Сказка для девочек

Теплая летняя ночь тихо опускалась на город, трепетно окутывая звёздным покрывалом все его закоулки. Заглянул сумрак и в маленькую мастерскую старого ювелира, изделия которого радовали ни одно поколение горожан. Всё по-прежнему лежало на своих местах. Накрытая  шёлковым лоскутом работа застыла на верстаке до утра в ожидании  своего создателя. Обитые бархатом шкатулки бережно хранили в своём чреве множество разноцветных камней, бисера и бусин. И только на первый взгляд казалось, что всё в этой комнате погружено в глубокий сон. Всё здесь лишь прикрылось дремотой в ожидании своего часа. И он настал…

Первой заворчала старая почтенная тётушка Брошь, лениво оценивая своё новое окружение: «И что он всё их приносит и приносит, этот нудный старик? Столько камней натащил, вовек не пристроить…». Недовольству вторили броши рангом пониже: «И впрямь, распродал бы нас всех, а уж потом брался за новое…».

А тем временем из шкатулки, стоящей недалеко, выскочила ватага молодых и горячих рубинов. Ухватив умело маленькие свёрла, они ловко размахивали ими, изображая шуточную баталию. Это шумное событие освещал лунный свет, любопытно глядящий на происходящее сквозь окно. И от того всё происходящее на столе казалось особенно сказочным и загадочным.

Один из рубинов, явно гордящийся своей редкой, как ему казалось, огранкой наблюдал за происходящим отстранённо. Конечно, ведь сама фея Тщеславия ему сказала о том, что он особенный и вправе рассчитывать на самые дорогие украшения. Кутаясь в бордовый бархат, он не раз представлял себя на груди у знатного вельможи или полководца, а по особенным дням – и в короне самого короля! Об иной судьбе мечтать он и не хотел.

Ох уж эта фея Тщеславия! Она не раз посещала мастерскую по ночам, смущая неокрепшие умы и лишая сна молодое поколение. Рассказы о восторге и поклонении, ждущих их во дворцах, кружили головы. Растворённые в неге собственных фантазий они начинали думать, что не стоит безрассудно поддаваться рукам Мастера в ожидании, как им казалось, лучшей доли.

Утомлённый одиночеством, которое, несомненно, мешало признанию его неповторимости, Особенный вышел в центр действа и безо всякого смущения начал красоваться, подставляя свои грани лунному свету. На помощь смущенным и молодым рубинам пришёл мудрый, много повидавший на своём веку, бронзовый подсвечник: «То, что светится в ночи не всегда сияет во свете Божьем!»  Пауза недоумения ненадолго повисла над столом. Вскоре все рубины разбрелись, обсуждая вполголоса происходящее, а Особенный остался, где и был, продолжая принимать лунные ванны. Ночная жизнь текла своим чередом.

Увлеклись девичьим щебетом и миловидные бусины, нежно хихикая и наперебой фантазируя о предстоящих балах и кринолинах. И лишь одна только Бусинка, смущённая и застенчивая, наблюдала за этой сумятицей со стороны. Разве могла она тогда знать, почему Мастер отложил её в отдельную шкатулку, отделанную небесно-голубым шёлком?

Ах, кому из девочек не кружили их крохотные, обрамлённые локонами головки, эти разговоры о будущем? Поманил этот флёр мечтаний и нашу героиню, нашу Бусинку.

Тихой поступью, нежно касаясь своими ласковыми ручками разноцветных шкатулок, она направилась в сторону бусин, на которых, как ей казалось, и походила. Вдруг что-то очень знакомое предстало перед ней, кротко вопрошая о том же, о чём подумала и она: «Кто ты, милая девочка?». И только слегка углубившись в полумрак, стало понятно, что это было её собственное отражение, лукаво представленное ей до блеска начищенным кофейником, забытым Мастером на краю стола.

«Так вот почему Мастер так подолгу рассматривает меня, согревая теплом своих рук и взгляда!– воскликнула она. – Всему виной моё нежное перламутровое платье… Оно и впрямь дивное!»

