МИХАИЛ ШУЛИН
редактор газеты «Вестник Александро-Невской лавры
«ТОЛЬКО ДОБЛЕСТЬ БЕССМЕРТНО ЖИВЕТ, ИБО ХРАБРЫЕ СЛАВНЫ ВОВЕКИ»
Русская армия в романе Сергея Скобелева «Дальше фронта».
Огромное сооружение цивилизации XIX века
сгинуло в пламени Мировой войны.
Не осознав этого, нельзя понять и сути ХХ века.
На нем лежит отпечаток войны.
Э. Хобсбаум «Эпоха крайностей.
Короткий ХХ век».
Мы четыре дня наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Н.Гумилев
Первая Мировая война… Едва ли в истории ХХ века найдется событие, столь изменившее мир. Даже применение ядерного оружия было оценено широкой общественностью многим позже — в августе 1945 года, пожалуй, только физики могли понять масштаб свершившегося. Первая Мировая, называемая современниками Великой, Второй Отечественной а также Европейской, изменила судьбы миллионов людей, ибо изменилось их сознание. По справедливому утверждению М. Солонина «именно она (Первая Мировая война — М.Ш.) разорвала культурно-историческую континуальность совершенствования цивилизации и миропорядка». Человек, основами существования которого были рационализм и позитивизм философии и науки XIX века, верящий в господство нравственных начал бытия, благотворное влияние технического прогресса, столкнулся с экзистенциальным ужасом, борьбой, крушением идеалов, смертью как обыденностью, повседневностью, вызывающей отупление и безразличие реальностью, чудовищной реальностью. Страшный опыт дегуманизации изменил сознание миллионов людей, не говоря уже о том, что политическая карта мира изменилась навсегда – в войне пали четыре империи Европы — Российская, Германская, Австро-Венгерская и Турецкая, а последняя — Британская — начала путь к своему закату. Возник новый миропорядок, появились новые государства, новые политические игроки.
В культуре и литературе Запада Первая Мировая война породила новое явление — творчество «потерянного поколения». Представим себе полотна художников Г. Роджерса, Д. Нэша, знаменитого О. Дикса, Ф. Марка, Х. Ларвина, вспомним книги Р. Олдингтона, Э.М. Ремарка, М. Залки, Э. Хемингуэя, А. Барбюса… Для многих художников того времени мировая катастрофа явилась фатальной. «Война нас смыла»,— пишет Ремарк в одном из своих произведений. Действительно, именно Первая Мировая, на наш взгляд, изменила сами принципы бытия Европы, а следовательно — на тот момент — и всего мира, ибо средоточие политических сил и экономического потенциала последнего на тот момент находилось именно там.
У нас Первая Мировая война получила иную трактовку, и причиной тому — разразившаяся над Россией революционная гроза, а историю, как известно, пишут победители. «Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг»,-— писал В.И. Ленин в работе «Война и российская социал-демократия». Ленинский тезис обозначил магистральное направление для отражения Первой Мировой войны в русской литературе. В большинстве произведений, где описываются события 1914-1917 годов, Великая война — лишь лестница, ведущая к Гражданской войне. Таковы «Тихий Дон» М.А. Шолохова, «Хождение по мукам» А. Толстого, «Август четырнадцатого» А.И. Солженицына, рассказы М.М. Зощенко, В.В. Вересаева. Даже так называемые «белогвардейские» авторы, как, например, А.И. Туркул и П.Н. Краснов, следуют тому же принципу. «Великая и забытая» -— верное замечание историка Виктора Правдюка. Впрочем, с некоторой оговоркой к работам о Первой Мировой войне стоит отнести произведения генералов А.М Зайончковского, А.А. Керсновского, А.А. Брусилова, А.А. Свечина, и пр,. до недавнего времени известных лишь специалистам, да и в наше время изданных ограниченным тиражом.
Современные писатели во многом следуют прежним традициям, и произведения В. Пикуля, Ф. Разумовского, Е. Авдиенко, Б. Акунина — тому подтверждение, ведь и в них Первая Мировая — предтеча Революциии и Гражданской войны. Есть и книги, относящиеся к жанру «альтернативной истории», но рассмотрение подобных форм не входит в задачи данной статьи.
