Георгий Ермолов
«…сатана принимает вид ангела света»
2 Кор. 11:14
Материя, воспринимаемая нами на уровне органов чувств, – это лишь самый последний, «грубый» слой многомерной реальности. Современная наука уже давно не отрицает существования других форм материи. Создан разнообразный инструментарий, позволяющий не только фиксировать, но и изучать эти формы. Однако базовые фундаментальные научные отрасли по-прежнему опираются на устоявшиеся традиционные представления, будто не замечая новых реальностей. Наука, с упорством аутиста, продолжает исходить из того, что материя, воспринимаемая органами чувств, является единственной реальностью. Несмотря на то, что дарвиновская теория в среде серьёзных учёных уже подвергается обоснованной и аргументированной критике, тем не менее, утверждения, что сознание есть – всего лишь продукт деятельности мозга продолжают преобладать в научных кругах. Что уж говорить о такой спорной субстанции, как душа, природа которой остаётся тайной за семью печатями не только потому, что не поддаётся научному осмыслению, но и в силу чувства ложного стыда от самой возможности рассмотрения в академических кругах. И дело здесь не только, и не столько в косности мышления научных столпов. Осмысление каждым мыслящим индивидом толпы неизбежно ведёт к обретению им той степени личной свободы, которая исключает возможность любой манипуляции, потому что самый действенный способ манипуляции сознанием индивида это его физическое отождествление, когда человеческое существо отождествляет себя с собственным материальным телом. Массовое сознание, по умолчанию властей предержащих, должно быть гарантированно закабалено стереотипами, ими самими насаждаемыми, так как иначе ход глобальных процессов неизбежно выйдет из-под их контроля. При наблюдении за ходом международных и внутригосударственных событий и процессов нередко возникает мысль, что они (власти) вроде, как и не совсем люди, а вслед за этим и следующий: а что, если они – совсем не люди? Если отталкиваться от сугубо материалистического миропонимания, то такая постановка вопроса отдаёт откровенным бредом, но если принимать во внимание многослойность строения вселенной, то не вызывает сомнений, что тонковещательные сущности, обитающие в астральных и иных сферах, вполне способны проникать в сознание соответствующих индивидов и подчинять их своей воле. Овеществлённая осязаемая вселенная – это всего лишь шахматная доска, на которой располагаются фигуры, лишённых свободы воли индивидов. Чем, как не этим можно ещё объяснить неудержимую тягу человечества к самоуничтожению на протяжении всей его истории и, в особенности, – новейшей? Но, тем не менее, человечество продолжает существовать, не смотря на бесконечные истребительные войны, чудовищные эксперименты в мировой экономике, победное шествие наркотизации, повсеместное насаждение гомосексуализма, глобальные экологические диверсии. На лицо все признаки реализации программы самоуничтожения, на фоне которой мы наблюдаем парадоксальное явление – рост человеческой популяции. Всё это приводит к единственному выводу: на Земле, на протяжении всей истории идёт непрерывная борьба неких сил за человека.
Эпоха модерна ознаменовалась не только лавинообразным развитием науки, но и окончательным признанием примата «эго», втиснутого в узкие материалистические рамки. Создавалось и насаждалось устойчивое мнение, что человек, наконец-то, стал учиться мыслить самостоятельно и независимо и это является признаком несомненного «прогресса». В то время ещё мало кто задумывался, что выбранный тип прогресса в своём векторе цели не только разрушает гармонию естественного развития, но и создаёт условия для вселенской экологической и нравственной катастрофы.
Человеческие представления о дьяволе, сатане, Люцифере как о некоем чудовище с рогами и копытами подобны представлениям неандертальца, повергнутого в ужас природными катаклизмами. На деле же всё гораздо страшнее.
История Люцифера описана во многих источниках. Будучи изначально одним из высших в иерархии архангелов он, согласно своему имени – «светоносный» – подобен самому Богу. Постепенно осознавая свою власть и могущество, он впал в заблуждение, будто эти качества есть результат его собственного совершенства, а не дарования свыше. Навязчивая идея занять первое место у престола побудила его к созданию некой группы единомышленников. Тонкость игры заключалась в том, что декларируемые им ценности выглядели безусловным добром: он призывал к созданию лучшего из миров. Но, как «лучшее – враг хорошего», так и стремление к изменению божественного творчества, привело его к отпадению от Бога, а буквально – падению. Так он стал «падшим», или «сатаной»*(shatan – «противник, свергатель, разрушитель», санскр.)
Таким образом, из «носителя света» он превратился во владыку тёмных миров вместе со своими ангелами – единомышленниками, которые впали в зависть и жажду мести за «несправедливое» воздаяние. Как же, ведь они хотели лучшего! Их намерения были исключительно благими, направленными на совершенствование миропорядка. Но все события, происходящие на высших планах мироздания, неизбежно, как в зеркале, находят своё отражение и в нашем мире, порождая всякого рода революционные и бунтарские движения. «Носитель света» дал людям науку и культуру, соблазнив их обещаниями безусловного блага и бесконечного улучшения их жизни.
Сложность восприятия заключается ещё и в том, что рассматривать зло некоей прямой противоположностью добра было бы, пожалуй, несколько примитивно. Как и земной шар, имея два полюса непригодного для жизни пространства, несёт на себе и некий абстрактный абсолют благодати – экватор, так и абстрактное добро представляет собой «золотую середину», как бы золотое сечение сути бытия. Например, в древних персидских религиях присутствует и другой противник бога – Ариман. По материалам исследований Рудольфа Штайнера* «аримановские сущности – это особый вид духовных сущностей, стремящихся навязать человеку повышенный интерес ко всему вещественно-материальному, тому, что, например, «машинообразно», механистично. Милее всего для них – новый мир, состоящий из одних машин. По их мнению, в таком виде миру и суждено существовать дальше. Во внешней сфере они стремятся все научные достижения поставить на службу механизации».
Типичный прообраз идеала аримановского мира показан в культовой голливудской трилогии «Матрица», где люди превращены всего лишь в энергетическую подпитку для машин. По сути, Люцифер исполняет роль предтечи Аримана, подготавливая интеллектуальную почву для воплощения его замыслов. Данный тандем воплощает в себе две противоположности одного негативного. При внимательном рассмотрении становится очевидным, что эпоха модерна, в том виде, в каком она состоялась суть плод деятельности тандема. Внедрённые в человеческое сознание мечты о лучшей доле, привели к созданию такого типа промышленно-экономической сферы, которая не только поработила собственно человека, но и поставила под угрозу само существование планеты. Прогресс поставил человека в прямую зависимость от машинерии и сегодня такой «пустяк», как отсутствие самого простого источника энергии чревато не просто неизбежным хаосом, но и физической гибелью почти всего «цивилизованного» человечества. Характерно, что выжить сможет лишь человечество «нецивилизованное», например, дикие племена амазонских джунглей, и то при условии, что человечество «цивилизованное» не очистит поверхность планеты каким-нибудь ядерным инсектицидом.
Любопытно, что порождённая модерном материалистическая концепция представляет собой самовоспроизводящуюся систему в условиях современной глобальной экономики. Источник энергии системы гениально прост – это непрерывное и всё возрастающее потребление. Для того, чтобы источник не иссякал необходимо постоянно культивировать в людях чувство неудовлетворённости, а лучше – зависти. Самый лучший способ для этого – искусственное создание всё новых потребностей. Ж. Бодрияр* пишет: «Вокруг обладания культурными и материальными благами организуется целая новая концепция классовой стратегии. Ценности и критерии потребления подвергаются мнимой универсализации лишь затем, чтобы еще успешнее привязать «безответственные» классы (то есть не обладающие властью решения) к потреблению и, тем самым, сохранить для руководящих классов исключительность их власти».
Так формируется «мораль рабов».
Рынок представляет собой не что иное, как высокоинтеллектуальное чудовище, регулирующее по своим потребностям процессы собственной жизнедеятельности. Можно привести возражение, что рынком управляют люди, но детальный концептуальный анализ показывает, что ситуация складывается с точностью до наоборот. При малейших «метаболических» нарушениях в своём организме, рынок заставляет людей проводить очистительные процедуры в виде экономических кризисов и войн. По окончании оздоровительного курса монстр вознаграждает верных нукеров новыми выгодами, нередко превышающими предыдущие многократно. Вся история свидетельствует, что именно после войн и кризисов происходили наиболее заметные экономические «чудеса».
Эпоха модерна знаменита наиболее масштабными экономическими чудесами ещё и потому, что она – наиболее кровавая в истории цивилизации. Совершенствовалась наука, промышленность, и основной движущей силой прогресса были военные разработки. Всё, что бы ни породила научная мысль, в первую очередь находило применение в средствах и способах массового уничтожения. Продукты благих намерений учёных неизменно находили применение у дельцов от военщины, которые не только всячески поощряли их деятельность, но и щедро финансировали. Поэтому все прогрессивные направления науки неизбежно опирались на запросы военно-промышленной мафии и, в конце концов, человечество стало ощущать, что в мире происходит что-то алогичное, а всё чаще – страшное. И пока низовое звено глобального проекта трудилось в областях наступательных и оборонных, руководящие группы избрали другой путь – экономический и финансовый.
