Архиепископ Иоанн (Шаховской)
1902-1989

 

 

 

 

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС

Восточный вопрос не принадлежит к числу тех, ко­торые подлежат решению дипломатии. Мелкую теку­щую дребедень событий предоставляет история кан­целярскому производству; но свои великие вселенские решения, которые становятся законом жизни народов, на целые века провозглашает она сама без всяких пос­редников, окруженная громами и молнией…

Н. Я. Данилевский. Россия и Европа

Войны и военные слухи наполняют землю. Каждому на­роду и каждому поколению приходится их «ужасаться» (Мф 24,6). Войны зависят не от ошибок дипломатии и не от случайностей истории; они закономерно вытекают из накопившихся в мире неправд и богоборчества, явного и тайного богоборчества.

И существует нечто худшее, чем война: гибель душ.

Соблазн же войн всегда силен в мире. Оставаясь предель­ным самоистязанием и самонаказанием людей, войны, что удивительно, так мало учат, так быстро забывают люди страдания, вызванные войной, что периодически война им начинает казаться более честным и простым разрешением международных трудностей, чем изолгав­шаяся дипломатия.

«Расширение себя» — свойство всех личностей и наро­дов в мире, метафизическая проекция их. Это «расширение» выявляется как в мировой экспансии любви и культуры, так и в материалистической и эгоистической агрессивности. В каждой стране и в каждом человеке эти обе силы актуаль­но или потенциально существуют, действуют и борются все время друг с другом, как огонь с водой, жизнь со смертью. Здесь именно испытывается духовная свобода чело­века и раскрывается личность. Все, что не находит себе путей внутрь, в мир нравственный, устремляется к пери­ферии «левой» и «правой». Это — общий закон всех сою­зов мира, обществ, партий, государств и даже церквей. Эк­спансия положительная есть движение к «перерастающей» человека благодатной жизни. Это динамичность проро­ков, апостолов, пастырей, истинных ученых, исследова­телей, изобретателей, социальных деятелей, художников, педагогов…  Динамично все творческое и святое. Данной от Бога силой все это, являющее правду, несущее любовь и мудрость, призвано быть в мире более активным, чем злое и темное. Но не всегда так бывает. Сбываются пророче­ские слова: «…Сыны века сего догадливее сынов света  в своем роде» (Лк 16,8).

История — поле действия различных потоков и энер­гий. Недостаток святой активности в человеке столь же отрицательное явление, как и активность злая. Зло же в том, что свободная воля человека может стать рычагом обезбожения и обесчеловечения людей, погубления душ. И такая программа, сводящая душу к экономике и мате­рии, уже возвещена в мире. Бациллы демонической агрес­сивности вирулентны во многих народах, независимо от их государственного или социального строя, и имен­но они главный источник международного напряжения и скольжения к войне. Иррациональная антирелигиозная агрессия хотела бы создать «рай без Бога» и «добро — про­тив Бога». Замысел этот должен потерпеть ужасное пора­жение в истории, чтобы не стать причиной больших и многих страданий людей.

Но частичные победы этого замысла возможны, и мы даже предупреждены о них. Они допускаются, чтобы обна­ружилась непоследовательность многих людей, называю­щих себя верующими в Бога. Верить в Бога не значит толь­ко стоять на стороне Божией истины. Современный материализм не только стоит на стороне безбожия, он и агрессивно безбожен в своей сути… Миру это еще не впол­не ясно потому, что жизнь русского народа, где действует наиболее ярко и программно этот материализм, окрашена христианским нравственным сознанием, воспитанным Церковью в веках истории. Жертвенный, христианский импульс русского человека отраженно питает идею мате­риализма, предстающего не только как обоснование поли­тической доктрины, но и как новая вера в счастье людей, достигаемое магически, в результате одного лишь органи­зованного, материального, экономического процесса. От­кликаться на подобную веру в человеческое счастье, орга­низуемое группой материалистов среди зла, страданий и смерти людей в этом мире, может, конечно, только тот, кто сам того не понимая, верит в некое «Всепобеждающее Доб­ро». Эту веру материалистов в конечное погружение мира и всех людей в Добро никак нельзя, конечно, вывести из материализма… Но эта вера провозглашена, она движет сердцами, и она может привести к войне, и призрак но­вой мировой войны, гораздо более разрушительной, чем прежние, стоит перед человечеством. «Восточный вопрос» в последней глубине своей есть вопрос различения ложно­го и истинного Востока — Востока Ксеркса и Востока Христа. Гоббс в своем «Левиафане» показал демоническое начало всепоглощающей, тоталитарной государственнос­ти. В силу своих геополитических, этнических, экономи­ческих и отвлеченно-законнических начал всякое госу­дарство тяготеет к своему левиафанизму, тотальности. И только непрестанной духовной борьбой за Божию правду и лик человеческий, за правовое государство как слугу че­ловечности могут души спастись от наступающего на них Левиафана. И лишь Сын Божий Христос противостоит ги­бели человека в Левиафане. Заря Нового Бытия, Христос Господь есть «Восток». «Восточный» — это Его вопрос, воп­рос Его прихода к человечеству. Это тот «Восток свыше», о котором говорит Евангелие (Лк 1, 78). И встреча с этим «Востоком» есть смысл истории.