Таким образом, очевидна недооценка, даже, пожалуй, замалчивание Первой Мировой войны в отечественной культуре и, в частности, литературе. К сожалению, ситуация эта по сю пору остается прежней.
Учитывая вышесказанное, особо хочется отметить роман Сергея Скобелева «Дальше фронта», как самостоятельное глубокое произведение, посвященное Первой Мировой войне. Книга эта вышла пока небольшим — к сожалению! — тиражом в петербургском издательстве «Супер» в 2022 году, а также опубликована она и на сайте litres.ru. С. Скобелев впервые пишет большой роман, и, на наш взгляд, он вполне удался.
«Дальше фронта не пошлют…» — известное всем выражение настоящих фронтовиков, используемое и по сию пору. Но в романе это словосочетание, «Дальше Фронта» -— прозвище главного героя, русского офицера Владимира Кирилловича Рыкова, которого мы впервые встречаем в окопах Порт-Артура, на небезызвестной высоте 203:
«Выбора в решении не было… Портупею поручик сорвал и отбросил, чтоб не мешалась, подхватил от убитого рядом стрелка длинную пехотную «трехлинейку» с примкнутым штыком. Легко, как будто и не был только что контужен, гимнастическим прыжком взметнулся на бруствер:
– Р-рота-а! Слушай мою команду! За Веру, Царя и Отечество! В штыки — за мной!…
Мешая уставное «ура» с остервенелым матом, стрелки горохом посыпались вниз по склону».
Выходец из небогатых дворян, на наших глазах Рыков проходит путь от поручика до подполковника, ведь роман С. Скобелева охватывает более десятилетия, с 1904 по 1914 годы. Дорогами войны и мира идет наш герой, и, несмотря на нежелание пересказывать сюжет книги, следует остановиться на ряде интересных моментов, выделяющих роман среди себе подобных.
Итак, Владимир Кириллович Рыков — герой-артурец, георгиевский кавалер, при личной скромности не стесняющийся сказать правду как начальству, так и широким кругам общества (Именно это качество и обусловило его прозвище «Дальше Фронта» — только что вышедший из боя поручик не побоялся дать честное интервью репортерам»). После нескольких лет межвоенной службы, будучи уже капитаном, Рыков попадает в сухумский гарнизон, где возглавляет пулеметную школу. С этой частью, преобразованной впоследствии в отдельный пулеметный батальон, он и встречает войну.
Воевать ему и его подчиненным предстоит на турецком фронте, где герои принимают участие в Саркамышской операции, которая явилась, если можно так выразиться, крахом турецкого блицкрига. Саркамыш, расположенный между Эрзерумом (с турецкой стороны) и Карсом (с русской), являлся ключевой точкой для проводимого турками наступления, которое должно было привести их в Закавказье. При огромном перевесе сил и средств наступление — ведомое во многом германскими офицерами-инструкторами,один из которых присутствует в романе — провалилось, и с того момента до конца войны стратегическая инициатива перешла к императорской армии. О героизме русских, защищавших Саркамышские перевалы, и рассказывает нам С. Скобелев. Причем — и мы не раз к этому вернемся — необходимо отметить историческую точность как в изложении событий, так и в упомоминании действующих лиц, руководивших обороной: генерал Юденич, генерал Мышлаевский, генерал-адьютант Воронцов-Дашков — реальные люди. Главное же — при наличии очевидных успехов русской императорской армии турецкий фронт забыт нашей литературой и весьма поверхностно встречаем нами в мемуаристике, оставаясь достоянием научных работ. Рассказ о нем — особая заслуга Сергея Скобелева.
Отдельного слова заслуживают яркие батальные сцены. Стараясь не перегружать текст примерами, необходимо все же привести пару цитат:
«– Огонь!
В лоб и по флангам турецким кавалеристам ударили десять пулеметов, стрелки били из «трехлинеек» и «маузеров» на выбор. Шквал свинца в полминуты проредил атакующих наполовину (…) Это был почти полный разгром, когда неожиданно замолк «Максим», защищавший правое дефиле. Около полусотни турок все же прорвались сквозь заградительный огонь и мчались теперь мимо центральной и правой русских позиций прямо на несчастливый расчет. Слабый огонь едва ли десятка винтовок остановить их никак не мог».