Ещё в 1790г. в США впервые обсуждалась тема создания Центрального частного банка. Отец-основатель главной банкирской династии Мейер Ротшильд произнёс тогда ключевую фразу: «Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно всё равно, кто издаёт законы!»
Из письма братьев Ротшильдов, написанного из Лондона одной из банковских фирм в Нью-Йорке, 1863г.: «Те немногие, кто в состоянии понять систему чеков и кредитов, будут так заинтересованы в её возможностях или так зависимы от её услуг, что от этой группы можно не ожидать никакого сопротивления. Между тем, с другой стороны, большая часть людей будет неспособна по своему уровню умственных способностей понять огромные преимущества, которые капитал извлекает из этой системы, и они будут нести своё бремя, возможно, даже не подозревая, что эта система враждебна, что она наносит ущерб их интересам».
Автор Декларации независимости Томас Джефферсон, став президентом США в 1801г., однажды заявил: «Если американский народ когда-либо позволит банкам контролировать эмиссию своей валюты, то вначале посредством инфляции, а затем дефляции банки и корпорации лишат людей всего имущества. Я искренне полагаю, что банковские институты более опасны для свободы, нежели регулярные армии».
Глобальный масштаб замыслов Мейера Ротшильда нашёл своё подтверждение более века спустя, когда в 1910г. с соблюдением всех правил конспирации на уединённом острове в Атлантике собрались крупнейшие представители международных финансово-промышленных групп: Ротшильдов, Морганов, Заксов, Гольдманов, Рокфеллеров, Куна и Леба. Собрал всех небезызвестный Пол Варбург, потомок семьи Оппенгеймеров. Именно тогда и был составлен секретный план создания Федеральной Резервной Системы. Позже соответствующий закон провели через Конгресс абсолютно мошенническим способом, после чего конгрессмен Макфедден однажды констатировал, что было создано сверхгосударство, «управляемое международными банкирами и промышленниками, объединившимися, чтобы поработить мир ради своей прибыли».
Таким образом, заправилам мировой экономики, а точнее – мафии, очень скоро стало ясно, что система, базирующаяся только на войне, недостаточно эффективна. Значительно эффективнее будет система по производству «пустых» денег. На заре перестройки, когда либеральные идеалисты и аферисты внушали массам апологетические постулаты о всемогуществе рынка, который «отрегулирует всё», базово неподготовленная толпа была готова принять на веру их «низкие истины», не будучи избалована ни избытком товаров, ни обилием услуг. Почва была благодатна, так как советский человек не мог себе вообразить, что собой представляет классическое общество потребления. Да если бы даже и мог! Если бы тогда, в 80-х, рядовому советскому человеку показали на экране машины времени его недалёкое будущее с сотовыми телефонами, микроволновками, плазменными панелями, копеечными иномарками, показали бы прилавки с сотнями сортов колбасы и пестрящим изобилием китайского хлама, то с полной уверенностью можно утверждать, что любой, даже самый верноподданный и идеологически выдержанный индивид, не задумываясь, продал бы советскую родину. Конечно, ведь тот одномоментный экран не отобразил бы убийственное электромагнитное излучение, отупляющее и развращающее воздействие масс-медиа, геномодифицированную диверсию, бензиновую отраву мегаполисов. Да если бы и отобразил? Сумел бы устоять идеологически выдержанный советский человек? Не факт. «Прорвёмся как-нибудь» – вот наше извечное кредо. Наши женщины до сих пор вспоминают гнилую колхозную картошку, вонючую капусту и непрезентабельное нижнее бельё, будучи убеждены, что нынешнее лукавое изобилие и есть несомненное благо.
XVIII век, век Просвещения, объединил своими идеями всю Европу, однако общепризнанным лидером является, несомненно, Франция – родина непререкаемых авторитетов и столпов: Вольтера, Руссо, Дидро, Монтескье и многих других. Не углубляясь в философские воззрения каждого отдельного представителя, можно, тем не менее, выделить одну общую направленность их взглядов, а именно – секуляризацию. Даже если некоторые из них и не стояли на позициях откровенно атеистических, то, по крайней мере, исповедовали точку зрения деизма. По их глубокому убеждению человек, как венец творения, вполне способен самостоятельно, лишь силой собственного интеллекта, не только понять и осмыслить окружающий мир, но и полностью подчинить его своим интересам. Разум, Наука, Прогресс – три «священные коровы» человеческого бытия, опираясь на которые, человек способен перевернуть Вселенную. Все проблемы и беды цивилизации они объясняли косностью сознания и недостатком просвещения. Изменение реальности существования они видели, прежде всего, в изменении образа мышления. «Измените сознание – изменится реальность» – вот ключевой постулат доктрины просветителей. Утверждение неоспоримое, если принимать во внимание, что мысль материальна. На первый, поверхностный взгляд, может показаться, что оно откровенно оппонирует предшествующей теологической доктрине о безусловной воле Бога, согласно которой и осуществляются все его планы посредством людей как шахматных фигур. Но только на первый взгляд, потому что они упускали из виду главное связующее звено схемы; они ещё не догадывались, что две противостоящие концепции на самом деле – две части одного целого. Там, где какие-то вопросы начинают решаться без Бога, на Его место сразу приходит кто-то другой, «светоносный». Наука без Бога – наука для «другого».
Бытийные перемены, пришедшие вместе с эпохой модерна, затронули все стороны человеческой жизни. Положив в основу новой философии всемогущество человека, её приверженцы, тем самым, либо отвергали роль Бога в принципе, либо исповедовали деистические взгляды. Опьянённый иллюзией собственного величия, человеческий разум уже не довольствовался границами личного эго, он пошёл на интеллектуальный штурм основополагающих принципов мироздания, полагая, что может творить всё по своему разумению и совершенно безнаказанно. Великие и наивные мечтатели той эпохи были искренне убеждены, что несут человечеству счастье. Так, великие просветители исподволь становились предвестниками Люцифера. Его образ, так или иначе, присутствует во многих традициях и везде наделён одними и теми же характеристиками: безграничная свобода через восстание, абсолютная гордыня, познание в любых формах – как безнравственных, так и вульгарных. Он – своего рода «доброжелательный аспект Сатаны, который своим светом озаряет верный путь к свободе и божественной власти по ту сторону границ творения». Когда познание окружающего мира осуществляется с целью увеличения власти над природой, тогда и наступает торжество носителя света. Куда ведёт этот «верный путь», смогли убедиться их далёкие потомки, спустя чуть более три века, когда и они сами, и природа оказались на грани уничтожения и исчезновения.
Началом эпохи Просвещения принято считать 1784 год, когда вышла в свет знаменитая статья Эммануила Канта «Что такое просвещение». Мы знаем Канта по многим работам, но пропускаем через себя как нечто само собой разумеющееся эту программную статью. Мы полагаем просвещение чем-то, безусловно, положительным, не взирая на сопутствующие аспекты. «Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения». Леность и трусость – вот те причины, которые препятствуют человеку постигать существо вещей. Императивы Канта, как ранние, так и последующие, побуждают человека лишь к одному – свободе пользоваться своим разумом.
«Для этого просвещения требуется только свобода, а притом самая безобидная, а именно свобода во всех случаях публично пользоваться собственным разумом. Но вот я слышу голоса со всех сторон: не рассуждайте! Офицер говорит: не рассуждайте, а упражняйтесь! Советник министерства финансов: не рассуждайте, а платите! Духовное лицо: не рассуждайте, а верьте! (Лишь один-единственный повелитель на свете говорит: рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, но повинуйтесь) Здесь всюду ограничение свободы. Какое, однако, ограничение препятствует просвещению? Какое же не препятствует, а даже содействует ему? — Я отвечаю: публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным, и только оно может дать просвещение людям. Но частное пользование разумом нередко должно быть очень ограничено, но так, чтобы особенно не препятствовать развитию просвещения».
Свобода пользоваться своим умом приносит положительные плоды лишь тогда, когда этот ум базируется не только на некотором опыте предшествующих поколений, но и на некоей нравственной базе, созданной усилиями этих поколений. Просвещение без нравственной базы – апокалипсис.
Возьмём на себя смелость признать, что начало самому процессу было положено одновременно с появлением человека, и первым просветителем стал… Можно догадаться, даже не с трёх раз. Яблоко с древа познания – своеобразный информационный чип, внедрённый в человеческий организм, начал свою работу незамедлительно и безотказно. Весьма показательно, что основополагающие идеи просвещения, как то: культ собственного разума, эгоцентризм – такие же ровесники человечества, потому что один в один цитируют классическую фразу библейского Змея: «Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло».(Бытие,3:5).
Таким образом, Люцифер взялся за дело немедленно, и уже никогда с тех пор не оставлял человека своими заботами. Результаты не заставили себя ждать. Уже первое поколение людей ознаменовало себя братоубийством. Пожалуй, символично даже то, что именно земледелец (человек при-землённый, практический) – Каин убил пастыря – Авеля, а не наоборот. Это послужило своеобразным предвестьем всего дальнейшего хода истории.
