Семья очень бедная. Нам нужно и гроб заказать, и машину оплатить, и услуги гробовщиков. Знаете, сколько это стоит? Говорят: “Живите долго, потому что – умирать очень дорого”. И ты говоришь: “Да у меня есть”. Не нужно в карман залезать, у меня для этого уже есть. Я иду к этим святым деньгам и беру из них необходимую сумму. На ваши нужды.

На ваши!.. На больных, на бедных, на церковь. На что-нибудь еще.

Вот Златоуст так рекомендует делать: отделять по чуть-чуть, отделять понемножечку. Не нужно, чтобы ты сразу имел миллион долларов. Не надо. Ты его может, никогда в жизни иметь не будешь. Но ты имеешь всегда тысячу, две, три. На всякий случай. Отложи ее и не трогай. И забудь про нее на время. А потом вспомни про нее, когда нужно будет другому. Вот это великая наука. Это целая наука. Если бы каждый из нас так делал, то у каждого из нас по свистку, по щелчку, по команде духовного лица, у нас бы тут же нашлось сразу пять—десять – пятнадцать – двадцать тысяч. На любое дело. Мы бы в один день храм построили. Потому что – все готовы. Все готовы к доброму делу.

Это одна из задач христианских. Как пишет в Послании к Титу Павел: “Христиане – это люди, на всякое доброе дело приготовленные” (Тит.3,1). То есть они, как солдаты, спят одним глазом, готовые всегда вскочить по команде: “Тревога!” Как только тебя позвали, ты – вскочил, побежал. То есть — ты на всякое доброе дело готов. Это одно из свойств верующих людей. Не нужно долго упрашивать, долго тебя тормошить, убеждать тебя. Объяснять. Не нужно умного человека убеждать. Говорят: “Надо помочь!” Надо, значит – надо! Пошли, – помогу.

 

8 октября – день преставления преподобного Се́ргия, игумена Ра́донежского, всея России чудотворца (1392)

Есть самые сокровенные, дорогие для каждого из нас имена святых, к которым мы обращаемся в горе и радости, в надеждах и чаяниях. Молитва к ним всегда бывает услышана, а их житие, словно путеводная звезда, руководствует нас на пути к Небу. Преподобный Сергий Радонежский принадлежит к числу именно таких, самых любимых, близких сердцу святых.

Есть предание о том, как преподобный Сергий явился старцу Алексию Зосимовскому. В 1919 году совершалось неслыханное на Руси дело – повсеместно вскрывались мощи святых. Это делалось безбожной властью как поругание над святынями Церкви. Вскрыты были и мощи преподобного Сергия. Много скорбел об этом старец Алексий Зосимовский, недоумевая, почему Господь попускает сему. Однажды вечером, когда он стал на молитву, ему явился преподобный Сергий и сказал: «Три дня молись и постись, и я скажу тебе то, что нужно». На третий день преподобный Сергий снова явился ему с ответом: «Когда весь русский народ терпит такие скорби, то должен и я вместе с ним потерпеть какую-то скорбь».

Сострадание и бескорыстная помощь до полного самозабвения – вот что всегда отличало святого Сергия как при его земной жизни, так и по переходе в вечность. Вот почему преподобный Сергий еще называется великим печальником земли Русской. Всякая печаль простых людей находила с его молитвой к Престолу Божию, чтобы там, у Небесного Отца, найти свое разрешение.

Преподобный Сергий – святой, близкий простому народу. Он не был богословом, знаменитым оратором или высокоученым писателем, поражающим умы читателей или слушателей глубиной своей мысли. Сама учеба поначалу давалась ему крайне тяжело. Смиренно нес он свой ежедневный труд, как и каждый простой человек. Выстраивая сени к чужой келье и получая плесневелый хлеб, преподобный Сергий разделял тем самым долю простого народа. Он был с народом, и потому народ тянулся к нему.

Преподобный Сергий был тот подлинный старец, который прозревал волю Божию о человеке. Он видел и знал, что Господь уготовил именно этой конкретной душе, а собственная близость Богу позволяла испрашивать у Небесного Отца необходимую для человека помощь.

 

«Игумен земли русской».
Раиса Евдокимова.
Типография «Экстрапринт», СПб, 2014.

 

одители Варфоломея сильно скорбели, а учитель весьма огорчался тщетности усилий своих. Все печалились, не ведая высшего предначертания Божественного Промысла, не зная о том, что Бог сотворит с этим отроком, что Господь не оставит Своего Преподобного. По смотрению Божию, нужно было, чтобы книжное знание он получил от Бога, а не от людей, что и сбылось.

Будучи послан отцом своим Кириллом искать скот, он встретил некоего черноризца, незнакомого ему старца, святого и чудного, саном пресвитера, благообразного и подобного Ангелу, который стоял на поле под дубом и усердно, со слезами, молился. Увидев его, отрок сначала смиренно поклонился, затем подошел и стал вблизи, ожидая, когда тот кончит молитву.

Помолившись, старец взглянул на отрока, прозревая в нем духовными очами избранный сосуд Святого Духа. Он с любовью подозвал Варфоломея к себе, благословил его, поцеловал, по христианскому обычаю, и спросил: «Что ты ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок сказал: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для этого я отдан был учиться. Сейчас душа моя печалится о том, что я учусь грамоте, но не могу ее одолеть. Ты, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте».

