Назначение недавно рукоположенного отца Валериана в наш храм и начало моего воцерковления практически совпали по времени. Мне, восторженной  неофитке,  казалось, что все на приходе благожелательны  и рады общению  так же, как и я.   Мудрые и степенные батюшки терпеливо и подробно отвечали  на  мои бесконечные вопросы,  исповедалась  я без страха, даже с чувством  тайной гордости за свою «искренность», и уже причащалась несколько раз,  радуясь  неизменно хорошему настроению  после Причастия.  По-видимому, я уже  считала  себя  «достаточно   православной», и  Господь послал мне такого же  “неофита”,  ревностно приступившего к служению Богу  – отца  Валериана, который решительно и быстро  вернул меня «с небес  на землю».
– Ну что, Марина,  конечно, я не могу допустить Вас к Причастию сегодня! Готовьтесь, придете в следующий раз!  – огорошил он меня, выслушав  исповедь.
Я опешила – такое в моей «церковной» жизни случилось впервые.  Но противоречить не осмелилась, отошла от аналоя и, обескураженная, уныло поплелась по лестнице в верхний храм, где шла служба. По моему  самомнению  был нанесен сокрушительный удар, и радостное чувство собственной «праведности»  вдруг покинуло меня …
Людей  было  мало, вскоре последний причастник пошел к столику с «запивкой», и священник с Чашей вернулся в  алтарь.  Тут из нижнего храма, перепрыгивая через ступени,  взлетел отец Валериан, и быстро кинув на меня взгляд, тоже пробежал в алтарь. Царские Врата были открыты, и я видела, что он что-то сказал батюшке, все еще держащему в руках Чашу. Тот повернулся и направился обратно, на амвон, а отец Валериан, стремительно выйдя из боковых дверей, почти подбежал ко мне.
– Марина, идите, причащайтесь  скорее! –  громко прошептал он.
Позже мне сказали, что отец  Валериан   вдруг остановил  исповедь  и быстро побежал наверх, чтоб отослать меня к Причастию…
Я растерялась, но батюшка, держащий Дары, смотрел на меня выжидательно, и я подошла к Чаше одна, с чувством робости и смирения,  подобного которому  у меня не было никогда прежде. Только сейчас, впервые, я действительно ощутила себя недостойной  приступить  к  Таинству…
Причастившись и приняв «теплоту», я встала в дальнем уголке.  Мой  покаянный и присмиревший облик был, наверное, очень непривычен для других, и когда закончилась служба, ко мне тихонько  подошла Аллочка,  работница храма.
– Не огорчайся, Мариночка, – ласково сказала она, желая меня утешить. – Все нормально!
Подошел и отец Валериан.
– Ну что, Марина, простите, Христа ради! Ошибся, вразумил меня Господь, – он выглядел смущенным и говорил серьезно.
– Вы все сделали правильно! – я сказала это совершенно искренне.
Дело в том, что я  совершенно не огорчалась,  напротив, душа наполнилась каким-то  дивным, необъяснимым  покоем.   Уже не единожды причащаясь,   я  сегодня  впервые  приступила к Чаше “в  смирении и сокрушении сердца”, и неожиданно  абсолютно реально ощутила,  что такое «Благодать»…
Меня саму удивляло, что я ничуть не обижалась на отца Валериана – ни тогда, ни потом.  Мое самолюбие, как огнем, обжигали его обличительные речи, но  жар этого огня высвечивал передо мной и мои грехи,  а кого-кого, но себя обмануть я не могла – совесть  заставляла меня признать правоту его слов… «Искренни укоризны от любящего», то есть желающего  нам  добра  человека, а отец Валериан  желал  самого главного – спасения моей души! И  хотя в то время я такими понятиями еще не оперировала, но чувствовала его переживания за меня, видела его искренность, и обиде не было места в моем сердце.
Быстрый в словах и резкий в движениях, весьма непосредственный, он не походил на “типичного” священника – степенного и рассудительного. Вначале на него многие смотрели с опаской, но после стало понятно, что излишняя резкость – от горячей ревности о спасении душ паствы… С кем-то он мог быть деликатным , но мое тщеславие не щадил, желание «покрасоваться» на словах жестко пресекал и не давал мне «растекаться мыслью по древу» ни в беседе, ни на исповеди, всегда требуя называть вещи своими именами.
