(Заметки о народной педагогике)
«Посеянное же на доброй земле означает
слышащего слово и разумеющего, который
и бывает плодоносен».
Матф. 13.23.
За стенами церкви мирская жизнь (а какая она нынче…), и вот мы готовы противопоставить ее церковной, отрицаем даже. Порой христианское чтение, не всегда верно понятое, туда же: «Мир во зле лежит»… Жизнь мирская и жизнь церковная… как их соединить? – жизнь-то у человека одна. Но, верится нам, что все мирское – необходимо, что от Бога оно, и современную жизнь одухотворить можно. И это не легче и не труднее, чем в апостольские или в какие иные времена. Мирская жизнь это наша плоть, всегда при нас: подступает помыслами, течет какими-то своими путями, воспоминаниями – «звук глухой в лесу ночном». Это земная персть, поле битвы и брани нашей… и это от Бога. Мир лежит во зле (т.е. доступен злу, греху), но он не зло – он от Бога. Часто с упрямой энергией новообращенных, мы корим мирскую жизнь и так и сяк… Ну что же, и это по-русски… и это пройдет.
В этих кратких заметках попытемся обозначить какова была она, эта мирская жизнь в не столь отдаленные времена у нашего народа. Какова была степень одухотворённости ее, что такое «народное православие», что такое Традиция (а она и есть проявлением единства мирской и церковной жизни). Речь пойдет о такой области традиционной народной культуры, как народная педагогика.
Сейчас под этим термином этнографы понимают науку о народном опыте воспитания, о приемах ухода и взращивания, о фольклоре, который к тому относится, о тех возрастах и ступенях по которым от века к веку возрастало вечно юное племя детей. А прежде это была не наука, а живая практика: были ли то мамы-няньки-бабки – арины родионовны или старшие братья-сестры, соседи, друзья, вся крестьянская община в целом, со своей простой, но подлинной жизнью – все это и есть народная педагогика. На ней и стояла традиционная культура, без нее и наций бы не было. Что собственно главное в традиционной культуре, да и вообще – в державе? А то и главное – из поколения в поколение общество должно воспроизводить самое себя в языке, обычаях, обрядах, в менталитете, наконец. «Все прочее приложится вам»: и государственность и экономика. Но вот наступают сбои в народной педагогике – она из живой практики превращается в предмет изучения… народ уже не узнать. Тысячелетний опыт не востребован. Теперь каждый сам себе педагог и изобретает свои педагогические системы, как в калейдоскопе сменяющие друг друга. И где же традиция? Одно поколение уже не похоже на другое – у каждого своя субкультура, свой язык, свое видение жизни. Дети не понимают отцов, а потому и не уважают, а те и вовсе детей не понимают да уже и боятся. Вот и рушится Дом. Говорят, веры, мол, не стало – потому и рушится. Оно-то так, но ведь вера сама есть предмет разрушения, на чем же стоит она? На народной душе, характере народа, менталитете, если угодно. Вот его-то и создает народная педагогика, как некий стержень народной культуры. Здесь, в детстве, где в прямом смысле нарождается народ, где «яблоко от яблони недалеко падает», где «что посеешь, то и пожнешь», где «как ношено, так и рожено», где учат пока «поперек лавки»и вместе с тем «век живи – век учись»… в этой точке пересекаются все пласты мирской жизни: народная медицина и акушерство, традиции пестования и воспитания зрелого возраста. Здесь проявляют себя, часто лишь на уровне подсознания – но от того еще более мощно– народная поэзия, народная философия, народная религия.
Возьмем для примера народное богословие. Это ведь не только Предание и не какой-нибудь писаный круг знаний. Это определенная этика, мировозрение, особая национальная форма общения с Бытием. Оно и в пословицах, и в колыбельных, в заговорах, в быличках, сказках, обрядовой поэзии, в народных драмах, в так называемом «примитиве» народной иконописи, в архитектуре и лубке, в орнаменте костюма, в символике утвари, в ремеслах и в чем и где только ее нет. Что не возьмем в традици-онной культуре – все носит печать национальной религиозной особенности, все выражает этику и эстетику народа-творца, все воспитует и созидает. И не в том дело, что народное богословие наше сплошь апокрифично, с догматическим не всегда сходится (тут много вековых наслоений перемешалось!) А в том дело, что сохраняет оно веру детскую глубокую, где все павшее отсеяно, а высокое, быть может доадамово еще, сохранено…
Раю, мой раю, пресветлый мой раю…
– поется в народном духовном стихе. Есть в народной традиции какая-то запредельная чистота, которой и грехопадение, кажется, не коснулось. Вспомним притчу о сеятеле: одно зерно упало при дороге, иное на места каменистые, иное в тернии, иное на добрую землю и дало и 30, и 60, и 100 зерен, а те – погибли. И сказано: «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен»… Народная педагогика – это и есть та традиция, которая из века в век возделывала почву человеческих душ и не только для Учения Христова, но и для всякого учения и дела. И что воспитует как не дух народа? А игры, песни, обряды (традиционные приемы воспитания) – только форма, восприяв которую, можно и к духу прикоснуться.