Или:
– Тут наше дело щас пойдет, вашебродь, солдатское. Мы-то не по первому разу, а вы несвычный. Вы, ежли можно так, то чуть сзади нас, с «люськой» – унтер кивнул на пулемет, прикроете с флангу, только жарьте коротко, диск остатний. Ладно?
– Ладно,- сглотнул поручик,- ладно, Васильич…
– Лишь волны морские прославят вдали геройскую гибель «Варяга»!
Турецкие роты, больше напоминавшие толпу, уже не обращая внимания на редкие очереди и выстрелы, с нестройным ором приблизились почти на сотню метров…
«Севастьянов отбросил пустой «мадсен»:
– Все, ваша бродь, отстрелялись…
«Дальше фронта» — подлинно исторический роман, поражающий четкостью изложения событий и всесторонним знанием императорской армии — техническая сторона, штабная работа, быт солдата и офицера описаны детально и точно. Автор знает не только то, как менялась, например, штатная численность пулеметов в полку, какие рапорты подавались при различных ситуациях, но и довольствие солдата, жалование офицера, цены того времени на папиросы, спички, пошив одежды, посещение ресторана, поездку на извозчике и т. п.
Но при доскональном знании истории автор чужд излишнего пиетета в изложении фактов армейской жизни. Не остаются за рамками и извечные недостатки военной машины — показуха, бюрократизм, медлительность:
«Докладывать немедленно плохо, не докладывать — может получиться еще хуже, потому как спросят, отчего не доложили тут же».
«… ибо нет там (в штабах — М.Ш.) худшего проступка для подчиненного, чем явиться перед начальством хотя бы с одной пуговицей, перекошенной не по форме»
«не интересно прессе писать о том, что, к примеру, N-ский полк третий месяц на одной пшенке сидит, а в интендантстве и в ус не дуют… не того масштаба эмоции».
Речь персонажей произведения выдержана в стиле того времени. «Батарея приведена к молчанию», «будьте надежны», «шоффер», «охотник» (то есть разведчик), «момент» (офицер-карьерист) — приметы эпохи, делающие роман еще более достоверным, насколько это можно сказать о художественном произведении. Язык героев — офицеров, солдат, жителей Кавказа — различен, но при этом соответствует времени, сословию, народу и ситуации. Да и сами герои интересны и хорошо прописаны: достаточно упомянуть старшего унтер-офицера Щепкина, бывалого солдата, денщика Курносова, напоминающего нам о купринском Гайтане и пушкинском Савельиче, или гвардии капитана Оболенского и штабс-капитана Климова — своего рода Болконского и Максима Максимовича… Вполне ясно, что Сергей Скобелев, образно выражаясь, впитал традиции русской военной прозы, поняв и мастерски интерпретировав их. Впрочем, и гражданские персонажи книги «не отстают». Отлично проработанными и живыми смотрятся диалоги и с Анечкой (дочерью подруги капитана Рыкова), и с ее матерью, и с абреком Илико, и с извозчиком Важей, и со множеством других персонажей.
Интересна композиция книги — пролог, две части и эпилог, составляющие ее, снабжены примечаниями, раскрывающими моменты армейской, и не только, жизни тех времен. Это помогает нам, читателям, глубже и полнее почувствовать дух описываемой эпохи, дает те мелкие, но необходимые подробности, позволяющие понять реалии более чем столетней давности. Этой же цели служат и своего рода интерлюдии, предваряющие каждую из частей — описания значимых и интересных, по мнению автора, событий 1912-13 (1 часть) и 1914 (2 часть) годов. Впрочем, остается не вполне ясным критерий отбора вышеуказанных событий. Роман снабжен рядом примечаний и приложений, весьма, кстати, познавательных, что сближает его с научно-популярной литературой.
Из недоработок можно отметить некоторую размытость любовной линии романа и мелкие погрешности текста, например, немецкий капитан Шлиман, военный советник в турецкой дивизии, в дальнейшем назван майором. Впрочем, подобные мелочи, которые устранит любой мало-мальски сведущий редактор, не умаляют ценности книги и, несомненно, будут исправлены в дальнейших публикациях. Ведь произведение такого уровня, вне всякого сомнения, требует большего тиража и, надеемся, будет замечено издателями.