Думается, что не случайно Библия содержит в себе две части: Завет Ветхий и Завет Новый, чтобы всегда можно было сопоставить и сравнить историю человеческой дикости с подлинным торжеством Духа. Учение Христа пробивало себе дорогу трудно и кроваво: ветхозаветный Просветитель реально ощутил, какую угрозу для его дела представляет предложенная человечеству доктрина. Не будучи намерен отступать от задуманного, он принял вызов, действуя, как обычно осмотрительно и коварно.
Шаг за шагом, постепенно, Римско-католическая церковь всё больше отдалялась от канонических начал Церкви Вселенской, теряя подлинную духовную сущность. По сути, она становилась абсолютно светским политическим институтом, не чуждавшимся никаких земных благ и соблазнов. Уже понятно, что одним из главных инструментов в наборе Люцифера является гордыня, мания величия. В 1054 году папа Лев IX волевым решением подчинил себе все Поместные Церкви. Проявлявший самостоятельность православный патриархат Константинополя незамедлительно был предан анафеме. Таким образом, разошлись пути православия и католицизма, который лавинообразно обрушивался в сатанинские бездны. В 1215 году создаётся инквизиция. Рыцари-крестоносцы по всему миру насаждают «правильную» веру при помощи огня и меча. Долгое время назревавшие внутри самой католической церкви противоречия прорвались, наконец, кризисом Реформации. Так, в XVI веке зародилось принципиально новое религиозное течение – протестантизм.
Прежде чем углубиться в тонкости этого течения, необходимо сразу оговориться: произросло оно из недр самой Римско-католической церкви, и его провозвестники движимы были исключительно благими намерениями и желанием очищения своей церкви от шелухи и скверны. Одним из основоположников движения стал англичанин Джон Виклиф, автор двух книг с говорящими за себя названиями: «О власти божественной» и «О власти светской», в которых он определяет папу как самого главного грешника, превратившего свою персону в живого идола, а институт монашества – одним из главных пороков христианства в целом. Поскольку его работы трудно было подвести под обвинения в ереси, Виклифу удалось избежать суда инквизиции и аутодафе при жизни, но примкнувшие к новому течению повсеместно подвергались преследованиям. Так, ректор Пражского университета Ян Гус был отлучён от церкви и, после проведённого дознания, сожжён. Но, пожалуй, самым заметным последователем движения стал профессор Виттенбергского университета в Германии, доктор богословия Мартин Лютер, автор тезисов об отпущении грехов, в которых гневно обрушивался на практику продажи индульгенций. Кроме того, в многочисленных статьях и памфлетах он награждает церковь такими эпитетами, как «блудница» и «вертеп разбойников». Выступая за ликвидацию папской власти, он требовал национализации церковной собственности, ликвидацию института монашества, отмены инквизиции. Как и следовало ожидать, Лютер так же был обвинён в ереси, но чрезвычайная популярность его воззрений, как у простого народа, так и в значительно части среды элит, помогла ему избежать участи Гуса и Савонаролы. Когда император Карл V на заседании рейхстага поставил вопрос об объявлении Реформации вне закона, значительное число аристократии выразило протест. В итоге противостояние вылилось в открытые вооруженные столкновения, длившиеся более двух десятилетий и завершившиеся в 1555 году фактической победой протестантов. В результате Германия оказалась расколотой по религиозному признаку: часть земель придерживалась протестантских воззрений, а другая часть осталась в лоне католической церкви.
Логично было бы ожидать, что, осудив Римско-католическую церковь и фактически, порвав с нею, протестанты вернутся к церкви истинной, но этого не произошло: вместе с водой был выплеснут и ребёнок. Генеральный план успешно претворялся в жизнь, и согласно ему, было положено начало новому «улучшенному» толкованию Библии. Вспомним историю Люцифера. Из самых благих побуждений он вознамерился улучшить деяния Бога, утратив веру в его непогрешимость. Таким образом, Лютер, создавая новую церковь, утратил веру в церковь апостольскую, и, тем самым, выступил в роли прямого земного последователя своего неявного духовного учителя, а точнее – подстрекателя.
В задачу данной главы не входит детальное рассмотрение коренных различий миропонимания идей церкви протестантской и церкви истинной. Достаточно лишь привести здесь блестящую аналитическую трактовку этих различий, данную архиепископом Финляндским Сергием (1867-1943), автором книги «Православное учение о спасении». Он характеризует протестантизм, как некое «правовое мировоззрение, в котором отношения Бога и человека подобны отношениям царя и вассала, и не имеют ничего похожего на нравственный союз. Бог для человека – лишь средство к достижению благополучия. «Всё внимание греховного человека устремлено к тому, чтобы не страдать, чтобы получить безбедную жизнь в самоуслаждении, поэтому он не думает много о том, каким путём достигается эта возможность. Добра он не любит, труда над собой ради святости не понимает и боится жертвовать любезным грехом – ему тяжело и неприятно». Протестантизм учит, что Бог изначально пребывает в состоянии гнева на человека, но увидев его веру во Христа, Бог смягчается, после чего человек может продолжать грешить уже безнаказанно.
Таким образом, учение Лютера из первоначального посыла благих побуждений плавно перетекает в некую удобную и необременительную для духовной работы идеологию, когда основой обращения становится не покаяние, а, всего лишь, вера.
«Бог ради нашего Ходатая Христа нас благоволил считать за совершенно праведных и святых. Хотя грех в нашей плоти ещё не удалён и не умерщвлён, но Он не хочет ведать его, и не наказывает за него. Благодаря вере во Христа не считается за грех и недостаток всё то, что в наших делах есть греховного и нечистого. Человек совершенно по своей личности и по своим делам объявляется и считается оправданным и святым».*
Абсурдность утверждения очевидна не только с точки зрения апостольских учений, но и с точки зрения элементарного здравого смысла. Из-за каждого слова торчат уши (или рога?) древнейшего просветителя. Человеку прямо внушается, что нужно лишь поверить в собственное спасение и уже не нужно ни о чём беспокоиться, он автоматически становится «радостным, ликующим чадом Божьим», поощряемым свыше чувством полной безнаказанности. И здесь без труда можно заметить определённую закономерность: в благие намерения Лютера исподволь вползают и намертво вплетаются паразиты собственной гордыни и соблазна, потому что сам Лютер не что иное, как продукт воспитания Римско-католической церкви, утратившей наследие подлинной апостольской церковности.
Очередным последователем идей Лютера становится француз Жан Кальвин. Этот антицерковный воитель значительно превзошёл своего идейного гуру, как в вопросах теории, так и в методах практической реализации. Отличительной чертой его учения был постулат о предопределении, согласно которому каждому человеку от рождения предписано либо спасение, либо гибель, вне зависимости от его убеждений и поступков.
Проникнувшись реформаторскими идеями, Кальвин навлекает на себя гнев церкви и вынужденно покидает родину. Пристанище он находит в Швейцарии и через короткое время становится во главе Реформации. Отлично образованный и целеустремлённый до фанатизма молодой человек активно издаёт свои труды, в одном из которых даёт жёсткое предписание всем гражданам Женевы либо безоговорочно следовать новому вероучению, либо покинуть пределы кантона. Как и в ситуации с Лютером, Кальвин проявил себя как абсолютный продукт Римско-католической церкви. Осуждая церковь в целом и её методологию, он, тем не менее, действовал её же методами, подвергая инакомыслящих изощрённым пыткам и жестоким казням, вследствие чего стал в Женевском кантоне фактическим диктатором. Организовал и собственное «гестапо» – консисторию. Жизнь граждан была теперь жёстко регламентирована: всевозможные увеселения и развлечения карались жесточайшим образом, даже запрещалось носить одежду ярких расцветок. Храмы так же приводились в аскетический вид и любые произведения искусства из них удалялись. Новое вероучение его усилиями активно распространилось по всей Европе, что привело к целой череде кровавых конфликтов, вовлечёнными в которые оказались не только ортодоксальные католики, но и лютеране.
В своём учении Кальвин развивает идеи Блаженного Августина, сформулированные ещё в конце IV века, где человек полностью лишается права свободы воли. Правом на спасение наделяется лишь малая группа избранных самим Богом, вся же остальная масса человечества обречена на вечную погибель. В своём главном, основополагающем труде – «Наставления в христианской вере», Кальвин безапелляционно, с каким-то садистским, маниакальным удовольствием утверждает: «Когда мы не понимаем, как это Бог хочет, чтобы происходило то, что он же запрещает, вспомним о своём бессилии и ничтожестве, а так же о том, что свет, в котором живёт Бог, не напрасно назван неприступным, ибо он окружён тьмою. (…) Что бы не предпринимали люди и даже диавол, Бог всегда держит в руках руль». Иными словами, всякое зло, творимое человеком, как по собственной инициативе, так и по дьявольскому соблазну, совершается не только с молчаливого божественного попущения, но и под Его непосредственным водительством. И здесь уже явно прослеживается стопроцентное лукавое люциферианское прельщение.
