Ветер вынужденных странствий, круживший нас по Руси 20 лет, вдруг неожиданно стих. Господь со всей присущей Ему щедростью и великодушием дал нам уютное жильё, желанную работу и небольшой участок земли недалеко от Пскова. У нас началась новая жизнь.
Постепенно мы вживались в эту землю не только корешками молодых растений, но и прорастали душой в этих удивительных людей, окруживших нас по воле Божьей. Только по Его воле мог появиться в нашей жизни добродушный Михалыч, оказавшийся в одной палате с папой не за долго до его ухода. Он не оставил нас и потом, по дороге на Изборское кладбище, и тогда, когда от потери на душе было пусто и холодно.
Все были заняты своим делом. Мы с неподдельным удовольствием потягивали душистый деревенский чай и слушали истории Михалыча, хлопотавшего вокруг нас. Муха искала выход, настойчиво тараня плотно закрытое окно. Состояния души и тела вдруг переплелись, думать и двигаться совсем не хотелось. Но в рассуждения Михалыча невольно влилась и я, ведь если за столом врач, то актуальные темы для обсуждения всегда найдутся. И мы решили поговорить о медицине, существующей вдалеке от нанотехнологий.
– Ты представляешь,- вспыхнул Михалыч,- пару недель назад в соседнем селе мужик преставился, правда в морге в выходной. Вот тебе и нанотехнологии! Люди в деревнях умирают наедине с собой, а в больницах – «выздоравливают как мухи».
– Как же это? – с ужасом воскликнула я, моментально вернувшись на грешную землю.
– Да так, – продолжал он, – накануне сказал соседке, что сердце шалит, а на утро бдительная дамочка решила проведать старика да и вызвала ему скорую помощь. Помощь то приехала, да фельдшер с «большой усталости» и ошибся, решил, что тот отошёл ко Господу. Свёз несчастного в район и сразу в морг. Это потом, на вскрытии, стало известно, что бедолага в пути к с Спасителю задержался в морге ещё на сутки. Тут тебе и телемедицина, тут тебе нацпроект «Здоровье».
От услышанного в глазах потемнело. Я сразу же представила всё в лицах и действиях. За многие годы работы врачом я, к счастью, так и не обзавелась пресловутым медицинским цинизмом.
-Ужас! – подумала я. – Между ними и Богом нет никого!
Ранняя Литургия. Она какая-то особенная, сокровенная, только твоя. И не потому, что паломников и зевак в это время гораздо меньше. Она внешне менее праздничная, но это ощущение праздника в ней повёрнуто внутрь и кажется, что именно к твоей душе.
Выбежав из метро и окунувшись во влажное дыхание Невы, я влилась в людской поток, текущий в Лавру. Рядом семенили бабушки, бережно обёрнутые в ватные пальто, больше напоминающие материализовавшийся жизненный опыт.
Ещё несколько быстрых шагов, несколько ступенек и я там, где меня ждут невидимые силы с неизменной радостью и нетерпением. Я в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры! Это мой второй, но самый главный дом.
Проскользнув к иконе праздника на аналое, я поспешила в левый предел на полюбившееся место, ближе к клиросу. Всякий раз о том, что моя помощь немногочисленному хору на ранней литургии слышна не только мне, я догадываюсь по взглядам певцов. Увы, но я не слышала себя и в детском хоре музыкальной школы, где меня ставили в центре только для того, чтобы сохранить симметрию звука, отлетавшего от сцены.
Ах, как же хочется петь!
Мысли то сплетались с богослужебным пением, то возвращались к земным делам с неизменным вопросом: «Что делать?». Тепло от горящих свечей и чьего-то плотно приблизившегося «жизненного опыта» явно испытывали меня не прочность. Конечно, Литургия!
Мои мысленные мытарства прервал глухой звук падающего тела. В нескольких шагах от меня рухнула одна из тех, кто, несмотря на плохую погоду, почтенный возраст и ранний час не мыслят Праздничного воскресного дня без Литургии. Времени на размышления не было, я бросилась к ней. Упав навзничь, несчастная побелела и перестала дышать. Я опустилась на колени рядом, но пульса на руке уже не было, а до всего остального нужно было ещё добраться. «Жизненный опыт» и спрятанные под ним многочисленные «доспехи» раскрытию поддавались с трудом.
Распахнув последнюю кофточку я на мгновение остановилась. На привычном нашему взору православном кресте впервые увидела, что Господь распластав руки закрывает Собой именно эту жизнь от невидимой угрозы. Осмотрев её и не обнаружив пульса на шее, я с ужасом подумала, что времени нет и пора действовать.
В мою мысленную скороговорку и короткий диалог с окружающими вдруг вмешался голос, спокойствие которого никак не вписывалось в картину происходящего:
– Я врач! – сказала я и привела руки в подходящее для непрямого массажа сердца расположение.
