НАТАЛЬЯ ЛОЖКИНА
кандидат культурологии,
сотрудник Государственного Эрмитажа

 

 

 

ИКОНА «СВЯТАЯ ТРОИЦА» АНДРЕЯ РУБЛЕВА КАК ВОПЛОЩЕНИЕ ИДЕИ РУССКОГО ПРАВОСЛАВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ XIV-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XV ВВ.

 

Откликом на деятельность антитринитариев  является  размышление Епифания  Премудрого, в начале XV века: «… тричисленное число всему добру начало… Что ж извещаю по три числа, а что ради не помяну болшаго и страшного, еже ее тричисленое божество треми святынями, треми образы, треми собьствы в три лицы едино божество Пресвятыя Троица и Отца и Сына и Святаго Духа триупостаснаго божества едина сила, едина власть, едино господьство».[1] Именно Святой Троице посвятил преп. Сергий основанный им монастырь, и когда его ученики и ближайшие последователи закладывали на севере новые монастыри, то чаще всего они посвящали их Святой Троице. Для Сергия образ Троицы знаменовал единство и согласие.

Недаром Епифаний Премудрый пишет в своем «Житии Сергия», что последний возвел храм св. Троицы, «дабы воззрением на святую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего». Древнерусскому обществу было насущно необходимым разъяснение догмата Святой Троицы, доступное народной ментальности: это догматическое учение о триединстве Божественных ипостасей только и могло в тот культурно-исторический период воспитать в русском этносе единомыслие, самоотверженность, бескорыстие, любовь к ближним и терзаемой захватчиками Отчизне. Это вполне согласуется с практической деятельностью преп.Сергия Радонежского, энергично выступавшего против княжеских ссор и междоусобиц.

В.Н. Лазарев указывает на тот факт, что  когда Андрей Рублев получил заказ на выполнение иконы «Святая Троица»: эта тема воплощения  несомненно имела и для него самого, и  для его современников животрепещущее значение. Но ученый также считает, что было бы неверно объяснять ее сложнейшее философское содержание одной лишь борьбой с антитринитарными концепциями, последние характеризуют ту историческую среду, в окружении которой мастер написал свою икону. Они могли явиться также одним из стимулов к ее созданию.[2] Новейшие исследования признают, что развитие иконографии «Святой Живоначальной Троицы» в самом русском искусстве на рубеже XIV–XV вв. было обусловлено серьезными литургическими нововведениями, прежде всего, появлением в Анафоре  тропаря  третьего часа в ходе литургической реформы митрополита Киприана[3]. «Святая Живоначальная Троица» Андрея Рублева сделалась поворотным пунктом в самобытно-национальном осмыслении этого пришедшего из Византии сюжета. Творческий замысел этого гениального произведения концентрирует внимание зрителя только на трехипостасном Богоявлении, концептуально дистанцируясь от фабулы библейского нарратива со свойственной ей конкретизацией места, времени и действия. Поскольку икона предназначалась для раки с мощами преп. Сергия Радонежского и создавалась в его память, пространственный код «Святой Живоначальной Троицы» одновременно указывает место, где осуществлялось духовное восхождение преподобного,  – основанный им Троицкий монастырь, пребывая в котором, он взрастил в своей душе древо жизни и узрел преображающий пламень-свет Божественного триединства. В данном локальном аспекте пространственный код «Святой Живоначальной Троицы» может быть соотнесен, на наш взгляд, с агиографическим текстом Епифания Премудрого. Преп. Сергий как домостроитель Святой Руси, закладывал монастыри  – крепости древнерусских воинов духа, укреплял русское иночество введением общежительного устава и превратил гору Маковец в русское подобие  Св. Горы Афон. Как подвижник исихии, удостоившийся созерцания Божественного «светолития», преп. Сергий не только сам приобщился к райскому древу жизни, но и возвел на вершины подвига святости и просветительства своих учеников и последователей. Таким образом, локальное «прочтение» пространственного кода рублевской иконы позволяет утверждать, что наряду с вселенским смыслом семиотической связи Небес и земли, Бога и человека в нем зашифрована конкретно-историческая пространственная координата Жития преп. Сергия Радонежского  – Троицкий монастырь на Маковце, где святой вкусил «Гостеприимство Святой Троицы» и где он продолжает, согласно христианским представлениям, действовать посмертно через свои чудотворные нетленные останки (мощи). Древо как маркер пространственного кода указывает также и на центр христианского мира  – место, где принесена крестная Жертва и одержана победа Спасителя над смертью и адом. Но это не только исторический земной Иерусалим, а также и любое место, где осуществляется вкушение «Гостеприимства Святой Троицы», поскольку каждый христианин несет в земной жизни собственный крест, восходя к спасению души и воскресению из мертвых. В данном отношении мир не имеет периферии, а пространство рублевской иконы может быть метафорически уподоблено сфере Паскаля, на которой центр везде, а периферия – нигде. Древо осеняет своей кроной трапезный стол, символизирующий гроб Господень. Гроб явлен как стол гостеприимного пиршества, так как Христос воскрес и даровал жизнь вечную тем, кто пребывающим во гробах. Восьмигранный стол  – это и напоминание в восьмигранной крещальной купели как благодати воцерковления, доступной каждому. В локальном прочтении иконы центр мира, отмеченный дубовым древом, ассоциируется с местом упокоения преп. Сергия и открытия его нетленных чудотворных останков, поскольку преп. Сергий Радонежский был при жизни верным служителем Святой Троицы и в святости обрел жизнь вечную и вечную память.

