Ольга Орлова
ТАИНСТВО СМИРЕНИЯ
Добродетель смирения в жизни и учении святителя Игнатия (Брянчанинова)
Апокалиптическое осмысление времени
Святитель Игнатий (Брянчанинов) родился в 1807 г. накануне Отечественной войны 1812 г., попущенной, по словам преподобного Серафима Саровского, России за чрезмерное увлечение знати французской апостасийной культурой, которая, водворенная восвояси, в самой Франции разразится в 1848 г. Французской революцией и очередным свержением монархии.
Узнав о революционных событиях 1848 г., святитель Игнатий напишет в письме: «Когда я услышал об этих происшествиях – я как бы услышал о смерти человека, давно-давно страдавшего и изможденного неисцельным недугом, заживо умерщвленного прежде умерщвления смертию. Такой всегда мне казалась образованная Европа или так называемый просвещенный мир. Мое неудивление показалось странным мне самому. В то время как я размышлял о моей холодности, внезапно вспомнились мне слова Спасителя: «Егда услышите брани, и слышания бранем, не ужасайтеся: подобает бо быти: но не у кончина. Возстанет бо язык на язык, и царство на царство: и будут труси по местом, и будут глади и мятежи, начало болезнем сия» (Мк. 13:7–8). Здесь особенно замечательно то, и на этом слове Евангелия я всегда останавливался, что последним признаком начальных болезней, долженствующих предшествовать окончательной болезни – антихристу, Писание выставляет «мятежи». <…> Из окончательного всемирного действия этой болезни должен возникнуть «беззаконник», гений из гениев…»
Это апокалиптическое осмысление времени своего рождения скажется на всей жизни будущего святителя, его духовном складе, определит бескомпромиссность в отречении от мира и в выборе монашеской стези, задаст энергию сжатия и вектор в его, можно сказать, силовом, сокрушающем всякую неправду служении словом.
В монахи
Рожденный в известном дворянском роду Димитрий был потомком выдающегося Михаила Бренко – оруженосца святого благоверного князя Димитрия Донского, который переоделся в его доспехи, был убит и тем самым сохранил жизнь предводителю войска. То есть будущий святитель уже был наследником этой героической традиции самоотвержения и пасхального бесстрашия, наследовал причастность к одной из главных побед русской истории – на Куликовом поле, где русские отстаивали суть своего исторического бытия – веру православную. Представляется, что благодаря именно этому родству святитель Игнатий (Брянчанинов) станет не просто ревностным служителем Церкви Христовой, но, пожалуй, самым строжайшим и последовательным ратником за чистоту православия среди иерархов и духовных авторов XIX в.
Святителя Игнатия (Брянчанинова) по этому качеству принято сравнивать с его современниками – также выдающимися духовными писателями святителями Филаретом (Дроздовым) и Феофаном Затворником, отличавшимися, если можно так сказать, большей мягкостью и снисхождением к сферам светским и людям инославным. Однако надо отметить, что тот и другой родились в семьях священнослужителей (диакона и священника), а будущий святитель Игнатий возрастал в аристократической среде со всеми теми недугами увлечения Западом, о которых он писал в приведенном выше письме и вообще неоднократно упоминал в письмах и сочинениях. В частности, он отмечал принятую в его сословии подмену духовности культурностью, в «лучших традициях» которой его с детства и самого воспитывали. Несмотря на то что Димитрий был вымоленный сын (после смерти первенца у четы Брянчаниновых долгое время не было детей), образование его скорее можно назвать светским, секулярным.