О Русь, в предвиденьи высоком Ты мыслью гордой занята —
Каким ты хочешь быть Востоком,
Востоком Ксеркса иль Христа? —

так обращался на рубеже XX столетия Владимир Соловьев к России. Этот вопрос и сейчас стоит перед Россией. И не только перед Россией.

«Восточный вопрос» есть и вопрос победы Божиего Востока… Трагичность истории в том, что дети «Востока», христиане — и православные христиане тоже — за два тысячелетия так во многом посерели и обесцветили свою веру, что «оставили первую любовь свою» (см. Откр 2, 4). Встает проблема пневматологии «Востока», определения, что такое «Восток». Наступило время «различения духов». Зло все незаметнее, тоньше инфильтруется в добро. И ис­тинное добро, добро, соединенное с истиной, противо­стоит не только злу, но и другому добру, смешавшемуся с исчадием лукавства. Теплохладное добро все слабее све­тит и греет в мире, а зло опускается до абсолютно низкой температуры демонического холода.

«Выходящий из земли» зверь имеет рога, «подобные агнчим», но говорит «как дракон» (Откр 13, 11). Мы это ви­дим. Зверь увлекает людей «добром», похищая у истинно­го «Востока» самый дух человеческой общности и даже дух покаяния, делая все ложным. Люди и народы все вре­мя себя друг другу нравственно противополагают, делят на «белое» и «черное», а в мире накапливается дух общей серости (в терминах политических это выразил Черчилль в заглавии последнего тома своих воспоминаний: «Три­умф и трагедия»).

Победа Божиего Востока безусловна. Она уже и в самом разделении зла, и в борьбе злых между собою. Злые не только казнят добрых, но и истребляют друг друга. И ост­рота зла побеждается среди людей не только кровью му­чеников за Христову правду и кровию невинно убитых в земных войнах, острота антихристианства тонет и в обывательщине, в душах, готовых все продать — и самую демоническую веру — за кусок житейского благополучия. Мещанин в истории побеждает титана. И гибель материа­листической веры идет не только от крови святых муче­ников, всегда стоящих в центре истории, но и от разлива самим материализмом вызванных чувств… Такова послед­няя диалектика материализма.

«Восточный вопрос» — это и явление неорганичности многих союзов мира, неистинности многих его едине­ний и разделений… Солнце Вечности всходит уже в этом мире. В лучах его исчезают все тени земли и все ее малые огни. Солнце Правды Последней всходит над миром, все озаряя, выявляя, судя. «Восток» судит «по правде» (Ис 11, 4). Судьбу человечества решит мера этого «Востока» в че­ловеческих сердцах.

«Восточный вопрос» еще есть вопрос личности, проти­вополагаемой абстрактности и условности. Над «классо­вой», «социальной», «национальной», «партийной» и «экономической» борьбой идет борьба живого духа чело­веческого с духами отвлеченности и неперсональности, которые пытаются возвыситься над человеком и связать его.

«Классовое чувство» есть элемент человеческой психо­логии. Как всякое партийное и эгоистическое чувство, оно лишь частично выражает человека. В глубине духа классо­вых чувств, конечно, нет. «Пролетарская» наука, «проле­тарская» культура или «буржуазное» искусство, «буржуаз­ная» наука — это все понятия мифические. Истинное искусство одно, как и наука одна, и они деградируют при партийном, классовом или расовом их понимании.

Жизнь человека в последней своей глубине определяется не классовой и не экономической стороной; мы это видим на примере самих основоположников марксизма. Маркс, Эн­гельс и Ленин являются самым ярким опровержением своей же собственной теории, так как вышли они не из пролетар­ской среды, а из буржуазного общества, и не столько «среда» влияла на них, сколько они сами, как человеческие личности, духом и волей своей старались влиять, и влияли, на окру­жающую «среду»… Всякий революционер вообще тем и рево­люционер, что ломает свою среду, преодолевает своей лич­ностью коллективное сознание. История полна примерами такого преодоления человеком своей родовой, расовой, клас­совой и партийной психологии. В других случаях (это более общее правило) коллектив преодолевается личностью не ре­волюционно, а незаметно и постепенно, в том или ином от­ношении. И личности надо возвыситься над коллективом, чтобы создалась из свободных личностей соборность.