Дуб напоминает также и о возможности обретения духовного знания и наставничества, ибо преп. Сергий оставил после себя плеяду учеников и последователей. Аналогично и гора, символизирующая духовное восхождение, в локальном прочтении иконы отождествляется с Маковцом, где начал свой путь к святости отрок Варфоломей и  где  затем возникла Троицкая обитель как цитадель иноческого подвига. Восхождение Варфоломея-Сергия к Божественному свету и превращение Маковца в русский Афон  – такова на наш взгляд, локальная семантика горы в «Святой Троице». На концептуальном уровне шедевр преп.Андрея Рублева связуется с богословием иконы, т.е. с текстами постановлений церковных соборов, легитимировавших паламизм и исихастские практики в период Православного Возрождения.  Об этом свидетельствует совокупность приемов, обеспечивших эффект светолития и светозарности, как бы иллюстрирующий исихастскую концепцию преображения души и плоти. Метасемантический уровень, согласно В. Лепахину, вбирает в себя весь комплекс представлений и эмоциональных восприятий иконы, запечатленный в культуре. В связи со «Святой Живоначальной  Троицей» к этому уровню следует отнести всю сумму искусствоведческих, богословских, философских и литературно-эссеистических текстов, которые посвящены данному произведению и частично рассмотрены нами в монографии[4]. И наконец, реальный уровень  – присутствие текста непосредственно в иконе. Это – надпись «Пресвятая Троица». Как известно из «Жития» преп. Сергий Радонежский «имел особое дерзновение по Святой Троице», и поэтому память о великом просветителе XIV в., принявшем факел возрожденного православия от гибнущей Византии и утвердившем этот священный огонь  на Руси  – в новом мировом центре восточнохристианской культуры. Б.И. Пуришев в своем исследовании о «Св. Троице» Андрея Рублева впервые указал на то, что Андрей Рублев является « крупнейшим мастером русского Возрождения…Его творчество отражает тот новый этап в развитии национальной культуры Древней Руси, который последовал за Куликовской битвой…в лице Рублева русский народ снова выходил на арену мировой культуры, неся  с собой неисчерпаемый запас творческих сил и возможностей…его художественная мощь и самобытность, его величавое  мироощущение в конечном счете отражают в формах сакрального искусства интенсивный подъем народно-национальных сил Древней Руси…».[5] Эпоха конца XIV–первой половины XV столетия, в которой жил и творил преп. Андрей Рублев, была выдающейся по своему исключительному значению в истории Русского государства. Она знаменовала собой возрождение национальной культуры  и  Возрождение  Православия  в связи с созревшим в сердцах русских людей стремлением к объединению всей Руси для свержения монголо-татарского ига.[6] «Русская Церковь играет в это время крупнейшую роль в деле созидания русской государственности и национального объединения. Ее глава – митрополит  переезжает из Владимира в Москву и тем самым подчеркивает значение Москвы не только как государственной, но и как церковной столицы».[7] В таком историческом контексте преп.Андрей Рублев создает икону «Святой Живоначальной  Троицы». П. Флоренский пишет: «Нас умиляет, поражает и почти ожигает в произведении Рублева вовсе не сюжет, не число «три», не чаша за столом и не крила, а внезапно сдернутая пред нами завеса ноуменального мира… Среди метущихся обстоятельств  времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия… открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, «свышний мир» горнего мира. Вражде и ненависти, царящем в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних».[8] Из этих высказываний следует вывод: икона «Святой Живоначальной  Троицы», с одной стороны, явилась результатом духовной и исторической жизни русского народа, а с другой  – задавала цель духовных и исторических устремлений к единству, взаимной любви, к преобладанию  горних ценностей над дольним. Величие нравственно-идеологического значения творения Андрея Рублева в том и состоит, что образ Святой Троицы соединил прошлое народа, его духовный опыт и будущее как общее национально-государственное.  Это памятник воскресшего духом русского народа в исторический момент объединения русских земель в единое православное  и независимое государство  – Святой Руси, Третьего Рима.

[1] «Житие Сергия» Епифания Премудрого. — Памятники древней письменности и искусства, вып. 58, СПб.: Императорское Общество Любителей Древней Письменности, 1885, С. – 17.

[2] Лазарев В. Н. Андрей Рублев и его школа. — М.: Искусство, 1966. С.23-42.

[3] Иконостас. Сборник статей под ред.А.М. Лидова, М.: Прогресс-традиция, 2000. —С.468-469; Ульянов О. Г. Была ли литургическая реформа при митрополите Алексии в Русской Православной Церкви // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти В. Т. Пашуто и IV А. А. Зимина. М., 2005. — С. 268–271.

[4] Ложкина Н.А. Две эпохи православного Возрождения — Санкт-Петербург: Р-КОПИ, 2013. — 496 с.

[5] Цит по кн: Троица Андрея Рублева. Антология.М.: Искусство,1989. –С.87, из кн:Михайловский Б.В. Пуришев Б. И. Очерки истории древнерусской монументальной живописи со 2-ой половины XIV века до начала XVIII века. — М.: Искусство, 1941. — 280 с.

[6]Лихачев Д.С. Культура Руси эпохи образования Русского национального государства. ОГИЗ. 1946. – С. 15, 33.

[7] Сергий, архиеп. Богословские идеи в творчестве Андрея Рублева // Богословские труды. 1981. № 22. –С.  5.

[8]  Сергий, архиеп. Богословские идеи в творчестве Андрея Рублева // Богословские труды. 1981. № 22. – С. 363.