Домашнее воспитание Димитрия Брянчанинова отличалось, с одной стороны, суровой строгостью, закаливающей выдержку и силу воли, а с другой – предполагало безоговорочное и абсолютное повиновение родителям, в частности, за счет суровых физических наказаний. Это даст необыкновенное в личности святителя Игнатия сочетание сильного характера и смирения. Отец готовил ему старт для блестящей великосветской карьеры при дворе. Для этого 16-летнего Димитрия определили в Главное инженерное училище. Хотя в карете, ехавшей из поместья Покровское Вологодской губернии в Санкт-Петербург, абитуриент (несмотря на то что дети Брянчаниновы были сызмальства вышколены никоим образом не перечить воле родителей) на риторический вопрос отца, уже все решившего за своего сына: «Куда бы ты хотел поступить на службу?» – ответит прямо и определенно: «В монахи».
Где ж вера чистая, святая?
При всем том, что воспитание будущего святителя Игнатия носило скорее светский характер, а домашнее образование было по-дворянски обширно и обстоятельно «в науках века гибнущего сего», в усадьбе, где рос будущий святитель, разумеется, был храм, а в родительском доме – много духовной литературы.
«Детство мое было преисполнено скорбей… – писал потом святитель. – Я не имел кому открыть моего сердца: начал изливать его пред Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых…»
Но что явно выдает в святителе Игнатии «самоучку», так это своего рода опосредованное открытие Евангелия: «Завеса, изредка проницаемая, лежала для меня на Евангелии, – признавался он, – но Пимены Твои, Твои Сисой и Макарий производили на меня чудное впечатление. Мысль, часто парившая к Богу молитвою и чтением, начала мало-помалу приносить мир и спокойствие в душу мою».
Потом святитель Игнатий точно вменял этот метод новоначальным в обязанность и предосторожность, каковой, отметим, вовсе не требовалось и не наблюдалось в опыте и наставлениях тех, кто сызмальства воспитывался при алтаре, как упоминаемые святители Филарет или Феофан. «Многие, все, отвергшие безумно, кичливо святых отцов, приступившие непосредственно, со слепою дерзостию, с нечистым умом и сердцем к Евангелию, впали в гибельное заблуждение. Их отвергло Евангелие: оно допускает к себе одних смиренных», – писал, исходя из собственного опыта святитель Игнатий. Таким образом, именно отсутствие смирения диагностируется им в качестве главного барьера на пути к постижению Евангелия, если оно естественным образом не впитано «с молоком матери».
А смирение, напомним, вершина в Лествице добродетелей преподобного Иоанна Лествичника, наикратчайший путь к Богу. Именно для приобретения смирения во образ и по заповеди Спасителя «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29) и предпринимается подвижником «очищение себя святыми подвигами». Смирение в свою очередь уже ходатайствует о получении дара Духа Святаго, а это и является, по учению святителя Игнатия, предназначением человека на земле – стать «жилищем» Духа Святаго.
«В России – потому что христианской верой занимаются очень поверхностно и грубо, идут к познанию Христа семинарией и академией, которых Христос не установил, а оставили очищение себя святыми подвигами, которое Христос установил и заповедал, – пребывают вне истинных, живых понятий о вере Христовой, – писал потом святитель Игнатий. – Какое христианское образование найдем в России? В простом народе – наиболее излишнюю, скрупулезную привязанность ко всему вещественному, к форме – от чего родились расколы; недостаток, крайний недостаток в познаниях и ощущениях духовных. Этот же недостаток в обществе образованном: к нему присоединяется небрежение к форме, странно соединенное с врожденным, усвоившимся уродливым уважением к этой же самой форме. <…> Где ж вера чистая, святая?»
Характер самостоятельный и независимый
Епископ Тихон (Шевкунов), выступая однажды на монашеской конференции перед солидным составом игуменов и игумений монастырей, поинтересовался: «Как бы мы с вами назвали человека, который в 20 лет, став послушником, за три года сменил восемь монастырей, не нашел для себя ни одного духовного руководителя? Потом в Архиерейском доме принял монашество и практически через месяц священный сан и вскоре настоятельство. И не просто игуменом становится 24-летний юноша, до этого три года скитавшийся по разным монастырям, он становится духовником всей братии, принимающим каждого на откровение помыслов…»
«Да он в прелести!» – наверняка, положа руку на сердце, сказал бы каждый из настоятелей и настоятельниц. И святитель Игнатий, если бы он, отлучившись от своих ныне уже небесных дел, сидел в зале, не смутился бы, ибо, как он писал, «все мы в прелести». А доклад отца Тихона назывался «Благодарность современного монашества святителю Игнатию (Брянчанинову)», и речь шла именно о святителе Игнатии – давно уже признанном учителе монашествующих. Его труд «Приношение современному монашеству» – учебник в монастырях, с освоения которого и сегодня для многих начинается опытное постижение «науки из наук».