Казалось бы – парадоксально, но, несмотря на ярко выраженную фундаменталистскую направленность, кальвинизм, подобно чумной бацилле, расползается по всей Европе, принимая всё более радикальные формы, пока, наконец, из чисто религиозного движения не преобразуется в политическое, порождая многочисленные конституционные и республиканские теории. Таким образом, была одержана ещё одна победа древнейшего «просветителя»: споры либерализма пустили корни. К сегодняшнему дню протестантизм подошёл в значительной степени видоизменённым просветительскими теориями. Чётко выраженная либеральная направленность, основанная на примате крайнего индивидуализма, возвела эгоцентрические устремления человека в ранг абсолюта. Понятия соборности церковного постижения истины давно отброшены за ненадобностью, как выброшены и сами представления отцов-основателей – Мартина Лютера и Жана Кальвина. «Мавры» своё дело сделали и стали для «просветителя» отработанным материалом.
Рассматривая удивительные исторические параллели, трудно обойти вниманием некоторые настораживающие пересечения идеологий протестантизма и скандально известного на Руси движения «стригольников», породившего впоследствии странное вероучение, получившее в исторической науке наименование «ересь жидовствующих». Ниже мы рассмотрим более подробно природу и происхождение этой «чумы начала XIV века» в России. Несмотря на значительный пространственно-временной разрыв, внешняя схожесть этих вероучений поражает. При поверхностном взгляде может показаться даже забавным, что и в истории различных расколов Россия оказалась впереди планеты всей. Если возникновение протестантизма в Европе датируется первой половиной XVI века, то в России первые поползновения стригольников относятся ещё к началу XIV века. Идеи витают в воздухе, и это не подлежит сомнению, но только ли в этом дело? Нет ничего удивительного, что конспирологи различного толка мгновенно усмотрели взаимосвязь между протестантской реформацией и иудаизмом.
История вопроса отсылает нас в 1509 год. Тогда, в ходе ожесточённой полемики между гуманистами и обскурантамивсплыла некая сомнительная личность по имени Иоганн Пфефферкорн. Не отличавшийся какими-либо заметными талантами, писатель из Кельна не снискал авторитета даже в среде единомышленников. Еврей по происхождению, он, по каким-то одному ему известным причинам, вдруг принимает христианство и, как это водится в среде ренегатов, становится самым яростным обличителем и гонителем своих прежних единоверцев. Однако, став христианином, он остался продуктом воспитания своей изначальной религии, поэтому первое, чего стал добиваться – это изъятия и сожжения всех еврейских книг, кроме Библии – совершенно в духе идеологов Третьего Рейха. Новоявленного адепта оскорбляли усмотренные им насмешки над догматами и обрядами христианства. Хлопоты его увенчались успехом, и император Максимилиан издал соответствующий указ, скандальная суть которого всколыхнула общественность, что послужило причиной раскола в среде учёных и богословов. Власти, смущенные таким поворотом событий, приостановили процесс и запросили экспертных оценок. Главным экспертом выступил Иоганн Рейхлин – блистательный философ-гуманист того времени, первый немец гебраист, в совершенстве овладевший еврейским языком. К тому времени Рейхлин – автор целого ряда трудов по еврейской теологии и каббале, которая, по его заключению, представляет собой синтез еврейских, греческих, античных и христианских воззрений.
Рейхлин резко выступил против инициативы Пфефферкорна, чем и нажил в его лице непримиримого врага. Рейхлин утверждал, что уничтожение книг не только противоречит принципам гуманизма, но и даёт в руки евреев лишний козырь в пользу того, что христиане сами сомневаются в правоте своей веры. В итоге он дал совет создать в университетах Германии кафедры гебраистики для углублённого изучения еврейской культуры. Заключение Рейхлина привело Пфефферкорна в бешенство, и он разразился серией злобных памфлетов, где обвинял его в продажности евреям. В трактате «Ручное зеркало» яростный неофит разоблачал Талмуд и каббалу как главные источники подстрекательств к всевозможным преступлениям против христиан. Его сторону принял Кёльнский университет в лице профессора Арнольда Тонгрского и инквизитора Якоба Гохстратена, в результате чего было принято решение брошюру Рейхлина сжечь, а самого автора предать суду как еретика. Однако, вся «просвещённая Европа» выразила поддержку Рейхлину в письмах, которые он опубликовал в отдельном сборнике «Письма знаменитых людей» (1514г.), поэтому разбирательство по его делу было плавно «спущено на тормозах».
История, длившаяся без малого десять лет, на первый взгляд могла бы показаться довольно-таки банальной богословской дискуссией, если бы не её масштаб. Спор, по сути совершенно внутрицерковный, захватил все лучшие европейские умы того времени. И дело здесь явно не в покушении на культурное наследие «богоизбранного народа». Латеранский собор 1516 года завершил книжную эпопею поддержкой Рейхлина, а уже 1517 год ознаменовался скандальным демаршем Лютера с тезисами, прибитыми к воротам храма.* Нет ли здесь некоей опосредованной взаимосвязи? Интересно, решился бы Лютер на столь экстравагантное действо, если бы не победа Рейхлина и его сторонников? Вопрос так бы и оставался открытым, если бы не одно живописное полотно.
Большой друг, почитатель и один из первых исповедников Лютера – Лукас Кранах Старший, написавший большое количество портретов своего кумира, на одном из них, датированном 1560 годом, изобразил отца реформации с книгой в руках. Еврейской книгой. И, судя по тексту, крупно прописанному, это не было Библией. Известно, что делая переводы Библии, Лютер пользовался трудами Рейхлина, не будучи сам слишком силён в знании иврита. Рейхлин же, в свою очередь, был не только знатоком, но и приверженцем каббалы. Когда во Флоренции возникла так называемая Платоновская академия, Рейхлин стал активным её членом. Там он изучил три важнейших иудейских труда: Зогар, Бахир и Йецира. В том же 1517 году он публикует свою работу «Искусство кабалистики». Лютер работал над переводом Библии с 1522 по 1534 год и переводил её непосредственно с оригинала. Так что же за книга изображена на портрете? Крупно прописанные буквы сильно напоминают кабалистические символы. То, что Рейхлин являлся для Лютера безусловным авторитетом, не подлежит сомнению. Ж. Батопишет: «Этот учёный гуманист представляет один из совершеннейших типов гуманиста – знатока еврейского народа, который вместе с возвратом к истокам древности, привёл к возврату к истокам иудаизма». Еще при жизни ортодоксальные католики прилепили Лютеру презрительное прозвище «полужид». С позиций сегодняшнего дня уже невозможно утверждать с уверенностью, была ли эта характеристика дана в соответствии с воззрениями, или носила буквальный смысл. Во всяком случае, ничего в его биографии не свидетельствует о присутствии в его жилах еврейской крови. Однако в тексте его памфлета «О евреях и их лжи» присутствует большое количество повторяющихся к месту и не к месту эмоциональных утверждений, что сам он «конечно же, не иудей». Деталь, достойная внимания практикующего психолога. Для некоторых исследователей убедительным аргументом логической связи протестантизма с иудаизмом служит сама методология изучения древних текстов. Докапываясь до истинного смысла первоисточников, реформаторы находили в Ветхом завете именно то, что там и содержалось – основополагающие идеи иудаизма. В качестве примера приводится кальвинизм, как «модернизированный» иудаизм. Разумеется, такая характеристика вероучения на раннем его этапе вряд ли правомерна, но с течением времени – вполне. Кальвинизм эволюционировал подобно перезрелой девственнице, когда из культа пуританской морали вырождался в либеральную вакханалию и демократическую ересь, что, в конце концов, и привело его к антихристианскому обоснованию капитализма. Кроме того, догмат о предопределении, почти буквально повторяет представление иудаизма об избранности и божественном предназначении. Например, В.Зомбарт*утверждает безапелляционно, что пуританизм – это иудаизм в чистом виде, и в качестве примера приводит общественно – социальное обустройство Северной Америки, начиная с XVI века: «Америка во всех своих частях есть иудея». Подтверждает это и А. Токвиль в работе «Демократия в Америке»: «Нет ничего более странного и более поучительного, как законодательство того времени (…). Законодатели Коннектикута занялись сперва уголовными законами; и чтобы их составить, они усваивают странную идею заимствовать из священных текстов: «Всякий, кто будет поклоняться иному Богу», кроме Господа, будет предан смерти». Засим следует 10 или 12 положений такого же свойства, текстуально взятых из Второзакония, Исхода и Левит».
При детальном изучении жизненного пути Лютера обращают на себя внимание его неоднократные метания от одного полюса убеждений к противоположному.