– Марина, Вы же христианка! – возмущенно восклицал он, останавливая мои самооправдания или попытки объяснить свои грехи «смягчающими обстоятельствами».
Вскоре у меня случилась житейская драма, мой привычный мир рушился  на куски, а слова псалма «Спаси меня, Боже, ибо воды дошли до души моей…» стали  моим дыханием.  И в это время отец Валериан  свои зорким взглядом буквально «вылавливал» меня из толпы прихожан, а после службы или сам пробирался ко мне или издалека пронзительным голосом требовал «остаться на месте», чтоб подождать его после беседы с другими.
– Ну что, Марина, рассказывайте! – требовал он, вперяя в меня свой пронзительный взгляд.
И я рассказывала, а он точными и вовремя сказанными фразами отсекал все «лишнее» и, поняв суть,  пытался объяснить эту суть и мне самой. Не всегда это было просто, но отец Валериан был очень упорен и пока не решал, что я все уяснила, общение не прекращал.
– Ну все, Марина, Помощи Божией! – так он давал понять, что разговор окончен, и ему опять надо куда-то бежать. – Бог в помощь! Вы же христианка! Молитесь, все управит Господь!
– И Вы молитесь обо мне, отец Валериан! – просила я.
– Да молюсь я, молюсь…– вздыхал он. И тут же вскакивал, ободряюще улыбнувшись мне, благословлял широким крестом и убегал по своим нескончаемым делам.
По Милости Божией и конечно, по молитвам отца Валериана, отношения в моей семье, которые и явились причиной моей скорби, наладились буквально чудом, более того, Господь послал нам великую милость – мою долгожданную беременность. Я долго не была в храме по причине недомогания, и вот,  наконец, собралась туда. Хорошо, что я взяла с собой зонт и оделась тепло – была осень, и погода вдруг резко поменялась, полил проливной дождь и задул порывистый ветер. Но возвращаться домой было поздно, автобус подъехал к  остановке, я вышла и перешла дорогу.
Я шла по направлению к храму, осторожно перешагивая через лужи. Лил сильный дождь, от косых струй не очень надежно защищал зонт, вырываемый  из  рук  порывами ветра. Я наклонила его перед собой, как щит, и чуть прибавила шагу,  по-прежнему осторожничая – берегла свою пятимесячную  беременность. Внезапно я услышала звуки хлюпающей воды  и выглянула из-под зонта. Навстречу мне, без каких- либо атрибутов защиты от непогоды, в одной только рясе,  уже  насквозь промокший, стремительно шагал отец Валериан.
Я уже привыкла, что этот батюшка, по слухам, бывший спортсмен-альпинист, всегда очень  быстро и решительно передвигается,  и полагая, что он направляется к воротам, чуть посторонилась, уступая ему дорогу.
Однако отец Валериан устремился ко мне.
– Марина, ну что там у Вас, говорите быстрее, а то я на требы уезжаю!
Я попыталась протянуть ему зонт, но он нетерпеливо отмахнулся, и требовательно уставился на меня.
–  Вы же замерзнете …– смутилась я.
– Ничего. Это Вы зонтом  прикройтесь, ребенка  застудите! – строго промолвил он.
– Да я просто так в храм иду, отец Валериан, – попыталась я его успокоить, – у меня все в порядке!
– Да? – пытливо глянул он на меня, будто не доверяя. И вдруг неожиданно широко улыбнулся. – Ну и хорошо, наконец-то все в порядке!
Отец  Валериан быстро перекрестил меня  и с размаху опустил мне ладонь на голову.
– Благослови Бог!  Ну все, я побежал тогда, а то простыну тут с Вами! – и на спринтерской скорости, поднимая фонтаны брызг, батюшка устремился  к воротам,  быстро запрыгнул в ожидающую его машину, а я продолжила путь к храму…

Марина Куфина

Новосибирск