– Это хорошо, что вы врач, – ответил мне кто-то сверху, приводя в порядок за одно мои мысли и чувства.
До сих пор не могу понять, почему я не подняла голову и не посмотрела на того, кто говорил со мной. Считанные мгновения отделяли занесённые над грудиной руки и физические усилия по возвращению жизни в это тело.
– Вот и водичка святая, – сказал всё тот же голос, заставивший меня уступить место бесценным каплям.
Глубокий вздох. Зевок. Она порозовела и вскоре села. Я от недоумения присела рядом. Всё происходящее до конца я понимала вместе с прибывшим по вызову врачом неотложки. Чёткий доклад, отточенный за годы работы в неотложной кардиологии, и его расширяющиеся от изумления глаза не оставили и сомнения в том, что именно это было.
Да, это было чудо! Ничего другого между иконой Божьей Матери «Скоропослушницы Невской» и Мощевиком, в котором пребывают частицы мощей 82 Киево-Печерских святых старцев, быть и не могло.
Шла Литургия. Из окон в алтаре, через открытые Царские Врата на амвон пробивались лучи восходящего над Невой солнца.
Из алтаря вышел батюшка. Его тяжёлая походка выдавала недуг, поселившийся в нём. Благоговение перед православным священником и сострадание к больному сплелись в моей душе во единое. Так я впервые увидела батюшку Елеазара, духовника Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. Я сразу решила, что должна помочь ему. Но чем и как могла помочь простая мирская женщина тому, кто несравненно ближе к Богу, от Которого зависит всё: и рождение, и жизнь, и смерть?
Пройдёт ещё 2 года, прежде чем я решусь отдать ему свою визитку и вскоре в телефонной трубке услышу голос батюшки, попросившего приехать и осмотреть его.
Это потом, долго по телефону мы будем обсуждать редкие инфекции, будоражившие умы общественности, его телесные проблемы и мои душевные невзгоды. Он будет ворчать на меня и говорить, что он мне как отец, потому, что в миру тёска моего отца. Рассказывать мне о том, что страшно вызывать скорую помощь, потому что и в Лавру приедет нетрезвый фельдшер. Будет утешать меня, прибежавшую в слезах, говоря, что солнце в слезах видит впервые. Говорить мне, что тучи не на всегда, потому, что они обязательно пройдут, а солнце останется. И меня эти слова греют до сих пор, даря мне надежду на что то светлое впереди.
Будет он говорить, указывая на меня своим духовным чадам, и о том, что я не дам умереть, но лишь до тех пор, пока не решит, что я ему в этом смысле очень мешаю.
Однажды он позвонил и пригласил к себе в келью. Я пришла в назначенный час. Кульки с медикаментами, тонометр и фонендоскоп он передал мне без особых замешательств. Потом присел на кровать, достал из тумбочки маленький красный свёрток и с некоторым смущением передал его мне.
– Это серьги моей матери, возьмите. Вы молодая и будете их носить, – сказал он и отвёл глаза.
Единственное, о чём я тогда подумала, так это о том, что у него совсем нет родственников и передать семейную реликвию просто некому.
Больше у него в келье меня никогда не будет и он никогда мне не позвонит. Наши встречи в соборе буду очень холодными и категоричными с его стороны. Я буду страдать, не понимая, что именно происходит, а мудрая мама расскажет о своих догадках только после того, как в телефонной трубке вместо голоса батюшки я услышу голос послушника:
– Елена Анатольевна, похороны батюшки состоятся…
Я ничего не понимала и, как мне казалось, ничего толком не слышала. Просила ещё раз повторить и объяснить, что происходит.
На похороны я пришла с букетом белых хризантем. Он очень любил цветы, разные и много. Заливаясь слезами я не решилась подойти ко гробу и стояла вдалеке. Завершилось отпевание и процессия направилась на Никольское кладбище. Вслед за гробом шло духовенство и все монашествующие. Далее следовали родственники, которых, как оказалось было немало. Оцепление отсекло мирян, среди который затерялась и я.
Я шла и шепотом бормотала, перебирая все известные мне диагнозы батюшки:
– Почему же он не позвонил, как раньше? – переживала я.- Опять пьяный фельдшер? Неужели между ними и Богом тоже нет никого?
Слёзы душили и путали моё сознание, но всякий раз, когда процессия останавливалась для очередной молитвы, я с удивлением обнаруживала, что иду сразу за монахами. Смутившись я возвращалась вглубь процессии, уступая место родственникам.
Как тяжело терять!
– Батюшка, так зачем же тогда врачи, если исцеляет только Господь?
– Да, детка, врачует Он, но для каждого снадобья своя плошка нужна. Вот и ищет Господь помощников себе. «Для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его» (Иисус Сирах, Сир. 39: 6–7).
Слава Ему за всё!
Гелена Березовская