В целом же роман Сергея Скобелева «Дальше фронта» несомненно ценен и важен. Ценен своей проработанностью, прекрасным литературным языком, особым вниманием к историческим деталям, важен как пример верного, тщательного подхода к разработке такой сложной темы, которой является исторический роман, требующей от автора владения не только художественным словом, но и обладания обширными фоновыми знаниями об описываемой эпохе.
Роман «Дальше фронта» логически завершен, но предполагает и продолжение, о чем говорит нам сам автор, заканчивая повествование словами «Конец первой книги». С нетерпением ожидаем дальнейшего рассказа о службе и приключениях теперь уже подполковника Рыкова, Сергею Скобелеву же пожелаем дальнейших успехов в создании столь качественной исторической литературы, в которой, несомненно, нуждается современный читатель.
*****
М. Шулин
А. Ваулин
Взгляд из окна. Путевые заметки
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
1941 г. К. Симонов
Волею Божией случилось так, что мы, давно планируя поездку на Донбасс и освобожденные территории, оказались там именно в судьбоносные дни 26-27 сентября, когда решилась судьба не только вышеупомянутых земель, но и, без преувеличения, всей России. Хотелось разобраться, как, почему и в чем заключен смысл крупнейшего открытого противостояния нашей страны с Западом со времен Второй Мировой войны, почувствовать это на месте и, по возможности, рассказать об этом тем, кто далеко от линии борьбы, ведь здесь все воспринимается иначе.
А тут и референдум «подоспел». Наш рассказ, безусловно, краток и неполон, но это, наверное, не к худшему, ибо он являет собою непосредственные наблюдения прямо в момент событий референдума, незадолго до и после него. Это действительно взгляд из окна на мир, который меняется на наших глазах. Примером этого может послужить то, что мы были одними из последних, кто пересек границу освобожденных территорий как другого государства — через час после того, как мы миновали Джанкой, президент В.В. Путин объявил о вхождении в РФ четырех новых регионов.
Известно, что добраться самолетом на юг теперь не так просто — ряд аэропортов закрыт по военным причинам. Поэтому пришлось лететь через Волгоград и начинать движение через КПП Изварино, ведший в ЛНР.
Луганск — одна из основных тыловых баз воюющей армии, и это заметно сразу. Город наводнен военными, по одной из главных — Оборонной улице — постоянно идут колонны «уралов» и БТР, много выздоравливающих, с костылями, в бинтах. Военные в основном луганские. Следы обстрелов 2014 года почти повсюду ликвидированы. Вспоминается разговор двух детишек на автовокзале, девочек лет пяти и семи:
– Там хорошие военные с плохими воюют. Вот мой папа за хороших военных, а твой?
– Тоже за хороших.
Иное впечатление производит Донецк. Если Луганск — база фронта, то Донецк — город фронтовой. Видны следы обстрелов, хотя ремонтируют все быстро, дороги хорошие и сам город чистый и ухоженный. На улицах почти нет людей — никто не выходит без надобности: только на работу, в школу, в магазин — и домой. Обстрелы не прекращаются, ВСУ постоянно ведет беспокоящий огонь — иногда два снаряда в час, иногда два в минуту. Идет контрбатарейная борьба. Местные уже сразу различают: «Это наши, а это их. – А как вы отличаете? Да слышно ведь!»
Разговариваем с дончанкой, встретившей нас:
– Как же вы тут живете?
– Да так и живем. Не успеваем читать новости — каждый день бабахают. Кого-то убивают каждый день. У меня брату ногу «лепестком» оторвало, из дому вышел только.
– Сочувствую.
– Ох… ладно. Я, как мне на работу надо, и вообще из дома — три раза краткую молитву читаю и выхожу. Я всегда молюсь так. Если бояться — надо уезжать. А куда уезжать? Здесь наш дом, и мы никуда не уедем.
– А голосовали уже? (Это первый день референдума, часа три дня)
– Конечно, мы все проголосовали.
Дух уверенности в своей правоте повсюду. Девушка, идущая домой из школы, пишет в телефоне, невзирая на грохот разрывов. Старушка, идя в магазин, раздавливает пару орехов — город южный, грецкие орехи растут на улице — для голубей. Продавец выкладывает товар на лоток… И все это при постоянном «салюте». Есть перебои со светом и, особенно, водой, но город живет. И побеждает.