Старец воздел руки, возвел очи к небу, вздохнув пред Богом, усердно помолился и после молитвы сказал: «Аминь». Бережно достав из кармана, он, как некое сокровище, тремя пальцами подал Варфоломею нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого пшеничного хлеба – святой просфоры, и сказал ему: «Открой уста свои, чадо, возьми это и съешь – то тебе дается в знамение благодати Божией и понимания Священного Писания. Хотя и маленькой кажется частица, которую я даю тебе, но велика сладость вкушения от нее». Отрок открыл уста и съел то, что ему было дано, – и была сладость во рту его, как от сладчайшего меда. И он произнес: «Не об этом ли сказано: »Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим« [Пс. 118, 103], и душа моя весьма возлюбила их». Старец ответил ему: «Если веруешь, больше этого увидишь. А о грамоте, чадо, не скорби: знай, что отныне Господь дарует тебе хорошее знание грамоты, большее, чем у твоих братьев и сверстников», – и поучил его на пользу души.

После ухода старца отрок внезапно постиг всю грамоту и чудесным образом изменился: какую бы книгу он ни раскрыл – он хорошо читал и понимал ее.

 

Миниатюра из издания “Житие Преподобнаго и Богоноснаго Отца Нашего Сергия Радонежского и всея России Чудотворца”. 1853 г.
Музей Санкт-Петербургской епархии.

Перевод https://azbyka.ru

Оккультные корни русофобии

 

 

 

Александр Леонидов (Филиппов)

писатель

 

 

 

ОККУЛЬТНЫЕ КОРНИ РУСОФОБИИ

 

Как писатель, я склонен мыслить образами. И вот передо мной возникает образ простого, обычного человека в 1980-м году. Не министра, не генерала, не какого-то большого начальника, который и в этом году обречён вариться в оккультной гуще «реалполитик», а рядового гражданина со скромной должностью. И вот этот человек завтракает, пьёт какао, кушает яичницу и смотрит из окна во двор…

Этот человек бодр и весел. Есть такая философская шутка – «оптимист – это плохо информированный пессимист», и она как раз про нашего обычного человечка. Корни его исторического оптимизма не есть какая-то наркотическая эйфория. Они нам понятны. Мир, в котором он живёт: 1) достаточный; 2) восходящий; 3) понятный.

Что мы имеем в виду? Под «достаточностью» мы понимаем выживаемость, отсутствие какого-либо фактора, которое делает выживание проблемным, сомнительным, ставит под вопрос. Может быть, типовая квартира в панельном доме не слишком просторна – но она есть. В окно её кухни наш человечек как раз и смотрит на утренний двор… Может быть, продукты на его столе не самые деликатесные – но они достаточно здоровы и достаточно питательны. Батареи греют, рабочий день 8-часовой, на что-то зарплаты не хватает, но базовые потребности стабильно удовлетворены. Этот мир достаточен – потому что не угрожает выдавить человека из жизни. Читать далее “Оккультные корни русофобии”

Радость неземная

Протоиерей Константин Григорьев

На клирос нашей Сиверской церкви ходит петь за службами одна нестарая женщина, мать семейства, я хорошо знаю ее родственный круг и домашний быт, часто встречаюсь с ней в поезде на пути в Гатчину или к Сиверской и всегда радуюсь встрече с ней, как с приятной собеседницей.
Муж этой женщины живет и служит далеко от семьи, на псковской границе, а жене присылает совсем небольшие средства. На попечении матери находится трое взрослых детей. Нужду терпят они постоянно; приходится занимать деньги на хлеб; однако мне довелось как-то вечерком зайти в этот дом и я вынес оттуда впечатление такое, как будто побывал в самой счастливой семье. Я застал всю семью в сборе, за чайным столом; дети, которых я видел в первый раз, все поспешили навстречу и приветствовали меня так же весело, как и сама хозяйка. Меня усадили за стол и я долго был свидетелем мирной семейной беседы. Дети посвящали мать во все подробности своей школьной жизни и учебных занятий; двое из них уже кончают десятилетку, а третий тоже близок к концу и все идут первыми в классах. Мать с не меньшим интересом вникала во все рассказы детей, она сама как бы снова переживает свои школьные годы. Попутно, беседуя с детьми, она старается сообщать им уроки Закона Божия, и не напрасно трудится; это я смог заключить по одному случаю, свидетелем которого мне довелось быть. Однажды мать была очень озабочена и расстроена: в их доме умерла старушка – мать мужа, и вот при их обычном безденежьи явилась еще необходимость хоронить усопшую. Молодая женщина нервничала, дети старались помогать ей в хлопотах, они успокаивали ее и я слыхал, как одна из дочерей даже упрекнула ее: “Мама, разве ты можешь так теряться, ведь ты же верующая”.
Но такое состояние для женщины было совсем необычным и мимолетным; наоборот, она всегда удивляла меня своею бодростию, и любит рассказывать о том, как много Господь посылает ей Своих милостей и всегда помогает.

Протоиерей Константин Григорьев (1881-1938)
“Моя копилка”. Изд-во диакона Константина Филатова
г. Барнаул, 2022