Лютер происходил из крайне бедной крестьянской семьи, и все надежды родителей были связаны с его будущим. По достижении Мартином тринадцати лет отец отправил его на обучение в церковную школу в соседний город. Средств к существованию там, у Мартина не было никаких и он, терпя насмешки однокашников, пробавлялся милостыней. Однако, неожиданно судьба улыбнулась ему. По соседству со школой Св. Георгия жила знатная дама Урсула Котт, жена богатого купца. Часто встречая на улице вечно голодного и несчастного мальчишку, она всякий раз подавала ему щедрую милостыню и, в конце концов, забрала его к себе в качестве приёмного сына. Именно благодаря её заботам и попечению Мартин поступил в знаменитый Эрфуртский университет, где успешно получил сначала степень бакалавра, а затем и магистра философии. Следуя пожеланиям своего отца, Лютер начинает изучать право и юриспруденцию, но вскоре совершает неожиданный поступок. В 1507 году он принимает монашеский постриг. Поступок крайне странный и, на первый взгляд, необъяснимый. Пожалуй, ближе всех к его истинной подоплёке подошёл Д. Мережковский: «Как Ветхий Завет относится к Новому – Закон к Благодати, – ответом на этот вопрос будет весь религиозный опыт Лютера. Что такое Закон узнал он по горькому опыту детства, а что такое Благодать – по сладостному опыту юности.(…) Закону научил его отец, а Благодати – та, кто сделалась его второю матерью и, может быть, первою, не в плоти и крови, а в духе, возлюбленной…».
Таким образом, казалось бы, Лютер сделал выбор между служением Закону и служением Вере. Но – странно. Вот что он сам пишет о своём мироощущении в тот период: «Под наружной святостью в сердце моём было сомнение, страх и тайное желание ненавидеть Бога». По его собственному признанию, он постоянно слышал голоса, говорившие попеременно: «Идите от меня, проклятые, в огонь вечный!», или: «Идите ко мне, проклятые, в огонь вечный!». Лютер пишет: «Вначале я чувствовал диавола около себя, а потом я ощущал его явно в себе. Имя Иисуса ужасало меня, и когда я смотрел на крест, то видел молнию. Я осуждён, проклят Богом. Сколько раз диавол нападал на меня и душил почти до смерти. Я провёл более ста ночей в бане холодного пота. (…) Я возмущался и роптал. Мало ему, что он осудил нас на вечную смерть по Закону. Он осуждает нас и по Евангелию. (…) Многие хитрые бесы искушают меня и говорят, будто бы они отвлекают меня от скуки. Шабаш ведьм является одним из таких развлечений».
Однажды, когда в храме читали отрывок из Евангелия о бесноватом, Лютер вдруг переменился в лице и завопил чужим голосом: «Я не он!», после чего упал и забился в конвульсиях. Во время совершения своей первой мессы, он едва не покинул храм в тот момент, когда надлежало произнести: «Тебе, Богу живому, вечному, истинному…» Только стоявший рядом аббат силой сумел удержать его от бегства.
Обвинения Лютера в «иудоизации» появились, скорее всего, после поддержки И. Рейхлина. Позиция самого Лютера носит всё тот же признак раздвоения личности. Он характеризует евреев, как отверженный Богом народ со всеми сопутствующими признаками: разрушение храма Соломона, рассеяние по миру, участь изгоев. Он яростно осуждает Талмуд, не имея о нём чёткого представления, обвиняет евреев в богохульстве и враждебности христианству. Но одновременно принимается за изучение иврита и трудов самого Рейхлина. Постепенно в сознании Лютера выкристаллизовывается некая компилятивная теория «религиозной свободы», по сути своей очень близкая иудейской. Популярный еврейский историк Макс Даймонт пишет: «Согласно еврейской религии, Бог наделил человека свободой воли, а потому он может по своему выбору либо обратиться к Богу, либо отвернуться от него. По еврейским представлениям, не всякая удача обусловлена благословением Божьим». ( «Евреи, Бог и история»).
В 1521 году крупная еврейская община города Вормса изъявила желание пригласить Лютера на «творческую» встречу. Лютер приглашение принял и выступил перед собравшимися. Его выступление носило ярко выраженный антихристианский характер, но, вместе с тем, он открыто называл Папу антихристом(?!). Однако, подобная парадоксальность суждений вызвала у собравшихся горячую симпатию и поддержку, после чего Лютер, со свойственным ему фанатизмом, вступает в борьбу за права евреев. В выступлениях и публикациях он обрушивается на христиан с осуждением их неприязни к евреям, утверждая, что «евреи – лучшая кровь на земле, и только через них Святой Дух пожелал дать Священное Писание миру; они – Божьи дети, а мы – гости и чужие; мы, подобно ханаанской жене, должны довольны быть тем, что, как псы, питаемся крошками, падающими со стола своих господ».
В среде религиоведов и богословов существует мнение, что Лютер, тем самым, преследовал сугубо прагматические цели, стремясь приобщить к своему движению немалую иудейскую диаспору, что могло сподвигнуть к протестантизму ту часть немцев, которая ещё колебалась. Однако результат получался весьма сомнительным. Кроме неослабевающего отторжения иудейских догматов, Лютер и лично заполучил клеймо «полужида». Вот уж воистину: Бог шельму метит! В 1530 году император Карл 5 созвал Аугсбургский сейм с целью примирения католиков и протестантов перед лицом турецкой угрозы. Рассматривался там и вопрос участия евреев в поддержке протестантизма. Лидеры иудаизма, совершенно в духе своих традиций, не только открестились от поддержки лютеран, но и представили невесть откуда взявшиеся доказательства своего активного участия в защите католиков от преследования их лютеранскими правителями. Это стало последней каплей в довершении бурного, но недолгого романа Лютера и евреев, в результате чего он разразился разгромным памфлетом «О евреях и их лжи». Характер этого труда был настолько радикален, что впоследствии активно использовался в материалах нацистской пропаганды III Рейха. Программная часть работы включала семь пунктов:
1.Сжечь все синагоги и школы.
2.Уничтожить дома.
3.Изъять религиозную литературу.
- Запретить раввинам преподавать, а всех талмудистов посадить в тюрьмы.
- Запретить иудеям свободное перемещение по стране. Если это не предусматривается законом, то лютеранам предписывалось грабить их на дорогах.
- Запретить ростовщичество и изъять у них все деньги и драгоценности, и передать христианским общинам.
- Принудить всех молодых и здоровых мужчин и женщин исключительно к тяжёлому физическому труду.
Необходимо заметить, что всё вышеперечисленное, ни в коей мере не носило национального характера, а относилось лишь к вероисповеданию. Если иудей принимал христианство, он автоматически становился полноправным членом общества. Любопытно, что спустя сравнительно короткое время, некоторые из позиций европейских воззрений на иудаизм найдут своё отражение в политике Ивана Грозного. Ниже мы рассмотрим эти положения более подробно.
Кроме того, в работе Лютера содержится много рекомендаций христианам о том, как вести себя с иудеями, как « реагировать на их козни и разоблачать их ложь». Лютер пишет: «…они восхваляют себя, как благороднейших, более того – как единственно благородных людей на земле; а мы – гоимы, язычники по сравнению с ними; мы в их глазах – не люди, нам грош цена, мы – жалкие черви. И всё потому, что мы не принадлежим к их высокому, благородному роду, у нас не то происхождение, и не те прародители. Это – один из их доводов, и одно из оснований, опираясь на которое, они упорствуют в своей вере и восхваляют себя».
По новому мнению Лютера, иудеи – не избранный, а проклятый народ, «дьявольское отродье», отвергший своего спасителя. Он часто цитирует Иоанна Крестителя, называвшего иудеев «порождениями ехидны». Он осуждает иудеев за то, что хотя они и признают историческое существование Христа, но считают его незаконнорожденным волшебником и инструментом дьявола, а его мать Деву Марию – блудницей.
В продолжение всей работы Лютер обвиняет иудеев в злобе, зависти, ненависти друг к другу, попытках захватить власть для расправы друг с другом, паразитизме: «Они суть воры и разбойники, у которых нет ни крохи во рту, ни нитки на теле, которую бы они не украли или не отняли у нас посредством их проклятого ростовщичества. Они живут каждый день только благодаря воровству и грабежу, с жёнами и детьми, как закоренелые воры и оккупанты, в полной и беззаботной самонадеянности. Ростовщик – это закоренелый вор и оккупант, который должен висеть на виселице в семь раз выше других воров».
Лишённое целостности, расщеплённое мировосприятие Лютера породило такое же многоликое вероучение, весьма далёкое от твёрдых нравственных критериев. Он писал: «Пуще греши, крепче верь и во Христе радуйся. Всё христианство заключается в том, что все наши грехи – не наши, а Христовы…Перескочить от своего греха к праведности Господа и быть уверенным в том, что его праведность – моя праведность – в этом заключается всё дело спасения». Его последователи ликовали: «Мы спасены! Теперь не Папа глава церкви и наместник Бога, а праведность Христа – наша праведность». Перефразируя известного барда можно сказать, что весьма «удобную религию придумали» протестанты.