«Методологическая абстракция превращается у Маркса в конкретное учение о человеке», — верно говорит Бердяев. Производя человека от класса (а не классы от человека), Маркс не увидел свободной от класса, как и от всяких дру­гих ограниченностей, внутренней человеческой природы. Маркс не видел души, не верил в душу. Но верным открыти­ем Маркса можно считать, что капитализм (каким Маркс видел его вокруг себя в Европе в середине XIX века) превра­щает отношения людей в отношения вещей, овеществляет людей. Мысль эта, хотя и верная, противоречит материа­лизму самого Маркса, считавшего, что «ничего нет, кроме материи»; думать так — это именно овеществлять людей.

Только религиозная вера в бессмертную личность, в не­обходимость и великое значение ее нравственного спа­сения несовместима с овеществлением человека. И отто­го религиозная вера в высокое назначение человека и его бессмертие всегда была в конфликте с хищническими партийными инстинктами и теориями людей, как бы люди эти свои чувства и теории ни называли.

Человек сопряжен с таинственным, наукой совсем не объясненным феноменом «материи» и ограничен им в каких-то отношениях; но он, прежде всего, не «матери­альная», не экономическая единица, а неповторимая жи­вая душа, в залоге свободы имеющая путь нравственного совершенствования и бессмертия. Только при вере в это можно верить и в нравственный прогресс, и признавать как достоинство, так и свободу человеческой личности. Человек рожден Божественной Любовью, и в ней только раскрывается его сущность и грядущий великий апофеоз мироздания.

Маркс всего этого не видел… Он не знал и жизни как борьбы за высокое нравственное достоинство и духов­ную свободу человека. От этого — конечные просчеты Маркса. Но подсознательно он был натурой хоть и извра­щенного, но нравственного склада. Хотя и демоническим путем ненависти (путь, остро противоположный Христо­ву), Маркс хотел материально бедных людей вывести из их экономической зависимости от богатых. Уставившись в одну точку, в материальную выгоду («прибавочную сто­имость»), Маркс не увидел других ценностей человече­ского духа. Но он поднял вопрос важный, который не во всем даже христианском сознании европейца ставился в середине XIX века. Этим Маркс и привлек в России такие вдохновлявшиеся нравственной стороной жизни умы, как С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк… Узнав марксизм лучше, они отшатнулись от него, увидели на его лепестках яд.

Марксизм есть продукт нравственного разложения ев­ропейского общества, потерявшего христианскую соль. Если нравственная истина почему-либо не входит к чело­вечеству в дверь  религией, она демонически врывается к нему «в окно»  псевдорелигией. И у зла нет иных при­манок, кроме добра. Неверна идея, что стоит лишь создать известные экономические условия и установить опреде­ленную социальную систему (о которой каждый думает на свой лад) или вообще упразднить все системы (тоже одна из систем), как зло исчезнет само собой в мире и люди ма­гически прекратят всякую эксплуатацию друг друга. Такой взгляд опровергается природой человека, зараженной злом. При всех экономических и социальных условиях человек способен быть эгоистичным. Возможность «эксплуатации» человека человеком содержится далеко не в одной только экономической области. Самая глубокая эксплуатация происходит именно не в материальной об­ласти и распространяется на степени человеческого род­ства. Ведь корысть бывает не только материального по­рядка, но и душевного, психологического. И эксплуатация есть акт, прежде всего, нравственный, духовный.

Эксплуатации не может быть лишь там, где жертвенно, бескорыстно, евангельски люди относятся друг к другу и любят ближнего не только «как самого себя» (по библей­скому Закону), но и более, чем себя (по Евангелию).

Не воображаемая, как в материализме, а действительная победа над злом может быть достигнута (и сейчас дости­гается) лишь в освобождении души от зла, в преображе­нии человека в Боге. Жизнь идет к истине через веру в Бо- жию Святыню как смысл и цель бытия.

При всех своих политических режимах, экономических условиях и социальных убеждениях люди способны быть алчно-материалистичными и эксплуатировать друг друга во многих отношениях и направлениях. Лишь правда Бога Живого, не зависящая ни от какого социального строя, класса или партии, входя в жизнь человека, изменяет ее…

Самой же главной и опасной эксплуатацией в мире надо считать эксплуатацию человеком (или какой-либо парти­ей) самого добра — вернее, понятия добра. Человек спо­собен и добру приписывать самые различные свойства, как и приписывать добро своим самым различным убеж­дениям и желаниям.

И в этой самой главной эксплуатации человечества яв­ляется ярче всего и зло мира, и мучение человеческое. Спасение же человека — лишь в обращении к Свету еди­ному — «Восток» имя Ему!