Мы давно уж не русские да и не советские уже – постсоветские… Традиционная культура ушла, уходит… осталось немногое, но дух народа не умирает. Он, как и души «прежде всех усопших», остается. В этом залог и смысл, и шанс возродиться, как бы далеко не шагнули мы в «последние времена»… Не стоит идеализировать прошлое, в нем всякое имеется. Но ведь и в современной педагогике нас привлекают лишь лучшие образцы.
У педагогики есть совершенно конкретные, осязаемые результаты: состояние культурного наследия и демографическая ситуация.
Если говорить о последней, то результаты исследований печальны: с 1990 года впервые (за обозримую тысячелетнюю историю!) смертность в России превысила рождаемость. Русские вымирают по миллиону, а по неофицальным данным – по два миллиона в год. При такой динамике в 2030–2050 гг. население России составит менее 70 миллионов человек. Согласно научным расчетам это минимальный порог при котором еще может существовать государство, армия, промышленность. Дальше – судьба Второго Рима. Это результат отхода от принципов народной педагогики – то есть утрата народного духа, как основной ценности культурного наследия.
На самом деле, демографические показатели это не самое страшное. Положим, Милостью Божей, в нашем обществе снова восторжествует идеал многодетной семьи… Но ведь большая часть молодежи уже втянута в иноземную эрзац-культуру, поглощена, прозомбирована, отторгнута от Русского Духа. Так, быть может, малочадие нынешнего поколения есть истинная милость Божья? Так может и не с демографической пропаганды (этим и Гитлер занимался, и преуспел, кстати) надо начинать, а с культуры, с возврата к принципам и идеалам народной культуры. Землю возделывать – вот путь… А Сеятель сеет давно и вовсе не «плохи его семена», как мыслит грешный человек, а почва бесплодна… почва.
Много ли русского осталось в нашей литературе, в искусстве? И не видно почти под недавними нагромождениями не нашего, да и не настоящего, да и просто пошлого. Если говорить не о народной практике воспитания, которая всем народным духом созидается, а о педагогике во втором смысле – как о науке – то в ней у нас тоже мало Русского и Подлинного. Диссертаций-то много написано, а сколько взрощено…
Раю, мой раю, пресветлый мой раю..?
У изучения народной педагогики своя история, свои, большей частью забытые (как и она сама) имена…
Егор Арсеньевич Покровский (1834–1895) – врач, этнограф, один из основоположников русской педиатрии, главный врач Первой детской больницы в Москве, редактор «Вестника воспитания». Егор Арсеньевич один из первых исследователей детской культуры, автор более 100 работ на эту тему (см. Детские игры. СПб., 1994). Покровским заложены основы детской этнографии и народной педагогики. Его идеи оказались несозвучны советской идеологии и с 1917 года работы Покровского не переиздавались. Но и в дореволюционной России он был почти одинок среди ученых-западников, навязывавших русской школе, русскому учителю «передовые» западные идеи, секуляризировавших и теорию, и практику воспитания.
Второй ученый, чьи работы нам удалось хоть отчасти опубликовать, и о котором здесь нельзя было бы не вспомнить – Георгий Семенович Виноградов (1886–1945) – человек удивительный и многогранный. Научный крестный путь Георгия Семеновича оказался печально-типичным для нашей эпохи: часть работ его погибла при разных обстоятельствах, но наиболее важные – по культуре детства – собраны нами в книге «Страна детей» (СПб., 1998).
Отдельное слово надо сказать о Ефиме Васильевиче Честнякове – великом русском художнике, писателе, философе, педагоге, к стыду для России почти не изданом. Сейчас нам видится, что среди русских детских (да и не только детских) поэтов ему должно быть отведено одно из первых мест. Ждут своего часа неизданные работы не менее замечательного нашего писателя Бориса Викторовича Шергина и многих, многих…
А.В. Грунтовский
Впервые опубликовано: газ. «Чадушки». 2001. № 5.