Зерно вполне правомерного сомнения, зароненное Д. Виклифом, дало всходы, нисколько не ожидаемые, потому что Реформация очень быстро стала движением исключительно человеческих мотивов. Ещё более трёх веков оставались до наступления эпохи Просвещения, а лозунги «освобождения» и «раскрепощения» человека набирали силу. Так подходил звёздный час первого библейского просветителя, который стараниями Лютера не только смутил неподготовленные умы, но и вверг Европу в страшные кровопролития. Самое что ни на есть благое дело – перевод Евангелия на немецкий язык, сделанный Лютером, породил невиданное брожение умов. Одним из главных проповедников нового Евангелия стал францисканец Томас Мюнцер. Под лозунгом: «Всё да будет общим» он возглавил крестьянское восстание. Великая французская революция была ещё далеко впереди, а призывы к «свободе, равенству и братству» уже проливались потоками крови. Воззвания Мюнцера к народу мутили разум: «Бей, бей, бей! Куй железо, пока горячо! Раздувай огонь, не давай мечу простыть от крови, не щади никого!» Крестьяне захватывали и сжигали замки и монастыри, грабили города. Войска епископа отвечали не меньшими зверствами. Менее чем за год количество жертв с обеих сторон превысило сто тысяч. Сам Мюнцер был схвачен и казнён. Но не успели ещё стихнуть отголоски бунта «бессмысленного и беспощадного», как в Мюнстере вспыхнул мятеж анабаптистов. Предводитель бунтовщиков Иоанн Лейденский объявил себя новым мессией и царём Нового Израиля, а Мюнстер переименовали в Новый Иерусалим. И опять же, как предвестье французской революции, началось переименование всего и вся, даже дней недели. Всех горожан принудили вновь окреститься под страхом смерти. Все обращались друг к другу «братья и сёстры». Деньги были упразднены, имущество и продукты обобщены, все книги, кроме Ветхого Завета уничтожены. Повально внедрялся разврат и многожёнство. Это маленькое, но абсолютное царство Люцифера просуществовало целых полтора года.
В Европе постепенно набирал обороты зарождающийся капитализм. Церковь призывала к аскезе, опираясь на предостережение Христа, что богатому так же трудно попасть в Царство Небесное, как верблюду пролезть сквозь игольное ушко. В светской сфере декларировался тезис Аристотеля о разумной достаточности богатства. Наступал момент конфликта между молодой парадигмой капитализма и старой, пуританско – католической. В этой ситуации кальвинизм оказался, как нельзя, кстати, так как обоснование накопления богатства в старой парадигме было затруднительно. М. Вебер, изучая взаимовлияние протестантизма и капитализма, во многом опирался на утверждение Ричарда Бакстера: «Если Бог покажет вам, каким образом можно законно получить прибыль большую, чем в другом случае, без вреда для души, и вы откажетесь от этого и выберете меньшую награду своих усилий, то вы повредите вашему призванию, отказываясь быть управляющим у Бога». Согласуясь с учением Кальвина об избранности, было очень легко подверстать под него и теорию накопления как дара Божьего. Пуритане, например, разработали вообще виртуозную теорию, снимающую с человека всякую ответственность. Если благосостояние – Дар, то оно никоим образом не может зависеть от человека. Любые человеческие усилия не дают гарантий успеха и не могут ставиться ему в заслугу ( подразумевай – и в вину тоже). Всё это в конечном итоге и привело к тому, от чего и предостерегал Иисус. Протестантские страны, добившись наиболее высокого уровня благосостояния, утратили потребность в религии, как таковой; там мамона победил Бога. Именно протестантские страны стали первопроходцами в легализации гомосексуализма, однополых браков, лёгких наркотиков, женского священства.
Но «свято место пусто не бывает». Поклонение мамоне по своей сути тоже религия, сопоставимая по мощи с тоталитарной сектой. Если протестантизм изначально был направлен на очищение христианства, то затем он переродился в некое вульгарное «постхристианство» и, наконец, превратился в откровенное антихристианство, то есть в религию антихриста. Существенным отличием этой религии от всех остальных является её тотальный характер. Человек может позиционировать себя как католик, православный, мусульманин, атеист, и одновременно с этим бессознательно быть преданнейшим адептом Люцифера. Если самому человеку сказать об этом, то он искренне возмутится: «Как же так?! Я ношу крест, хожу в церковь, пощусь, причащаюсь и исповедуюсь, отвергаю всякое зло. В чём же вина моя перед Богом?» И парадокс в том, что действительно вина его может быть минимальна. Человек, наживший богатства, многократно превышающие его естественные, демографически обусловленные потребности, вполне может быть добропорядочным и искренним прихожанином, щедрым меценатом, попечителем и благотворителем, но пребывая в рамках системы успешно, он неизбежно является адептом религии Люцифера – религии капитала, потому что капитализм это не столько государственный строй, сколько мировоззрение каждого отдельно взятого человека. Хотим мы того или нет, но без денег невозможно элементарное выживание. Вопрос их количества – это лишь лукавый нюанс. Таким образом, каждый человек современного мира оказывается в западне, ловко подстроенной, и если для человека западного эта западня не создаёт особого нравственного дискомфорта, то истинный православный исподволь впадает в тихое отчаяние. Нравственные терзания сегодняшнего дня – лишь цветочки по сравнению с далеко идущими планами идейных вдохновителей и их клевретов. Православному человеку уже навязаны вещи и явления, нравственно абсолютно не приемлемые, а не за горами и окончательное уничтожение личности в виде пластиковых паспортов и поголовной чипизации. « Исключительно трагический характер современной эпохи, неслыханное обилие в ней зла и слепоты, расшатанности всех обычных норм и жизненных устоев предъявляют к человеческой душе такие непомерно тяжкие требования, с которыми она часто не в силах справиться. Душа подвергается сильнейшему соблазну либо отречься от всякой святыни и предаться пустоте и призрачной свободе цинического неверия, либо с угрюмым упорством вцепиться в обломки гибнущего старого здания жизни и с холодной ненавистью отвернуться от всего мира и замкнуться в себе. Все старые – или, вернее, недавние прежние – устои и формы бытия гибнут, жизнь беспощадно отметает их, изобличая если не их ложность, то их относительность; и отныне нельзя уже построить своей жизни на отношении к ним. Кто ориентируется только на них, рискует, если он хочет продолжать верить в них, потерять разумное и живое отношение к жизни, духовно сузиться и окостенеть, – а если он ограничивается их отрицанием – духовно развратиться и быть унесённым мутным потоком всеобщей подлости и бесчестности. Время таково, что умные и живые люди склонны подлеть и отрекаться от всякого духовного содержания, а честные и духовно глубокие натуры склонны глупеть и терять живое отношение к действительности». Эти строки, написанные С.Л. Франком ещё в 1923 году, с ужасающей точностью укладываются в рамки сегодняшней действительности.
Подавляющее большинство – не герои, они с отвращением и безысходностью принимают « на чело метку дьявола». Отдельные непримиримые выбрасывают паспорта с тремя шестёрками или уходят в леса к различным «виссарионам», и в том и в другом случае оказываясь вне социума. Но способность жить вне социума – удел избранных. Основная же масса хочет жить нормальной жизнью. Испытывая нравственные терзания, человек, приходит в церковь, и если видит там возможность спасения, то начинает испытывать иллюзию отрешения от реальности, но это – лишь иллюзия, потому что всё равно вынужден работать на хозяина, учить детей в вузах для работы на хозяина, лечиться у хозяйских врачей, платить хозяину подати в виде налогов, пользоваться «услугами» банков, и, тем самым, вынужден быть адептом мамоны. Церковь же, в лучшем случае, помогает поверить, что человек таковым адептом не является, а в худшем – прививает оппортунизм и толерантность к содействию Люциферу. Весь уклад жизни современной России от А до Я противоречит канонам христианства вообще и православия в частности. Поль Лафарг* в книге «Религия Капитала» писал: «Капитал – реальный бог, вездесущий, проявляющийся в любых формах, он – и сверкающее золото, и зловонное удобрение… Капитал – бог, которого каждый знает, видит, осязает, обоняет, вкушает; его воспринимают все органы наших чувств. Это единственный бог, который не сталкивается ни с одним атеистом…Получать прибыль – высшая благодать».
Наступление люциферианства приобрело массированный характер в Европе примерно в XIV веке, когда в умы и души людей были заронены зёрна сомнения о самой сущности религии. Именно тогда, подобно сорнякам, на свет полезли разного рода секты, искажающие, а то и вовсе отвергающие религиозные обряды и христианские догмы. Официальной версией служила идея возвращения к истокам, непосредственно к Библии. Одним из множества возникших течений стала секта «болгарских жидовствующих», продолжательница традиций тайных иудейских сект. Обращает на себя внимание поразительная параллель идеологии европейского протестантизма с идеологией секты. Параллель настолько удивительная, что практически исключает сомнения в источнике происхождения, каким бы невероятным это не казалось. Действуя во всех направлениях, Люцифер не мог обойти такой существенный вопрос, как вера. Именно с зарождения метастазов сомнения начиналась подготовка решающего удара по католической церкви – Реформация.
Адепты ереси начали с главного: порицалась любого рода обрядность, отвергалась любая церковная иерархия, почитание икон и реликвий; отрицался догмат Троицы, божественное происхождение Христа; отрицалось второе пришествие и Страшный Суд.
Свое название секта получила от ортодоксальных представителей православной церкви не случайно. Необходимо сразу оговориться: данное наименование ни в коей мере не несёт в себе национального подтекста, так как в числе адептов по иронии судьбы (или – Люцифера) преобладали представители самых различных национальностей, но базовые принципы произрастали из самого первоисточника иудаизма – Торы.