По сути, еще с детства Димитрий, не имея непосредственного и постоянного наставника в вере, избрал себе таковыми святых отцов, и своим духовным самообразованием он занимался «под их руководством» сам. У него был, конечно, преподаватель Закона Божия семинарист Левитский, но аскетическую премудрость будущий подвижник все-таки осваивал самостоятельно. Отсюда и его знаменитые наставления руководствоваться в духовной жизни святыми отцами и советом опытных. Безусловно, ему, начитанному в святых отцах, современники могли казаться, если можно так выразиться, «духовными карликами», отнюдь не в силу собственного превозношения, а потому что он созерцал великанов. Как такому человеку найти себе пусть и не духовника (священнослужителя, которому постоянно исповедуешься и получаешь советы), а духовного отца, если он уже рожден в духе святыми предшественниками?
Столь близкая читательская дружба и сроднение с детства со святыми отцами взрастит в будущем святителе Игнатии при всех тех, можно сказать, деспотических порядках, которые были заведены в родительском доме, характер, по воспоминаниям современников, «самостоятельный и независимый». Тем более в такой, казалось бы, не располагающей к этому сфере, как духовная. Впоследствии именно эта предрасположенность определит, как полагаю, одну из главных, уже указанных в словах отца Тихона (Шевкунова), коллизий начала монашеского пути святителя: он будет скитаться по монастырям и так и не сможет найти себе духовного руководителя.
«Я провел всю жизнь в болезнях и скорбях… но ныне не будь скорбей – нечем спастись. Подвигов нет, истинного монашества нет, руководителей нет: одни скорби заменяют собою все», – будет писать в одном из писем Высокопреосвященный Игнатий.
Мученический идеал монашества
Святитель Игнатий не раз отмечал, что мученичество и монашество не были изобретением человеческим. Они сверхъестественны и являются даром Божиим, вышеестественны, но укрепляемому Благодатию Духа Святаго возможны. Вопрос в том, что необходимо, чтобы Дух Святой коснулся подвижника.
«Крещеный не имеет права поступать по влечению сердечных чувств, зависящих от влияния на сердце плоти и крови, как бы ни казались эти ощущения добрыми, – писал, в частности, святитель, – от него принимаются только те добрые дела, к совершению которых возбуждают сердце Дух Божий и Слово Божие, которые принадлежат естеству, обновленному Христом».
«Распиная дух на Кресте Христовом, который составляют собой для падшего человеческого духа заповеди Евангелия», претворяем крест свой в Животворящее Древо Креста Христова – это одно из существенных положений аскетического учения святителя. «Суетен и бесплоден крест свой, как бы он ни был тяжек, если через последование Христу он не преобразится в Крест Христов», – писал святитель. Душа, наставлял, сораспинается непроизвольными скорбями, клеветой и злобой мира, тело – добровольными аскетическими подвигами: постом, бдениями, поклонами, еще – болезнями. Сораспятие Господу, на которое способен только смирившийся человек, низводит в сердце, очищенное Словом Божиим – постоянным чтением Евангелия, деланием заповедей и покаянной Иисусовой молитвой, – Духа Святаго и соделывает человека «сосудом» Божества, коим и предназначен, повторим, по учению святителя Игнатия, стать каждый из нас.