Наивная малышка! Дивной была она сама. Нежность источала её улыбка и взгляд, а свет сочился из глубины её чистой души и доброго сердца. Именно этот-то свет и радовал Мастера. Потому-то он и берёг его источник в шкатулке из небесно-голубого шёлка. Но жизнь берёт своё. Всего, увы, не уберечь…

Появление Бусинки не осталось не замеченным. Её обступили со всех сторон бусины и начали наперебой расспрашивать о том, не она ли уж та самая любимица Мастера, которую он хранит в голубой шкатулке? Ещё более смутившись и оттого становясь ещё более прелестной, Бусинка робко ответила: «Я и впрямь живу в той шкатулке, но совсем незаслуженно… и скорее всего ненадолго…»

– Ах, несчастная, и каково тебе там, в одиночестве? – продолжали барышни. – Ни общества, ни веселья. Того и гляди, что все напрочь о тебе позабудут. И так-то ни часто мы о тебе говорим, разве что из жалости вспомним.

– Ну, что вы, милые сестрицы, – смущённо продолжала Бусинка, – это не одиночество, а уединение и оно вовсе меня не тяготит.

– Сестрицы?– прорвалась в центр круга одна из бусин. – Да разве же мы с тобой похожи? Вот уж нет!– продолжала она.– В тебе ведь ни цвета, ни блеска, ни яркости… муть одна. И на что тебе в жизни рассчитывать?

– Ну что вы накинулись на бедняжку, – пришла ей на помощь другая бусина. – На таких, как она, ведь, тоже любители есть. Бедняки на солнце через алмазы не смотрят!

Всеобщее веселье подхватило даже тех, кто в самом начале этой сцены совсем не готов был его поддержать. Что поделать? В изысканных обществах так часто бывает. Однако всё прекратилось в одночасье. Сама фея Тщеславия пожаловала в мастерскую.

Невидимая сила развернула всех в сторону окна. В потоке лунного света появилась она – фея Тщеславия! Жители ювелирного царства потянулись к ней в надежде на её внимание, наставления и поддержку. И мало кто тогда думал, что всё это может обернуться для них падением и полным забвением Мастера… Ах, ведь и мы этого часто не понимаем!

Спускаясь по лестнице из лунного света, фея беглым взглядом пыталась осмотреть присутствующих, будто нанизывая всех на незримую нить. Ядовитые языки её ослепительного платья изящно скользили по едва заметным ступеням. И лишь изредка, когда она замечала в толпе новую жертву, её взгляд вспыхивал особенно ярко.

Нашу Бусинку она заметила, увы, без особого труда. Такие, как она, знают истинную цену всему, а потому и направилась к Бусинке, раздвигая встречный поток из украшений и самоцветов.  Остановившись не далеко от нашей девочки, фея облегчённо вздохнула, будто нашла то, о чём давно мечтала и заговорила:

– Дитя моё, как же я рада видеть тебя,– умилительно начала она,– давно не встречала такого очарования, как ты. Поверь мне, нам есть о чём  поговорить.

– Простите, но мы не знакомы с вами,– растеряно ответила Бусинка.

– Да, конечно, я не представилась,– стараясь не задерживаться долго на представлении себя, фея ответила.– Я фея Тщеславия, одна из тех добрых фей, которые всего лишь помогают поверить в себя и понять, кто ты есть на само деле.

Если первое в представлении Бусинки было совсем не важным обстоятельством, то второго ей точно не хватало. Как же ей хотелось узнать, кто она на самом деле и она ответила:

– Да, я очень хотела бы узнать, кто я и где мои родные,– смущённо ответила она.

– Обещаю тебе, ты узнаешь себе цену, и я стану для тебя родной! – удовлетворённо воскликнула фея, лукаво поблёскивая глазами. – А теперь я приглашаю тебя на бал, в полнолуние он особенно торжественный.

Не успевшую толком понять всего происходящего, и ответить на приглашение феи Бусинку подхватил поток лунного света, уносящий и саму фею. Всё вокруг кружилось и сверкало, неслось вдаль и возникало ниоткуда. Всё началось внезапно и прекратилось в одночасье.