Исторически сложилось так, что христианство по отношению к иудаизму производило тот же эффект, что ладан на бесноватого. И это не удивительно, так как основу христианского мировоззрения составляет свидетельство Божьего милосердия и искупительной жертвы Христа во имя всего человечества без «различия между иудеем и эллином». Иудаизм же подразумевает исключительные права лишь иудеев на господство над всеми остальными народами. В Талмуде прямо сказано: «Еврейский народ достоин вечной жизни, а другие народы подобны ослам. Евреи, вы – люди, а прочие народы – не люди. Одни евреи достойны названия людей, а гои … имеют лишь право называться свиньями». Навевает что-то до боли знакомое: то ли «Майн Кампф», то ли программные документы НСДАП. Не потому ли Гитлер был так настроен по отношению к евреям, что видел в их идеологических постулатах прямую конкуренцию, а учитывая его писательскую методологию, основанную на компиляциях и «выдёргиваниях», можно допустить, что он испытывал завистливую ненависть к самим первоисточникам.
Таким образом, Талмуд выводит нравственные критерии своих адептов за рамки общечеловеческих этических и моральных норм. Это уже не просто вероисповедание, это в чистом виде идеология нацистского толка. Предельно чётко, как приговор, звучат слова самого Христа: «Ваш отец – дьявол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего». (Ин. 8 : 44).
Объяснение истоков идеологии можно найти у святителя Игнатия (Брянчанинова)*. По его мнению, специфическое истолкование иудеями Священных текстов уходит своими корнями в века, предшествующие Рождеству Христову. Лишившись национальной государственности, они стали ждать пришествия Мессии, как политического и военного лидера, призванного повести их за собой к завоеванию мира земного, сулящего земное же преуспеяние. Поэтому, когда вместо ожидаемого супергероя на белом коне в сверкающих доспехах появился некто на осле и в рубище с проповедью покаяния и любви, они его не просто отвергли, они его возненавидели. А уж когда Христос изобличил фарисеев и лишил их иллюзий в собственной богоизбранности, это вызвало откровенное беснование. Потому-то и отдали Христа на растерзание римскому прокуратору. Ослеплённые люциферовскими прельщениями, они и сами не подозревали, в какую ловушку угодили, потому что с этого момента обрекли себя на вечные гонения, а для самого Иисуса обеспечили вечность. Кстати, стоит задуматься, почему именно к евреям был послан Христос. Не потому ли, что они, более чем кто-либо нуждались в покаянии и спасении. Бог дал им шанс, но они его отвергли. Они, как и сам их наставник в своё время, считали себя достойными большего. Возможность ведения открытой войны Люцифером была утрачена, поэтому он изменил тактику, используя в своих целях различные тайные общества, призванные разлагать христианство изнутри. Таким образом, иудейская богоизбранность сменилась избранностью люциферовской. Они, обольщенные и ошельмованные, уже не могли смириться с утратой надежды. В Талмуде сказано: « Евреи приятнее богу, нежели ангелы. Как человек в мире высоко стоит над животными, так евреи высоко стоят над всеми народами на свете». Христианская этика, а в особенности православная мораль, встала непреодолимой преградой на пути идеологии Люцифера. Так началось напряженное двухтысячелетнее воинствующее противостояние.
Мало известен факт, что движение протестантизма зародилось отнюдь не в Западной Европе. За столетие до выступлений Виклифа в Англии, на Руси, в среде православного духовенства стали возникать «смущения умов», выражавшиеся в проявлении недовольства и обличительных выступлениях против «порчи нравов» священства. Если отправной точкой бунта Лютера были индульгенции, то объектом критики на Руси стала так называемая симония – продажа и покупка церковных должностей, духовного сана, церковных таинств, таких как причастие, исповедь, отпевание. В конце XIII века в свет выходит трактат, неизвестного до сих пор автора, под названием «Власфимия» ( в переводе с греческого – поношение, кощунство, хула), который становится своего рода инструкцией по борьбе с симонией. В 1311 году Тверской епископ Андрей выступил на соборе против митрополита Петра, обличив его как главного потатчика симонии. Епископа Андрея поддерживала большая группа духовенства, а кроме того, на соборе присутствовал клирик Константинопольского патриарха Афанасия, специально присланный для изучения природы конфликта. В результате разбирательства, клирик принял сторону Петра, посчитав, что взымаемая плата не только имеет место быть, но и вполне умеренная, и не противоречит канонам. Но этим дело не закончилось. Не удовлетворившись решением собора, епископ Андрей отправил в Константинополь монаха Анкидина, дабы заручиться мнением самого патриарха. Был созван большой поместный собор с участием Константинопольского патриарха Нифонта 1 (Афанасий к тому времени уже умер), патриарха Иерусалимского Афанасия 3 и тридцати шести митрополитов, который безоговорочно принял сторону епископа Андрея. Великому князю Михаилу было составлено послание, запрещавшее от лица собора сбор пошлин, характеризовавшийся как «продажа благодати Духа Святого». Но решение собора так и не было исполнено, вследствие чего, вполне логичное и нравственно обоснованное стремление приверженцев чистоты веры выродилось в еретическое и сектантское движение.
Поистине показательны и удивительны исторические параллели между событиями российскими и западноевропейскими, что уже само по себе не может не наводить на мысль о едином авторстве сценариев, с той лишь разницей, что православная традиция Руси побуждала к обсуждению вопроса и решению его в гуманистическом правовом поле, а традиция Ватикана сводила всё к действиям инквизиции. Тем не менее, бесспорно, что смущение умов одних побуждало к ответному смущению умов других, а отец всех смущений и раздоров давно известен. Очевидно, что протестное движение так называемых «стригольников» было порождено банальным игнорированием решения Константинопольского поместного собора.
Само название – «стригольники» носит презрительно-уничижительный характер и происходит по одному мнению, от профессии одного из основателей секты парикмахера Карпа. Согласно другой версии – лидером движения был диакон-расстрига Карп. Однако наиболее заслуживающим доверия можно считать свидетельство Иосифа Волоцкого, который в своей книге «Просветитель» упоминает: «Так, был некий человек, исполненный гнусных и скверных дел, по имени Карп, по ремеслу стригольник, живший во Пскове. Он окаянный, стал родоначальником скверной и мерзкой ереси».
Стригольники отпали от официальной церкви, не желая признавать иерархов, подразделяя их на праведных и грешных, определяя последних, как еретиков. Они игнорировали посещения церкви, противились отпеванию у «нечестивых» иереев. По свидетельству митрополита Фотия в среде духовенства было немало как самих стригольников, так и разделяющих их взгляды вполне искренне.
В 1383 году в Константинополь к патриарху Нилу отправился архиепископ Дионисий Суздальский с челобитной уже на стригольников. Ему была выдана патриаршия обличительная грамота. Однако, несмотря на то, что отцы-основатели – дьякон Никита, Карп и ещё один неизвестный были казнены в 1376 году через утопление в Волхове, движение продолжало распространяться. В специальном послании от 22 июня 1427 года митрополит Фотий призывал к казням, но не смертным, «но внешним, и заточению». В послании «О священническом чину» от 24 сентября 1429 года Фотий предостерегал от пролития крови и убийства, призывая священников действовать переубеждением. После этого ни в летописях, ни в церковных документах не встречается ни одного упоминания о стригольниках. Лишь однажды, спустя много лет, Иосиф Волоцкий делает краткое упоминание в «Просветителе»: «Ересь удалось уничтожить лишь тогда, когда посадники по совету благочестивых князей и святителей, и иных именитых христиан, велели схватить стригольников и не оставили ни одного, но всех заточили в темницу, до самой смерти их. Таким образом, удалось искоренить и уничтожить эту соблазнительную ересь».
Как показал дальнейший ход истории, сама ересь была искоренена, но споры остались, и когда в 1470 году в Новгороде появился некто Схария, история получила своё неожиданное продолжение. Сведения о нём чрезвычайно скудны и противоречивы. По одной из версий он – не кто иной, как аристократ из Генуи Гизольфи Заккария, владелец княжества на Таманском полуострове. По другой версии – это достаточно известный в те годы киевский учёный Захария Бен Аарон га-Коген, автор переводов еврейской литературы, в числе которых перевод «Логики» Моисея Маймонида и «Шестокрыла» Эммануила бар Якоба Бонфилса. Так или иначе, но Схария появился в Новгороде под легендой купца, в компании князя Михаила Александровича, брата киевского князя Симеона. Дальнейший образ его действий заставляет более склоняться ко второй версии его личности. Разносторонне образованный, отлично ориентирующийся в естественных науках и, по словам Иосифа Волоцкого, «наученный всякому изобретению злодейства, чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии». Одним словом – типичный резидент Просветителя.
Сегодня уже достоверно установлено, что Схария принадлежал к древнейшей иудейской секте караимов, запустившей щупальца не только по всему Ближнему Востоку, но и в Европу. Караимы активно использовали в своих практиках пособия по мистике, астрологии, кабалистике. Историк С. Соловьёв отмечает, что деятельность Схарии была на удивление продуктивна. Он также упоминает о «пятерых помощниках, также жидах», о которых ничего доподлинно не известно, но в различных источниках упоминаются Иосиф Шмойло Скарявый и Моисей Хануш. Соловьёв характеризует эту ересь как «смесь иудейства с христианским рационализмом, отвергающим таинство Святой Троицы и божество Иисуса Христа».
