Георгий Ермолов

 

 

 

 

Часть 2

Но вернемся к личности Годунова

Вопреки общепринятому мнению можно утверждать, что «окно в Европу» прорубил отнюдь не Петр I. По сути, эта метафора вообще лишена всякого смысла: зачем лезть в окно, когда давно уже существовали двери. Однако, если при Иване III и Иване IV эти двери находились под бдительным присмотром и захлопывались всякий раз, когда с противоположной стороны начинала лезть всякая мерзость, то еще веком раньше Петра эти двери распахнулись во всю ширь. Приток иностранных специалистов увеличился в разы. Стимулом послужили новые, ранее не практиковавшиеся льготы в виде государственных должностей и земельных наделов вместе с крепостными. Проникновение европейских обычаев стало зримым, что отражалось и в моде, и в манерах. Кстати, впервые стали сбривать бороды именно при Годунове, правда, делалось это ненасильственно.

Выше уже обозначалась параллель между управленческими стратегиями двух «царей Борисов» в веке XVII и веке ХХ. При значительном различии психотипов и личных качеств, тем удивительнее сходство последствий. Оба Бориса по странной иронии истории были строителями, с той лишь разницей, что один из них – профессиональный – имел парадоксальную склонность к разрушению всего и вся, а другой – потенциальный – отметился грандиозным размахом строительства реального. Годунов строил все: города, церкви, крепости. Иностранцы, приглашенные им, были не ворюгами, как у Ельцина, а реальными профессионалами в архитектуре и зодчестве. Именно радениями Годунова построены Воронеж, Ливны, Самара, Царицын, Саратов, Елец, Белгород, Царев-Борисов, Томск. Одним из самых грандиозных проектов того времени по праву считается Смоленская крепостная стена, названная «каменным ожерельем Земли русской», предназначавшаяся для защиты границы с Польшей. Именно тогда была построена девятикилометровая стена с 29-ю крепостными башнями вокруг современного Бульварного кольца в Москве. Оштукатуренный кирпич покрасили в безупречный белый цвет. В самом Кремле появилось невиданное чудо – настоящий водопровод, запитанный из Москва-реки.

Авторитет Годунова в среде посадского люда значительно укрепился благодаря серьезным налоговым послаблениям для торговцев и ремесленников. С первых дней правления он обрушил на подданных водопад всевозможных милостей: это и амнистия всем заключенным, и пособия неимущим, и отмена смертной казни. Пожалуй, одним из самых важных достижений Годунова было введение на Руси патриаршества. До этого митрополиты назначались Константинополем. Теперь же Русская Православная Церковь обрела независимость. Питая явные пристрастия к европейскому просвещению, Борис вознамерился создать в Москве Высшую школу с преподавателями иностранцами, но духовенство, руководствуясь рискованным опытом прошлых лет, воспротивилось. Память о влиянии на нетвердые умы всевозможных ересей была еще свежа.

Могло показаться, что после вялотекущего полураспада государственности в период Федора Иоанновича Россия обрела, наконец, достойного преемника Ивана Грозного. Но – странно. В народе год от года нарастало сначала пассивное, а затем и активное сопротивление, и причиной тому стали обманутые ожидания. Обещанные подданным «золотые горы» довольно скоро обернулись сточными канавами. Крестьяне получили крепостное право, деревню душило усиление налогового бремени. Отношение масс к царю явилось для него самого теми же обманутыми ожиданиями, что постепенно превратило его в желчного и подозрительного деспота. По элитам прокатилась волна репрессий, чему способствовало повсеместно внедряемое доносительство. И в довершении всего словно сама природа обрушила на Годунова свой гнев. Именно на период его царствования приходится самое суровое похолодание тысячелетия, а непрерывные дожди холодного лета 1601 года уничтожили весь урожай. В стране начался голод, завершившийся эпидемией чумы. Надо отдать должное Годунову: он делал все возможное, чтобы хоть как-то облегчить положение народа. Было роздано все зерно из государственных запасов, проводились розыски припрятанного у спекулянтов и скупщиков, строго контролировались цены, что по закону экономики привело к еще большему истощению запасов. В итоге Годунов начал закупать хлеб на свои личные средства и распределять среди неимущих в виде пайков, но и эта мера не принесла желаемого результата. Недовольство продолжало нарастать и, вполне закономерно, переросло в полномасштабную гражданскую войну, получившую название «Смутное время».

