В ГОСТЯХ У БАТЮШКИ СЕРАФИМА
Гелена Березовская
Господь при рождении дал мне многое, и даже плохое зрение, чтобы лучше слышать и чувствовать. Так заботливо пеленает любящий родитель ручки младенца, дабы они не повредили малышу.
С трудом вспоминаю черты врача, который в далёкие восьмидесятые сообщил мне, что окончательно перспективы обрести зрение перестанут меня волновать через пару-тройку лет. По его мнению, к этому времени я должна буду распрощаться с его остатками, за которые так отважно боролась с полутора лет. Как я ему благодарна! Если бы не он, я никогда бы не научилась вязать, писать и готовить еду не глядя. А главное, не стала бы учить молитвы наизусть.
Слава Богу за всё!
Часто вспоминаю милую женщину трогательного возраста, в котором теряет смысл подсчёт даже десятилетий. Я повстречалась с ней на автобусной остановке по дороге в Академгородок Новосибирска, где прожила много лет.
Тепло одетая, закутанная в белый пуховой платок она неожиданно ловко балансировала на гребне сугроба, заботливо оставленного экскаватором на обочине. Я не могла не окликнуть её, чтобы предупредить об опасности. Но увидела нечто! Её светлое, будто яичко, приготовленное к Пасхальному убранству, лицо светилось изнутри. Голубые глаза, сохранившие в себе кусочек небесной выси из детства, искрились. У меня перехватило дух, но я взялась объяснять ей, насколько опасно стоять так близко к дороге. Вскоре я поняла, что она почти ничего не слышит. Она, увидев мою растерянность, решила внести ясность и начала свой рассказ:
― Какой кошмар, ― подумала я, ― а я ещё сетую на свою судьбу…
― Ой, я ведь уже несколько лет ничего не слышу. Сначала на одно ухо оглохла, а уж потом и на другое,– мило улыбнувшись, она продолжила.– Ведь это и хорошо, что я не слышу. Моя соседка по коммуналке так матерится, что я только и помню, как это ужасно. А бесконечные звонки по общему телефону. Молодёжь, знаете ли, снимает одну из комнат, так вот и звонят без конца. Они хорошие! Когда меня к телефону, так они позовут.
Узнала я также, что её тихую во всех смыслах жизнь заполняет стая синиц, для которых ей и понадобилось немедленно поехать в центр за салом. Холодная выдалась зима, да и с салом в Академгородке особых проблем не было.
Я сразу подумала о себе. А ведь я тоже рада, что не вижу той грязи под ногами на улицах, гнусных надписей на остановках и заборах, рекламы почасовой любви и много другого.
О поездке в Дивеево мы стали мечтать, как только переехали на Волгу из Сибири. Нам казалось, что всё настолько стало близко, что и не грех помечтать. Житие батюшки Серафима появилось у нас дома ещё в Ашхабаде вслед за образом Богородицы «Умиление». С этого времени батюшка и стал нас защищать и оберегать. Наши переезды из страны в страну, из города в город поражали близких и едва знакомых. Мы только успевали передвигать ноги.
Как-то во сне я увидела старца, парившего над землёй. Он приблизился ко мне и спросил:
― Когда же ты ко мне придёшь, ты же собиралась?
― Я обязательно приду, батюшка.
Он приблизился ко мне и начертал на лбу крест, а удаляясь, обернулся и добавил:
― Ты уж приходи, а то я снова приду.
Какое-то время я вглядывалась в храмовые иконы, пытаясь найти святого с такой епитрахилью, как у старца из сна, вспоминая при этом предостережения самого батюшки Серафима о снах.
Вскоре я пошла в храм Серафима Саровского, но моё пребывание в нём оказалось недолгим. Растерявшись от «тёплого» приёма доброй женщины в иконной лавке, я заторопилась к выходу, пытаясь по дороге ухватиться глазами за что-то очень важное. Наткнувшись на объявление о паломнической поездке, я подумала: «Вот!».
