Это тот самый поезд, на который должен был непременно успеть. И – о, как вы догадались? – опоздал. Запыхавшись, негодующе, с фразами что-то вроде «эй, ну-ох, о-ох!» стоял со съехавшей шляпой на краю платформы, размахивал руками, тоскливо смотря ему вслед.
А поезд превращался в детство, маленький разноцветный пластмассовый состав, набирающий ход на ковре на полу, взбирающийся по креслам и едущий по плечам, рукам взрослых, а потом – и по их грустным лицам. А взрослые увлеченно разговаривали в гостиной до позднего самого зимнего вечера, тебя не замечая, не зная даже, что у них билеты на поезд, не видя темноты кромешной за окном. А ты бегал вокруг них – ты направлял поезд, чтоб светились все огоньки, шёл дым и звал обязательно гудок, никак нельзя было не успеть, сесть не в тот вагон, забыть чемодан на перроне, не расстаться…
И мигнул он красными огоньками и пропал в утреннем прохладном тумане. И дал гудок ещё на прощанье – такой – и вы слышали, – от которого взлетают дикие утки, кружат над полем уж убранным до весны, и понимаешь тогда, что всё уже, многое упущено, много худого совершенно. И не вернуться туда, где был пару минут назад.
А меж тем – время идёт, меж рельсов желтеют колосья травы..
И потому, ведь никогда не знаешь, что случится дальше, сел послушно на лавочку и стал ожидать следующего.
Зашумел торопливой поступью дождь. Он топал по полям быстро, но величественно, под сурово-тревожный бой маленьких барабанов. Потом в небе засияла радуга широкой дугой, словно опрокинутая шаловливой детской рукой. И так празднично падал синеющий чистый снег. И так незабвенно, пробуждая забытую радость, всё щебетали птицы первые песни о весне и любви.
В неизъяснимое мгновенье вдруг обнаружил, что на голове выросли цветы, а в кармане пиджака поселились и устроили себе гнездо воронята с черными хохолками и печальными глазёнками. И в башмаках ещё завелась лягушка в придачу.
Потом с холмов за станцией прибегали дети. Изрисовали меня всего словами из песен, нотами придуманных мелодий, картинками счастливых историй. А после ещё заблудившиеся путники определяли по мне стороны света. И летние мотыльки прилетали умирать на моих ладонях.
Потом ускакала лягушка-хитрюшка. Выросли воронята. Улетели, оставив несколько запутанных пёрышек тоски в опустевшем гнезде в кармане. Гнездо это похоже на сердце. Теперь каждый раз, когда нащупываю его прутики, разглядываю, верчу в руках, думаю об этой печальной всепроходимости времени, невыразимой в своей красоте и простоте. И в каждом время необратимо. В птице, в человеке, поезде, дожде. И несётся холодным призраком-поездом всё прошедшее через всю жизнь. Стоишь на пустом перроне, провожаешь его и в этом холоде чувствуешь тепло своих ладоней, дыхания, просто как моргаешь, как бьётся сердце – жив, о, ещё жив в настоящем.
Удивительная грустная песня улетающих диких уток над полем, что уж убрано до весны. Удивительны чернеющие гибкие прутья оставленного гнезда – можно носить вместо шляпы. Удивительно дрожание от волнения коленей, ладоней, сжимающих билет – осенний листок, и стоишь посреди пустой этой платформы как дурак без летающего велосипеда, поезд не догонишь – удивительно тоже… Удивительно собираются капли дождя на коже чемодана старого, почти выцветшего – столько июней он перевидал, проездил туда-сюда с нерадивым хозяином. Удивительно дыхание твоё и слух мой простуженный, что его слышит в туманах надвигающихся неизвестных дней.
Где же оно, всё это наше время? Ушло, минуло, в туманной дали осенним пейзажем исчезло, оставив лишь в голове великие картины, весёлые картинки, в руках билеты. Эхом улетевших птиц тихо звенят рельсы. Далеко, далеко грохочет ржавеющий поезд…
Билет в руке спрашивал: вернётся ли он? Повторится прошедшая минута?
Летящие по ветру былинки одуванчиков отвечали: никогда не вернётся. Не повторится.
Придёт ли новый? Будет ли ещё время?
Всё время опаздывая – когда-нибудь не успеешь. Это будет в последний раз.
И так и остались цветы на голове вместо волос. По историям, написанным детьми на моём лице и одежде, я сложил человеческую жизнь. И в ней были свои радости и печали, тайны и свершения, и в ней также был смешной человек, опоздавший на поезд, и были птицы, летящие вдаль. Они улетают на зиму – они возвращаются весною.
По рельсам вдаль шёл печальный дождь. Широкая шляпа его размокла и руки в длинных рукавах опущены. Падал невесомый снег. Кружили, летели созвездиями бабочки.
Помнить про гудок поезда. Когда ощущаешь, что всё уже, уже всё – вот! Если цветы на голове будут расти – засвистит ещё издалека, может, как вскипающий чайник, освещая туман жёлтыми лучом света, – и покажется поезд. Последний!
Нет-нет, никогда не опаздывайте. Последние поезда ходят однажды.
Самарин Степан