И опять в этих событиях мы не можем не заметить саркастическую усмешку истории. Ведь ситуация, почти аналогичная, произошла во время катастрофических недородов 70-х годов прошлого века и так же сопровождалась эпидемией чумы. Нужно отметить, что Грозный, в отличие от Годунова, подобных альтруистических радикальных мер не предпринимал, да и новгородская история не могла не возбудить массовых эмоций хоть в какой-то степени. Но, несмотря на это ничего даже отдаленно похожего на народные волнения не возникало. В чем же тут дело? С расстояния прошедших веков уже невозможно с кинематографической точностью воспроизвести общую социальную картину эпохи, но тенденции, повторяющиеся из века в век, заставляют задуматься о несомненных циклических закономерностях. История Годунова уникальна тем, что он стал первым российским царем, избранным по законам демократии, и именно этот опыт роковым образом отразился на судьбе страны, то ли по иронии истории, то ли по несомненному промыслительному характеру. Трудно переоценить заслугу Грозного в возрождении земских соборов. Мощная стержневая политическая воля лидера, подкрепленная неким прообразом парламентаризма, создавала устойчивую равновесную систему в государственной власти. Народные массы воспринимали эту схему с удовлетворением, так как она сочетала в себе необходимые элементы осмысленного и защищенного бытия. Представительство в законодательной власти почти всех социальных слоев создавало ощущение сопричастности судьбе отечества, а железная монаршая воля гарантировала каждому справедливость и защиту. Пусть это были иллюзии, но они, так или иначе, наполняли жизнь смыслом. И первые же, пусть условно, но все же демократические выборы главы государства привели к главной человеческой трагедии – утрате смыслов.

Не имея никакого опыта в организации и проведении предвыборных кампаний, Россия, тем не менее, продемонстрировала уже в то время всю уродливую несостоятельность «черной» демократической процедуры. И надо заметить: никто этому не учил, отсутствовала генетическая память, не имели места традиции. Все это невольно подводит к вопросу: кто же вложил в умы организаторов и электората лукавые приемы и ложные посылы? Как будто опять замаячили чьи-то уши. Или рога.

Согласно исследованиям В.О. Ключевского предвыборная кампания Годунова велась с большим размахом и многообразием. Один из главных его приверженцев – патриарх Иов разослал агитаторов по городам и весям. Велась неприкрытая торговля с оппонентами, правдами и неправдами склонялись на свою сторону военные, посадские и торговые люди. Выступления на соборах организовывались таким образом, чтобы буквально затыкать рот оппонентам. Главным потенциальным соперником Годунова был Федор Романов. Боярская элита пребывала в убеждении, что трон не может принадлежать какому-то выскочке из рода недостаточно знатного. Большая работа проводилась в среде городских низов. Доподлинно не известно, каким образом создавались социально активные группы, но происходящее во время всевозможных массовых мероприятий удивительным образом походило на проплаченные митинги конца ХХ столетия, когда организованные толпы трясли транспарантами и скандировали заученные речевки в стиле «Голосуй, а то проиграешь!»

Дьяк Иван Тимофеев в своем «Временнике» описывает процедуру крестоцелования в Успенском соборе как иступленную вакханалию с воплями слов присяги, заглушающими слова молитв. Одним словом, уже самая первая в истории России избирательная кампания несла в себе все черты демократических процедур века ХХ. В начале XVII века страну спасло отсутствие законодательно прописанной системы избрания главы государства. Царская власть сохраняла наследственность, династичность. Но, несмотря на то, что в тексте присяги на верность государю содержались слова о «богоизбранности» нового монарха, в подсознательном плане подобная «демократическая богоизбранность» Годунова выглядела карикатурой в сравнении с помазанием на царство Ивана Грозного.

Грустная ирония момента заключается в том, что принцип выборности в любой социокультурной институции не может быть оспорен ни с точки зрения здравой логики, ни с точки зрения современной политической традиции. Вне всякого сомнения, институт земских соборов показал себя ценнейшим инструментом становления соборной общности народа и государства. В отличие от прямых и всеобщих выборов земский собор представлял собой собрание наиболее авторитетных представителей всех общественных сословий, что сводило к минимуму вероятность популистских погрешностей.

По сути, сам по себе прецедент избрания монарха представительным собранием государственной элиты – событие чрезвычайной значимости и несомненной оптимальности. Но само провидение посредством множества факторов, казалось бы, не связанных друг с другом логически, как бы заложило в сознание масс определенное предостережение. Другое дело, что оно не было ни услышано, ни воспринято, и ни осознано. В этом контексте заслуживают внимания и необычные изменения в психике самого Бориса. Он замкнулся в себе, почти совсем устранился от дел, подозревал всех и каждого в интригах и измене, окружил себя чародеями, астрологами и гадалками, то есть – на лицо были все признаки психического расстройства.