Так при вере, покаянии, самоотвержении, изучении и исполнении заповедей Евангелия, молитве и аскетических трудах, а главное – участии в Таинствах Церковных, в которых и подаются Господом любящим Его силы все святые подвиги нести, всецело обновляется человеческое естество: дух, душа и тело – и соделывается способным к исповеданию Христа.
Мы уподобляемся тому, кого любим. И смиряемся перед ним до зела. Это добродетели связаны одна с другою. Господь по любви к Отцу «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти Крестной» (Фил. 2:8). На что по любви к Распятому за нас решимся мы?
«Исповедание, – писал святитель Игнатий, – есть действие смирения». Согласно его учению, смирение – главный итог и критерий правильности духовного пути. Господь смирен, и если ты, не обманываясь, любишь именно Христа, ты смирен. Там, где не смирился, – каешься.
Святителя Игнатия (Брянчанинова) принято уже называть «учителем покаяния». А вот «учителем смирения» не дерзнешь назвать и самого святого. Ссылаясь на авву Исаака Сирского, он писал: «Святой Дух таинственно обучает смирению человека, приуготовившегося к такому обучению», – то есть очистившего себя в покаянии. Или: «Божественное таинство смирения открывает Сам Господь Иисус верному ученику Своему, непрестанно приседящему у ног Его и внимающему Его животворящим глаголам».
И открытое смирение пребывает сокровенным: оно, по уверению виртуозно владеющего слогом святителя Игнатия, – неизъяснимо словом и языком земным.
«Оно для плотского разума непостижимо; непостижимо постигается разумом духовным и, постиженное, пребывает непостижимым».
«Облеченный в смирение Бог явился человекам, – читаем у святителя, – и кто из человеков облечется во смирение, соделывается Богоподобным». Но путь к Богоподобию пролегает через личную голгофу. «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14:22).
Монашество есть дар Святаго Духа
Среди исторических причин церковных нестроений своего времени святитель Игнатий указывал на церковные реформы Петра I: «Россия со времен Петра I часто и много принесла пожертвований в ущерб веры, в ущерб Истины и Духа, для пустых и ложных соображений политических, которыми прикрывало развращенное сердце ненависть и презрение к правилам Церкви и к Закону Божию. Все эти соображения, поколебав страшно православную веру, оказались решительно вредными для государства и администрации».
Отметим, что в этих замечаниях святитель Игнатий ставит знак равенства между вредом, нанесенным Церкви, и вредом, причиняемым государству и администрации. То есть по сути в его историософской мысли, что вполне согласно со святоотеческим учением, знатоком которого был святитель, благосостояние государства находится в прямой зависимости от уровня христианства в обществе, чистоты исповедания православия, оплотами которого и призваны по определению быть монашеские обители.
Cвятитель Игнатий называл «монастыри пристанями, по назначению, данному им от Бога», однако мнение его о монастырях было по большей части критическим, он солидаризовался в переписке с суждением, что эти «пристани обратились в пучины, в которых вредятся и гибнут душами многие такие люди, которые посреди мира проводили весьма хорошую жизнь». Некоторым, вопрошавшим его, советовал остеречься от вступления в монастырь.
«Надо знать существенно нынешнее положение монастырей, которые могут еще показаться для верхоглядов местами спасения», – писал он. В конце концов, «важность – в христианстве, а не в монашестве, – признавал даже такой апологет монашества, как святитель Игнатий (Брянчанинов), – монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству».
Оттого святитель советовал другим и сам к этому всю жизнь стремился: «По современной нравственности и направлению мира монастырям более, нежели когда-либо, нужно стоять вдали от мира». Иначе при заражении и поглощении монашества «мирским духом» неизбежны плачевные опыты.