Бал был в разгаре. Приглашённые гости чинно расхаживали по залам и  жеманно беседовали, но лишь для того, чтобы у собеседников было больше времени их оценить. И кого тут только не было! Изумруды и бриллианты важничали и косились на новые грани друг друга. Молоденькие броши хвастали наперебой новыми завитками и совершенными  изгибами.  Бриллиантовые старики-аксельбанты, напротив, пытались перещеголять собеседников воспоминаниями о прежних хозяевах и их положениях. Но появление той самой в новом одеянии заставило всех устремить свои взоры к ней. Её наряд был ещё более ослепительным, чем прежний. От восторга, окутавшего всех, не убереглась и Бусинка, смотревшая, как завороженная, на фею широко открытыми глазами.

– Дорогая моя девочка,– начала она учтиво, подхватив под локоток нежное создание, – ещё мгновение и мы сможем поговорить с тобой наедине. Надеюсь, тебе здесь нравится?

– Конечно, здесь очень красиво! – с искренним восхищением ответила Бусинка.

– Пойдём, я тебя представлю особому кругу украшений.

Через мгновение они уже входили в зал высшего света, где на диванах и креслах из дорогого бархата и шёлка, больше напоминающих помпезные шкатулки, важно беседовали  самые дорогие украшения мира.

– Господа, позвольте вам представить превосходную жемчужину – украшение нашего бала,– начала фея, нежно коснувшись щеки Бусинки. – Отныне все заботы о ней я беру на себя. Молодые барышни часто нуждаются в этом, ведь они совсем не знают жизни.

– О, фея, вы как всегда великодушны,– протяжно замурлыкали богатые гости.

– Она и впрямь свежа и хороша собой,– более оживлённо и заинтересовано заметил тот самый Особенный, неспроста оказавшийся в этом обществе.

– Присмотритесь к ней,– посоветовал ему холёный крупный изумруд, восседавший с Особенным на одном диване.– Она вполне могла бы составить вам партию, если, конечно, союз с жемчужиной вам не претит.

– Благодарю вас за совет, я подумаю,– сказал Особенный, постепенно погружаясь в собственные размышления.– Она, конечно, редкая, но слишком, я думаю, простая для меня…

Бусинка никак не относила к себе разговоров, вызванных её появлением, а потому сразу же уловила лёгкий жест фей, приглашавший её следовать за ней. Небольшой проход отделял покинутый ими зал от витиеватой беседки из тончайших золотых нитей.  Они остались наедине.

–  О, как я рада помочь тебе оказаться там, где тебе и место,– начала фея.– Ты очень редкая жемчужина и ты должна знать об этом. Простые брошки для белошвеек и незамысловатые колечки для влюблённых не для тебя. Ты одна могла бы украсить диадему любой из самых знатных королевственных особ.  Ты одна могла бы стать целым состоянием… Ты, только ты одна…– продолжала фея, всё ближе и ближе подходя к Бусинке.

В стремительно приближающихся бездонных глазах феи Бусинка вдруг заметила красные мерцающие огоньки. Это были чёрные опалы с редким красным сиянием изнутри, и она онемела от восторга.

– Я помогу тебе занять достойное твоей красоты положение,– смягчила свой тон фея,– за один лишь лучик света, идущего из…твоей души,– закончила она почти елейным тоном.

– Но я, но я…, Мастер…– лепетала растерянная Бусинка.– Я не могу, ведь Мастер так любит именно этот свет и свет этот принадлежит не мне,– продолжала она не вполне понимая ужаса всего происходящего.

– Девочка, причём тут Мастер?– не отступала от своего фея.– Ты сама хозяйка своего света и своей судьбы, ты и только ты вправе решать, как тебе поступать. Всё, ведь, зависит только от тебя!– с нескрываемой раздражительностью заговорила фея.

– Нет! Нет и нет!– стояла на своём Бусинка, потихоньку приходя в чувства.

– Тогда мы поговорим с тобой по-другому, и пока ты не одумаешься, тебе придётся поменять свою нежную шкатулку на ржавый сундук,– разгневалась злодейка, резко озираясь по сторонам в поисках слуг.– Бросьте девчонку в сундук немедленно!

Сырость и мрак окутали маленькое дрожащее тельце Бусинки.  И лишь об одном она горевала, съёжившись в углу ржавого сундука.