Вопреки мнению многих авторитетных историков, представляется, что говорить о какой бы то ни было реформаторской активности Годунова неправомерно, а уж те более относить ее к протолиберальному направлению. Устоявшаяся традиция исторической науки, противопоставляет периоды царствования Грозного и Годунова с одной лишь целью – оттенить негативизм первого позитивизмом второго (разумеется, период Федора Иоанновича не рассматривается вообще). Но вспомним: «По плодам их узнаете Их». В контексте данной работы можно было бы вообще не касаться личности Годунова, как не относящейся к теме исследования, но необходимость сопоставления последствий очевидна. Развенчанию мифов о кровожадности Грозного была посвящена предыдущая глава. Но мало где упоминается, что с началом гражданской войны, количество жертв режима Годунова многократно превысило все прежние пределы. После подавления восстания Хлопка Косолапа в 1603 году число повешенных казаков и комарицких мужиков не поддается точному исчислению. Известно лишь, что после битвы под Севском повесили несколько тысяч. Под ту же гребенку попали и тысячи обычных крестьян Комарицкой волости, которых вместе с женами и детьми попросту перебили – так, заодно. Какие уж тут сравнения с «новгородской резней»! Современники отмечали, что за одно только упоминание имени Лжедмитрия людей убивали вместе с семьями, «пытали, жгли, прижигали каленым железом, спускали под воду, под лед». Множество людей отправили в ссылку, а по пути отравили. Именно по инициативе Годунова было создано специальное сыскное ведомство с неограниченными полномочиями. Возглавил его Семен Годунов – троюродный брат Бориса, впоследствии получивший прозвище «правое ухо царя». Именно он сфабриковал дело против опальных братьев Романовых по обвинению в подготовке покушения на Бориса, а позднее подстрекал царя к расправе над руководством Боярской думы.

В среде историков имеет место точка зрения, что истоки ненависти народа к Годунову коренятся в общепринятом в те времена мнении о нем как об убийце. Молва обвешала его всеми мыслимыми и немыслимыми смертными грехами, чаще всего ничем не доказанными. Ему приписывали убийство Дмитрия, правнучки Ивана III – Марии Владимировны и ее дочери Евдокии Магнусовой, дочери царицы Ирины и Федора Иоанновича Феодосии. Все это – домыслы и укоренившиеся в умах сплетни. Но как бы там ни было, в понимании народа Борис никогда не был истинным царем. Подлинный царь имел право на убийство, потому что являлся Божьим ставленником и кара царева – кара Божья. Годунов же в народном представлении выглядел самым гнусным из убийц, потому что руки его были в крови истинных царевых наследников, и в народе зрела мистическая убежденность, что его приход на царство повлечет за собой воздаяние Божье для всей страны. Можно как угодно относиться к народным суевериям, но произошло именно то, чего все боялись.

И еще один показательный момент. Сын Бориса – Федор Годунов продержался на престоле всего 49 дней. С самых малых лет ему оказывались почести, равные царским. С десятилетнего возраста он начал привлекаться к государственным обязанностям, имел собственную государственную печать, заседал в Боярской думе, вел официальные приемы иностранных послов, участвовал в судебных процессах и занимался благотворительностью. Молодой царевич вошел в историю как первый русский картограф. Ведущий специалист тех лет Гессель Герритс в 1614 году издал в Амстердаме карту России, собственноручно составленную Федором и получившую высокую оценку в среде профессионалов.

Получая прекрасное образование, этот вундеркинд поражал окружение необыкновенными способностями и живостью ума. Н.М. Карамзин характеризовал его как «первый плод европейского воспитания в России». Вне всякого сомнения, у Федора был весь необходимый потенциал, чтобы стать «просвещенным монархом». Но судьба распорядилась иначе.

1 июня 1605 года приспешники Лжедмитрия Никита Плещеев и Гаврила Пушкин арестовали царя Федора II, его мать и сестру. Ни городская знать, ни Боярская дума этому не препятствовали. По условию, поставленному самозванцем, все они должны быть убиты, что и было выполнено, а народ, по выражению А.С. Пушкина, «безмолвствовал». Поклонение Ивану Грозному, распространявшееся и на его сына, в народном сознании преобладало над здравым смыслом. В этом не было ничего рационального как, впрочем, и всегда – в массовом сознании рациональная составляющая весьма мала. Ненависть к Борису Годунову также иррационально переходила и на его сына, талантливого, добродетельного юношу, в лице которого народ мог получить правителя совершенно нового типа. Г. Лебон писал: «Философия истории становится нам понятной лишь тогда, когда мы вполне усвоим себе основные пункты психологии толпы, указывающие, что для толпы надо быть богом или ничем». Грозный был Богом. Годунов таковым не был, и стать не мог. Лебон справедливо полагал, что в бифуркационных точках исторического процесса, таких как политические перевороты и разного рода смуты, убеждения толпы принимают специальную форму, сравнимую с религиозным чувством. Это может быть и обожанием, и боязнью его магической силы, слепым подчинением, стремлением видеть врагов во всех, кто не признает кумира. Трагедия Годунова хоть и опосредовано, но подтверждает вышесказанное во второй главе. Искать зачатки либерализма в деятельности Годунова бессмысленно, но, думается, если бы таковые имели место, последствия смуты носили значительно более тяжелый характер. В то же время семена, посеянные Грозным, дали редкие, но мощные всходы. Зачатки гражданского общества на основе земств смогли подарить стране таких лидеров как Козьма Минин, бывший земским старостой, фигурой по тем временам чрезвычайно уважаемой и влиятельной именно в среде низов, а взаимодействие его с представителем элиты князем Пожарским является самым ярким подтверждением эффективности и безошибочности управленческой стратегии Грозного.