Первой в Дивеево поехала мама. В этом не было ничего удивительного. Я немножко больше её читала о православии, а она верила всем сердцем, всей душой. О чём она могла говорить батюшке Серафиму у его раки, можно только догадываться. Матери, потерявшей 27-летнего сына, слов нужно было немного. С тех пор она периодически отпрашивается у нашей сократившейся до предела семьи в гости к батюшке, и мы её с благоговением отпускаем.
Пришло время и мне поехать в гости к батюшке Серафиму. Выбрав пару дней для паломнической поездки, я засобиралась в путь. Мама же, переполненная впечатлениями от поездки, давала мне чёткие инструкции, неоднократно напоминая о моём зрении, точнее, о его отсутствии:
― Не ходи, пожалуйста, к источникам в самом Дивееве. Вы с группой будете у них поздно вечером, а там кое-где скользкие ступеньки и плохое освещение. Боюсь, что ты ногу опять подвернёшь и упадёшь. На источнике самого батюшки и окунёшься. Там всё устроено лучшим образом.
― Хорошо, мамочка! Конечно, я не пойду туда, раз так, ― уверенно сказала я, а сама подумала, что мама опять перестраховывается, и в этом ничего опасного нет.
С тем и поехала!
Группа наша разместилась в двух домах частного сектора. Нас встретили тепло, и тепло это нельзя было оценить никакими деньгами, взятыми за ночлег. Все быстренько разместились, договорились о сборе после вечерней трапезы и побежали к монастырю. Поспешила к батюшке и я.
Издалека я узнала Троицкий собор. Очередь к раке с мощами батюшки Серафима ничего не значила. Помню только, что она была, и что она исчезла. Мыслей в голове не было. Казалось, что всё уже было ему сказано, и в разговоре с ним повисла пауза, отпущенная на молчание и только на молчание.
Время не существовало и на Канавке Богородицы, и в лабиринтах монастырских цветников, и среди редких паломников, которые разбрелись к вечеру кто куда. После вечерней трапезы наша группа собиралась идти на святые источники. Собиралась и я, мама ведь не узнает.
После вечерней службы мы отправились в паломническую трапезную. Трапеза не заняла у меня много времени. На то, чтобы озадачить свой организм перевариванием пиши, увы, никогда не трачу много времени. Поспешив с ужином, я подключилась к мытью посуды, тут-то и стемнело…
Выйдя из трапезной в назначенный час, я пристально начала рассматривать сидящих возле неё людей. Зрительная память меня никогда не подводила, именно поэтому я была уверена, что знакомых мне с самого утра людей там нет. Решив, что моя группа уже ушла на источники без меня, я понуро поплелась по монастырю, особо не размышляя о маршруте. Вскоре я оказалась у бокового входа в Троицкий собор. Дверной проём призывно зиял. Между мной и ракой с мощами батюшки Серафима не было никого. Я вошла и присела возле него.
Почти на ощупь в полной темноте я добрела до дома, в котором мы остановились на ночлег и вскоре уснула. Мои попутчики пришли позднее. От них-то я и узнала, что произошло на самом деле.
Группа наша, как и было условлено, собирались на площадке возле трапезной. Вышла и я, но внимательно рассмотрев своих товарищей, направилась прочь. Ни у кого из наблюдавших за мной попутчиков и сомнения не было в том, что у меня изменились планы, и я передумала идти со всеми. Оттого никто и не решился меня окликнуть.
Это потом, после возвращения домой, я узналю, что мама в своих молитвах просила батюшку Серафима не пускать своё неразумное дитя к источникам, опасаясь неладного. А пока, с первыми лучами солнца я поплелась на Святую Канавку Богородицы в ожидании чего-то очень необычного. Пелена упала с моих глаз!
Всё заиграло прежними красками. Ранняя осень радушно приняла в свои безмятежные объятья и бережно проводила нас к источнику преподобного Серафима Саровского близ Цыгановки. Казалось, что Литургия не закончилась в Дивеевском храме. Пение клироса растворилось в тихом шелесте пожелтевшей листвы, а огоньки свечей собрались воединое в поднебесье. На небе ярко светило солнце.
При каждом погружении в источник сердце останавливалось, но только для того, чтобы начать биться с новой силой во славу Божью.
Слава Ему за всё!