«Ныне монастыри, – констатировал святитель, – обратились в пристанища разврата, местами открытого, местами прикрываемого лицедейством, в места ссылки, в места лихоимства и прочего разнообразного злоупотребления». «Вы поняли, что Бог открыл вам на поприще Богом установленного монашеского подвига, который отъемлется с лица земли по неисповедимым судьбам Божиим, – отмечал святитель, – пред которыми надо нам благоговеть и безмолвствовать. На все свое время. Спасение и разные способы его были даром Божиим человечеству, а отнюдь не собственным изобретением человечества».
Святитель Игнатий подчеркивал, что «глубоко ошибаются те, кто думает, будто монашество может как-нибудь внешне, административным вмешательством быть организовано или поднято в своем духовном уровне. Монашество… есть дар Святаго Духа».
И подается этот дар именно по смирению.
Россия последних времен
Критический взгляд, свойственный святителю Игнатию, на монашество своего времени лишь конденсирует его представления о христианстве в России предреволюционного и богоборческого века. В словах апостола Павла о дикой и хорошей маслине он отмечал пророчество: как древний Израиль, – говорил он, – был отсечен, так и новый Израиль – христиане – также будет отсечен, и тоже останется остаток. У апостола в этом месте сказано: «не превозносись, но бойся», – иначе и ты будешь отсечен. Речь все о том же – смирении!
«Священное Писание свидетельствует, что христиане, подобно иудеям, начнут постепенно охладевать к Откровенному учению Божию, – писал святитель Игнатий, наблюдая, как пророчество сбывается уже в его дни. – Они начнут оставлять без внимания обновление естества человеческого Богочеловеком, забудут о вечности, все внимание обратят на свою земную жизнь… Такому направлению Искупитель, искупивший человека для блаженной вечности, чужд. Такому направлению свойственно отступление от христианства… В ослаблении христианства будет участвовать монашество: член тела не может не принять участия в немощи, поразившей все тело… Когда христианство до крайности умалится на земле, тогда окончится жизнь мира».
В наше время часто вспоминают пророчество святителя Игнатия о том, что антихрист придет из России. Судя по всему, речь идет об этом фрагменте письма от 26 октября 1861 г.: «Народ наш может и должен соделаться орудием гения из гениев [здесь усматривают указание на антихриста], который наконец осуществит мысль о всемирной монархии, о исполнении которой уже многие пытались». Но речь все о том же «мирском духе», захватывающем даже христиан и монахов, духе антихристовом по определению. «Водящиеся духом антихриста отвергают Христа, – писал святитель Игнатий, – приняли антихриста духом своим, вступили в общение с ним, подчинились и поклонились ему в духе, признав его своим богом… <…> Раздается призывный голос в обществе человеческом, выражающем настоятельную потребность в гении из гениев, который бы возвел вещественное развитие и преуспеяние на высшую степень, водворил на земле то благоденствие, при котором рай и небо делаются для человека излишними. Антихрист будет логичным, справедливым, естественным последствием общего нравственного и духовного направления человеков».
В 1863 г. Н.Н. Муравьеву-Карскому он писал: «Усилия человеческие судеб Божиих уничтожить и изменить не могут. России предназначено огромное значение. <…> Нападение завистливых врагов заставит ее развить силы и понять свое положение, которое уже будет постоянно возбуждать зависть и козни. Это потребует огромного труда, подвига, самоотвержения; но что делать, когда приводит к ним рука непостижимой Судьбы! Единственное средство к исправлению упавших сил, [силы] нравственной и [силы] духовной – положение, требующее труда, приводящее к самоотвержению. В 38 и 39-й главах пророка Иезекииля описаны могущество, многочисленность северного народа, названного Россом; этот народ должен достичь огромного вещественного развития пред концом мира и заключить концом своим историю странствования на земле человеческого рода. На упомянутые главы Иезекииля делается ссылка в 20-й главе Апокалипсиса; многочисленность войска, которое будет в Государстве, уподоблена песку морскому. Святый Андрей Критский, церковный писатель VII в., объясняя 20-ю главу Апокалипсиса и находя пророчество ея тождественным с пророчеством Иезекииля, говорит: «Есть на севере народ, скрываемый от прочих народов рукою Божиею, народ самый многочисленный и воинственный. Пред концом мира он внезапно откроется и преодолеет все народы». Точно! Европа узнала Россию после Америки, почти только со времен Петра I. Петр I пожаловал в Париж гостем в 1714 г., а в 1814-м пожаловала туда русская армия. Какая быстрота событий! Нынче, навстречу грозящимся на нас врагам, можно сказать словами 2-го псалма: Вскую (напрасно. – Ред.) шаташася языцы, и людие поучишася тщетным. Враги разбудят, потрясут Россию, произведут в ней невольное развитие силы, но не унизят России: они возвысят ее, таково ее предопределение».