Поражает воображение скорость и внешняя лёгкость, с которой Схария добивался совращения умов – тем более, что дело касалось не умов простых и тёмных обывателей, а достаточно искушённых священнослужителей. Первыми жертвами стали новгородские священники Дионисий и Алексий. Вот как об этом повествует С. Соловьёв: «Поп Алексий назвал себя Авраамом, жену свою Сарою, и развратил, вместе с Дионисием многих духовных и мирян. Но трудно понять, чтобы Схария мог столь легко размножить число своих учеников Новгородских, если бы мудрость его состояла единственно в отвержении христианства и в прославлении жидовства…вероятно, что Схария обольщал Россиян иудейскою каббалою, наукою пленительною для невежд любопытных и славною в XV веке, когда многие из самых учёных людей…искали в ней разрешения всех важнейших задач для ума человеческого. Каббалисты хвалились, что они знают все тайны Природы, могут изъяснять сновидения, угадывать будущее, повелевать духами…»
Сила воздействия была такова, что новообращённые изъявили готовность произвести над собой обряд обрезания, но наставники строжайше им это запретили, потребовав сохранять тайну обращения, выказывать всячески показное христианское благочестие. Обращает на себя внимание факт, что удар был нанесён прицельно и точечно – по священникам и особо влиятельным фигурам из числа боярской элиты. Такая тактика не вызывает сомнений в том, что цели миссионеров были глобальными и далеко идущими. Подрыв основ православия в то время был идентичен подрыву основ русской государственности, и грозил, не много-не мало, национальной катастрофой. Строгая конспирация быстро разрастающейся сети и, вслед за этим, внезапное исчезновение миссионеров, наводит на мысль, о тщательно спланированной, виртуозно проведённой и организованной на самом высоком уровне идеологической и нравственной диверсии. Истинные кукловоды остались, как всегда, в тени, но с позиций сегодняшнего дня уже слишком хорошо узнаваем их почерк.
Итак, смертоносная инфекция продолжала поражать всё новые органы национального организма. В среде исследователей имеет место мнение, что «новообращённые» Дионисий и Алексий являлись тайными приверженцами вышеупомянутых стригольников, поэтому пропаганда Схарии попала на уже подготовленную почву. Сегодня эту точку зрения не возможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Если же допустить, что это действительно было так, то возникает вопрос: каким образом миссионер вышел именно на них? Так или иначе, но завербованные предельно чётко выполняли инструкции, настолько, что снискали себе широкую популярность в православной среде. Приехавший в Новгород в 1479 году Иван III был уже немало наслышан о праведной жизни и великом благочестии законспирированных еретиков. Он не преминул встретиться с ними, и в ходе бесед был восхищён их образованностью и живостью ума. Итог встречи – перевод в Москву обоих, со значительным повышением в статусе. Алексий назначен протопопом Успенского кремлёвского собора, а Дионисий – священником в Архангельский. В столице они быстро приобрели немалый авторитет и влияние, посредством чего активно принялись распространять своё учение в среде высшей знати и духовенства. Внешняя привлекательность прозелитов объяснялась неукоснительным соблюдением внешнего благочестия, образованностью и эрудицией, наличием незнакомых и загадочных для того времени книг, умением виртуозно вести дискуссии. Среду высшего боярства привлекали также и практические соображения: среди них было немало недовольных монастырскими вотчинами, против которых активно выступали сектанты. В результате усиления воздействия на умы, под их влияние подпали невестка Великого князя Елена, влиятельнейший дьяк посольского приказа Фёдор Курицын вместе со своим братом. Дело стало приобретать всё более серьёзный оборот, тем более, что муж Елены – Иван Молодой, на тот момент являлся наследником престола.
Всю опасность создавшегося положения первым осознал владыка Геннадий. Незамедлительно объявив розыск, он сделал доклад великому князю и митрополиту Геронтию, который был уже в преклонных годах, самого Геннадия недолюбливал, с великим князем также имел отношения напряжённые, а опасение навлечь на себя немилость мощного придворного лобби не позволило ему принять надлежащих мер. Всё это привело к тому, что после смерти Геронтия сектанты сумели протолкнуть в московские митрополиты либерала и гуляку, симоновского архимандрита Зосиму. Митрополит Иоанн (Снычев) пишет: «Новый еретичествующий митрополит был предан обжорству и плотским страстям. Когда вино делало его откровенным, он высказывал мысли соблазнительные и богохульные: что Христос сам себя назвал богом, что евангельские, апостольские и церковные уставы – всё вздор, иконы и кресты – всё равно, что болваны…»
Делу удалось дать ход должным образом лишь после того, как к усилиям архиепископа Геннадия присоединился преподобный Иосиф Волоцкий. Их совместными настояниями был созван собор, предавший еретиков проклятию. Секту разогнали, частично отправив в ссылку, а наиболее злостные, по распоряжению Геннадия, были преданы гражданской казни. Их посадили на лошадей задом наперёд, одели в вывернутую одежду и берестяные шапки, обёрнутые соломой и с надписями: «Се есть сатанино воинство», и возили по улицам, после чего зажгли на головах солому.
Но даже такие радикальные меры не смогли искоренить дьявольские побеги. Ссылкам и казням было подвергнуто лишь низовое и среднее звено, в то время, как сам Зосима ещё более двух лет продолжал занимать свой пост, а главные покровители оставались при дворе, и теперь уже сын Елены Дмитрий после смерти Ивана Молодого был объявлен наследником престола. Проблема окончательно перешла из сферы духовной в политическую, так как продолжать дело по искоренению ереси можно было, только примкнув к партии великой княгини Софьи и Василия, противостоящей Елене.
Противостояние, продолжавшееся ещё несколько лет, наконец-то принесло свои плоды. В 1500 году лишился своего влияния Фёдор Курицын, а через два года опала постигла и Елену с Дмитрием, наконец, решением собора 1504 года ересь была официально искоренена, а главные адепты осуждены на казнь. Однако, казни подвергли лишь самых отъявленных. Помимо того, что сам великий князь был противником смертной казни, но и в среде духовенства возникли серьёзные разногласия по данному вопросу. В частности, белозёрские старцы настаивали на немедленном возвращении раскаявшихся в лоно церкви, допущению их к причастию, и отвергали смертную казнь совершенно. Преподобный Иосиф оставался непреклонен, чем впоследствии неоднократно навлекал на себя обвинения оппонентов, как от церкви, так и от исторической науки. Бердяев характеризовал его, как «представителя православия жестокого, почти садического», и – «Роковая фигура не только в истории православия, но и в истории Русского царства».
Конечно, с точки зрения «общечеловеческих ценностей» – это может быть и так, но экстраполируя ситуацию, нетрудно увидеть, что не случись преподобного Иосифа в те непростые годы, и не займи он такую непримиримую позицию, и история государства Российского пошла бы по совершенно иной колее. Те сложные годы, как никогда ярко показали насущную необходимость соблюдения и сохранения «симфонии властей» – церковной и государственной, потому как одна без другой попросту не смогли бы состояться. Кроме того, этот, более чем тридцатилетний период выявил насущную необходимость в просвещении истинном, потому что просвещение люциферовское и плоды приносит соответствующие. Наука без Бога напоминает человека с завязанными глазами на маленьком пятачке, вокруг которого пропасть, а обладание знанием, даже истинным, человеком нравственно незрелым или порочным, равнозначно обладанию дикарём ядерным оружием.
Именно тогда владыка Геннадий поднял вопрос о создании школ, так как в ходе борьбы остро нуждался в соратниках, и не мог найти ни одного по-настоящему образованного человека, кроме Иосифа. Победа владыки Геннадия была обусловлена громадной гуманитарной работой по переводу и сбору книг Священного Писания, потому что до этого на Руси не было даже полной Библии. Писание существовало лишь в виде отдельных книг в крайне ограниченном количестве. Еретики коверкали псалмы, а у православных не было ни одного надёжного списка Псалтири. Не меньший вклад внёс и Иосиф. Помимо известного «Просветителя», он переписал и собрал большое количество богословских трудов, и основал крупнейшую волоколамскую библиотеку.
Очевидно, что «древнейший просветитель» начал реализацию своего плана именно с православной Руси не случайно. Добейся он успеха на этом поле, дальнейшее пошло бы уже по накатанной колее – «просвещённая» Европа не представляла для него большой проблемы, и весь дальнейший ход мировой истории это подтвердил. Потерпев поражение здесь, ему ничего не оставалось, как переключиться на Западную Европу. Несомненно, он учёл свои ошибки и просчёты, а в безуспешной борьбе с православием приобрёл бесценный опыт. Римско-католическая церковь не смогла справиться с тем, с чем справилась Церковь Православная в лице владыки Геннадия, преподобного Иосифа Волоцкого и множества сподвижников, имена которых затерялись в лабиринтах истории, в результате чего Европа получила протестантизм с морями крови и далеко идущими последствиями. Если бы на Руси не случилось личностей, подобных Волоцкому и иже с ним, сегодня мы бы жили в другой стране. Если бы вообще жили.