– Бедный Мастер, что с ним будет, когда по утру он не найдёт меня в шкатулке?– переживала она.– Ведь каждое утро он любовался моим светом и подносил меня навстречу восходящему солнцу.

В противоположном углу сундука вдруг что-то блеснуло, потом засияло, и из этого света появилась сказочной красоты юная особа. Они обе переглянулись и почти одновременно заговорили:

– Кто ты?– испуганно спросила Бусинка.– Уж ни фея ли Тщеславия прислала тебя ко мне?– продолжала она.– Своего решения я не изменю!

– Что ты, милое дитя,– улыбнулась незнакомка.– Таких, как я фея боится. Меня зовут Любовь и я вовсе не фея, а помощница Мастера. Я помогаю всем видеть друг друга в луче Божьего Света. Такими, какими всех задумал Господь.

– Но откуда ты узнала о моей беде?– залепетала Бусинка.– Ведь никто не знает, что я здесь…

– Я всегда следую за теми, кого согреваю и лелею,– стала утешать Любовь. – Я была рядом с тобой и тогда, когда ты появилась на свет, и тогда, когда Мастер впервые взял тебя в свои руки, и тогда, когда… фея Тщеславия вскружила тебе голову и унесла с собой на бал.

– Но почему же ты тогда не остановила меня?– удивилась Бусинка.

– Нет, ты должна была получить этот урок,– продолжала Любовь,– и урок этот не прошёл для тебя даром. Ты справилась!

Бусинка, подойдя к Любви, уткнулась носиком в её плечо, укрытое нежным палантином, и тихонько заплакала. За одну только ночь она столько пережила, что сдерживать себя уже не могла:

– Прости меня, Любовь, ведь я и тебя огорчила,– продолжала малышка.

– Не плачь, милое дитя. Когда я рядом, тебе бояться нечего.

Не знала ещё Бусинка и того, что настоящая Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, но всецело доверилась ей.

Вскоре обе расположились в углу сундука и Бусинка, уложив свою юную головку на колени Любви, мирно заснула.  И было совсем не важно, кем приходилась ей Любовь: заботливой ли мамой, нежной и понимающей сестрой или радушной тётушкой. Главное, они были рядом, рядом навсегда.

Сквозь сон Бусинка услышала нежную песенку, которую пела ей вновь обретённая Любовь:

Полутона,

полуоттенки,

полузвуки…

Смешалось всё в истерзанной душе.

Но шепчет ей измученное сердце:

«Мы не расстанемся,

мы не расстанемся,

мы не расстанемся уже…»

 

Теперь фея Тщеславия была бессильна! Скрежет заржавевших замков сундука не нарушил безмятежного сна Бусинки, ведь рядом с ней была Любовь. А вскоре обе оказались в родной мастерской, где всё готовилось к приходу Мастера.

Скрипучая дверь вновь известила всех жителей Ювелирного царства о приходе Мастера. Шаркающей походкой он проследовал к своему столу, огляделся и, покачав головой, коснулся пальцами старого друга-кофейника:

– Опять я про тебя позабыл, дружище.

День был особенным. Яркий поток солнечного света стремительно наполнял маленькую мастерскую теплом, чего никогда не мог дать лунный свет. Расположившись за столом, Мастер извлёк из верхнего ящика комода, стоявшего рядом, небольшую икону Богородицы. Эту икону принесла ему одна одинокая женщина, пожелавшая после реставрации передать её детскому приюту. Оклад был не очень дорогим, да и мастер за такую работу обычно не брался, но сердце этой женщины было так переполнено неистраченной любовью, что он не отказал ей в этом.

– Да, ведь так и прожила горемычная одна одинёшенька,– бормотал старик.– Ни семьи, ни детей. Только больные в богадельне, да дети в приюте. И храм, конечно, Православный. Как такой откажешь?

Работа была почти готова. Оставалось только поместить утраченную из покрывала Богородицы жемчужину. Не мешкаясь он достал из небесно-голубой шкатулки Бусинку, привычно полюбовался ею, поднёс навстречу солнечному свету и сказал:

– Вот теперь ты займёшь достойное место!

Всё вернулось и обрелось заново, стало греть и сиять с новой силой, потому, что истинная Любовь вернула всё на свои места.

Гелена Березовская