Далее — Мариуполь. До него нет прямых рейсов, но, например, из Новоазовска автомобилисты подхватывают попутчиков. По дороге видим стайку ребятишек лет 10-12, машут проезжающим российским триколором.
Город сильно разрушен и напоминает Грозный двадцатилетней давности, но жизнь вернулась в него: работают магазины, школы, немногочисленные кафе. Курсируют бесплатные автобусы с надписью «Санкт-Петербург и Мариуполь — города-побратимы» на борту.
Местные жители рассказывают разное, но общее мнение едино: «Не уходите, второго штурма мы не переживем».
Страшна история Ирины, одна из многих историй разрушенного города. Но вместе с тем она и обыденна — таких тут много. Публикуем ее фактически без сокращений, как и снята была с диктофона, без купюр:
– Как вы встретили войну?
– В пять утра муж смотрел по спутниковому новости (Российские каналы и раньше были запрещены на Украине – М.Ш.). Говорит — война! Я спрашиваю: «Как? Не может быть». Поехала на работу, а через неделю на работу уж не ходили. Все закрываться начало. С неделю прошло — и газ, и электричество пропали.
А первый снаряд по нашей улице попал 9 марта. Мы уже в подвале прятались, у нас частный дом был. (События происходили на ул. Талалихина — М.Ш.) Тогда бабахнуло, сын с мужем побежали тушить, огнетушитель был, ребенок с водой бегал…
12 марта сосед делал костер во дворе, готовить, мы не делали. Сын сбегал с чайником к соседу, сказал, мы сейчас с папой вернемся, и снова вышел. Тут начались сильные обстрелы, я с малой в подвал, а они вышли во двор. При обстрелах они всегда в дом забегали, а тут слышу — их нету. А я ж с дочкой в подвале. Дом трясется, а я молюсь, держа дочку на руках. Смотрю — моих нет. Я малую кладу спать, мои обустроили ж там все — кроватку, ну все…
Выхожу — идет соседка, кричит, плачет, рыдает. Я: «Что случилось?» Побежала я от своего дома и увидела страшную для себя картину: там лежал мой ребенок лицом вниз, муж, двоих соседей разорвало. (…) Они пролежали пятнадцать дней на улице, у меня не было возможности забрать их. Я пыталась сама это сделать — не получилось. Прикрыли только, я смотрела — лежат они, я не могла подойти к ним. Снаряды летели постоянно.
Через пятнадцать дней я нашла помощь, чтобы дотащить их во двор и похоронить. Мне помогли, и я несла тоже — они за ноги, я за голову держала сына…
Прошло ровно полгода, но для меня это реально. Я не могу поверить, что у меня больше нет ребенка. Я, получается, рожала его как для войны… И вот ребенок 11-й класс не закончил, а планы были, поступать куда. Он у меня и боксом занимался, тренер, все хвалили…
С конца марта они пролежали у меня во дворе, до 18 июня, тогда прокуратура ДНР начала перезахоронения. Помогли мне парни, достали их, и теперь они на Старокрымском кладбище. Вот война для меня.
Я больше не могла заходить в свой дом, и до 28 марта жила у крестной, это рядом. Едим, и тут — троекратный выстрел, три раза подряд в одну точку. Побелка посыпалась, ничего не видно…
– Это кто был?
– У нас украинские танки на тот момент стояли в троллейбусном депо. Это не может быть совпадением, в жилой дом попасть три раза подряд. Я схватила ребенка, прыгнули в подвал, до утра опять сидели. Я молилась, чтоб это закончилось, был конец марта — месяц войны. 12 марта погибли мои мальчики, а 13 марта моей дочери исполнилось пять лет, и не было у нее уже ни папы, ни брата…. Так вот, попадает снаряд в дом, разваливает полдома. Весь удар получила я — дверь вылетела в мою сторону. Мы сидели в первой комнате, а когда я очнулась, встала и повернулась — ни дверей, ни стенок. Перед падением я ненадолго отключилась, услышала крик своей дочери. Я поняла, слава Богу, она хоть живая. Крестная закрыла ее. Снаряд вообще попал чуть дальше (рисует схему на столе), а попади он в середину — нас бы уже не было.