Возвысят для чего, какой дух в России будет преобладать? И Сын Человеческий, «пришед, найдет ли Он веру на земле?» (Лк. 18:8).
Изблевать мирской дух
В приведенном в начале статьи письме святителя Игнатия на события во Франции 1848 г. читаем: «Что меня поражало больше, нежели нынешние обстоятельства? Меня поражали причины этих обстоятельств: общее стремление всех исключительно к одному вещественному, будто бы оно вечно, забвение вечного, как бы несуществующего, насмешки и ругательства над христианством, утонченное и лютое гонение на Церковь, гонение на жизнь ее, на Святого Духа – заменение Бога и Его уставов лжеименным разумом и уставами, исходящими от миродержца».
Призывом «изблевать мирской дух» в свое время стало программное обращение святителя Игнатия (Брянчанинова) «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви. Действия, существенно нужные для Российской Церкви». Это своего рода единственный документ той эпохи, в котором четко были указаны как причины сложившегося положения в церковной жизни России с весьма жесткой его критикой, так и пути его исправления.
Среди главных идеалов святитель Игнатий выделял частое Причастие и Иисусову молитву – это то, что будущий владыка Игнатий еще в юношеские юнкерские годы положит в основание своей собственной духовной жизни, передаст своему ближайшему сподвижнику Михаилу Чихачеву и всем тем, кто доверял и доверяет слову владыки. Именно забвение этих духовных основ своего существования и привело, по словам владыки Аверкия (Таушева), впоследствии в XX в. Россию к кромешному триумфу богоборческой власти.
В своих «Записках о Соборе» святитель Игнатий отмечал: «Главная причина нестроения Церкви заключается в том, что правила Святых Апостолов, Соборов и Отцов оставлены без внимания, даже забыты, а заменены они выдумками, чуждыми духа Церкви, заимствованными из духа враждебного Православной Церкви, уничтожающими самый дух Церкви при оставлении одного наружного благоприличия в некоторой степени и форме». Святитель Игнатий и предлагал вернуть жизнь Церкви на святоотеческую основу:
«Не будем вводить ничего нового! – писал он. – Последуем с точностью поучению… которое передано нам святой Церковью… святыми апостолами и святыми отцами! Таков возглас, повторенный почти на всех Вселенских и поместных Соборах святыми святителями и святыми отцами, присутствовавшими на этих Соборах». И восстанавливая православный – в действительном смысле – дух Церкви, «с сознанием ошибки, с самоотвержением должно отказаться от всех уклонений человекоугодливых, преступных в отношении к Богу. В противном случае, без этой решимости, лучше не созывать Собора».
Призыв святителя Игнатия к современникам не был услышан. Тем более что опубликован он, написанный в 1862-1866 гг. и содержащий нелицеприятную критику, был в силу противодействия цензуры только в 1915 г. – Россия уже была на краю бездны.
Завершается письмо святителя Игнатия (Брянчанинова), приведенное в начале статьи, следующими словами: «По непостижимой милости Божией нам дано туне величайшее благодеяние Божие: «познание Христа, православная вера во Христа». Народ и – в частности – душа человеческая неприступны для безбожного рационализма и его последствий, доколе они ограждены святою верою…»
…Где ж вера чистая, святая?