Сосед сказал: «Тут есть бомбоубежище недалеко, Ира, что ты тут делаешь до сих пор?» Я малую взяла, бежим через огороды, ну, попадаем под обстрел, конечно, и — в это убежище.
Отсидели мы там с конца марта еще с месяц. Через два дня залетает туда разведка ДНР, молодые пацаны с Макеевки, это я потом узнала. Вскоре они в этом доме закрепились. Многие, знаю, погибли потом.
– Расскажите о днровцах.
– Обращение было нормальное. С моим ребенком было еще с шесть детей, и все было детям, скажем так. Разведка у нас фактически и жила.
– Делились пайком?
– Да, они даже больше приносили. И одежду носили детям, и все… ничего не могу сказать. Дети, конечно скажу, нуждались, и они все им носили. Мы пробыли с ними недели три, вот так, изо дня в день. И уходили они, и раненые приходили, и все у нас на глазах. Когда они пошли дальше, пришла замена, и они, увидев детей — они уже выбегали, город зачистили, все на «Азовстали» было — приносили и тушенку, и сгущенку, а особенно хлеб и воду. Хлеб, вода и сладкое — всегда они давали детям. Тут нас тоже никто не бросал.
– Это днровцы или россияне?
– Сначала днровцы, потом россияне. Тогда, в конце апреля мы начали выходить из подвалов, чтоб из дома хоть что-то забрать. «Азовсталь» хоть и далеко — сорок минут на маршрутке — но и у нас взврывной волной двери открывало. Так мы это все и перенесли.
– Храни Господь вас. Такое…
– У меня муж, когда еще был жив, сказал: «Ира, азовцы принесут в каждую семью беду». Он и до этого политику слушал, говорил — я не сильна в этом: «Они не сдадутся, они раздолбают этот город». И вот, пожалуйста, с нашей семьей получилось так, как он сказал. Теперь я осталась одна с дочкой, но надо как-то дальше. Одна в городе.
Освобожденные территории — резкий контраст. Тут война не чувствуется. Цены в гривнах (хотя рубли берут), все работает. Мангуш, Бердянск — мирная совсем территория. Тут не было ни прилетов, ни разрушений. Люди ждут, чем же все закончится, но, к счастью, нет здесь этого неизбывного человеческого горя, как в том же Мариуполе. Слава Богу.
Доехать до Херсона нам не удалось как по причинам военным — обстрелы, в том числе ракетные, после референдума значительно усилились — так и по логистическим — транспорт ходит плохо, а Антоновский мост разбит украинским огнем. Надеемся, это удастся сделать несколько позже.
Напоследок хочется заметить, что абсолютно открытым остается вопрос безопасности. Проверки на границе, так называемая «фильтрация» – носят чисто номинальный характер. Подрыв на Крымском мосту наглядно показывает это. К сожалению, в России не все еще понимают, похоже, что наша страна ведет самую крупную войну со времен Великой Отечественной, причем не с Украиной, отнюдь не с украинцами — со своими врагами, выбравшими данный момент, чтобы сплотиться и открыто выступить против нее.
христиан покинули страну. Не менее сильный удар нанесен по православной Греции. Греция – особая страна. Это страна, где Православие является государственной религией, где находится Святая Гора Афон – одно из важнейших духовных мест мирового Православия. По Греции был нанесен жесточайший удар другого порядка. Мирных греков не уничтожали физически, как сербов. Греков разорили «демократическим рынком», финансово, чтобы банально обанкротить и скупить их территорию, при этом лишив сам народ не только веры, но и самого этого уникального, с глубочайшими интеллектуальными и духовными традициями государства. Процесс уничтожения Греции продолжается… Как бы физически не уничтожали Сербию, не разрушали
Сербии, Греции, Македонии, Черногории. В период с 1999 по 2004 годы было уничтожено 150 православных храмов, огромное количество икон, святых мощей и церковной утвари в Косове. После Второй мировой войны это самая масштабная в Европе культурная катастрофа. Кроме этого, последние десятилетия идет активное физическое уничтожение славянского мира, тех народов, которые в эпоху Православного Возрождения XIV – первой половины XV вв. входили в так называемое Византийское Содружество Наций. После американских бомбежек, стремительно сокращается население Сербии (20 тысяч в год!), так как на Сербию были сброшены бомбы с ураном. Сербия – это в наши дни Второй Чернобыль.
