Ой, хоть бы дойти мне!..Ноги сегодня уж совсем не держат. Серый асфальт пошатывается себе, палочка моя скользит, да как-то иду ещё…Устану совсем, отдохну маленько. Выпрямлюсь и посмотрю на небо – светло-голубое, просыпающееся, нежное. И по душе, словно кто влажной тряпкой провел – поднялась она, засверкала. И уже легче дышится, и вперед идти можно…
Встала сегодня ранехонько, до будильника. Почудилось, что головы моей кто-то коснулся, так глаза и открыла. Полежала немного, пока сердце не успокоится, вздохнула, села на кровати и ноги спустила. А по полу ветерок стелется, хорошо, прохладненько… Вставать не хотелось, так бы и просидела в полудреме невидаль, сколько времени, если бы не часы, да и молитва. Подошла к иконочкам, Спасу строгому и Богоматери нежной поклонилася, помолилася… Что просить у них?.. Уж вся жизнь почти прожита, все хорошо: комнатка своя, живу тихонечко, не жалуюсь. Разве что благодарить может Их сердце моё: за любовь, деток, за встречи и за весь мир, каждый день воссияющий за моим окошком!.. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу! Аминь. Перекрестилася…
В кухне холодно было, как-то сыро, темно… Миша с Аленой спали ещё и малые их тоже. Тихо. Поставила чайник.
Заварки мало осталось – совсем немного, на самом дне. И чай получился белый, прозрачный, только чаинки-снежинки кружатся. От него тепло стало, и на душе тепло, спокойно. Ни о чем не думается, точно свет в голове сияет меж облаков, безмолвный, бесконечный… И улыбка на лице сама поселяется.
Но надо в храм идти, на раннюю… Заторопилась, засобиралась, замешкалась. В коридоре только мои тихие охи, да кошачье “мурррр?”
– Тшш, Петруша! Иди спать! – а он знай себе, смотрит, хвостом виляет, да помаргивает.
Погладила пушистый бочок – заходил котя и давай тереться.
– Ну уж до чего ласковый… Ты хозяев не буди, себя тихо веди.
Так и ушла.
А путь до собора хоть и близкий, но мне, немолодой, далекий. Пока шла, устала, притомилась. Но вот и ворота резные, и дорожка. Прошла, платочек на голове поправила, голову подняла – и слезы на глаза накатились.
– Ох, Ты Господи!..- тихо произнесла, да широким крестом перекрестилась.
Красота-то какая! Все за годы никак не привыкну! Точно белая свечка, собор прямо к небу устремляется, а на крестахсолнце играет первыми лучами! И во всем степенность такая и сила!
Молодой, помню, бегала кругом, игралась. Птичкой порхала. А сейчас вот стою, да сердце тихой радостью умывается, а мысли все о Боге, да о Царствии Его.
Тут и звон колоколов. Улыбнулась тихо, глаза украдкой вытерла и по ступенькам медленнов храм. Три раза осеняю себя крестным знамением и три раза говорю Боженьке: “Верю, Господи”, как в день своего крещения. И так светло на душе становится, что вновь слезы затуманивают зрение. И сквозь их сияющие разводы вижу храм, прихожан.
На иконах лица живые и глаза сострадающие, взгляд теплый. Смиренно кланяюсь им. Где-то плачет младенец, по сторонам смотрят дети. Взрослые приветствуют друг друга, целуются. Их лица светятся радостью и спокойным сосредоточением. Литургия – и лица, словно подсолнухи к Солнцу, оборачиваются к алтарю.
Мне не очень хорошо, занимаю место у скамеечки. Хор возносит слова молитвы к Господу, как голубей посылают в небо почтальоны. Весь воздух вокруг заполнен молитвами. И шепот моей души тоненькой струйкой устремляется вверх: «…здоровьица пошли рабам Твоим, Федору и Михаилу… не введи в искушение дочь Твою, Марию… Слава Тебе, Боже, Слава!..» Только голова все как-то кружится и сердечко в груди “бух-бух…”, присаживаюсь, сижу. Внимание рассеивается, а вместо золотого свечения храма перед глазами всплывают воспоминания…
Молоденькой мне казалось, что во время службы над головами верующих витают их Ангелы-Хранители и вместе с людьми поют хвалебную песнь Господу… Помню, все пыталась их углядеть на Всенощной… Проводила часы в церковной библиотеке, говоря о жизни и вере с Катей, упокой Господи её душу… И бегала по парку, перебирая руками листья и подставляя лицо Солнцу…
Сердце всё неловко и гулко бухало, когда напевно прозвучало “Оглашенные, изыдите!..” Я пыталась встать и пошатнулось, но тут меня поддержали чьи-то заботливые руки. Оглянуласьи увидела взволнованное девическое лицо.
– Лена, милая!..- хотела расцеловать её, да кружение и слабость мешали.
– Тише, тише, пойдемте, я вас провожу,- шепотом сказала она и повела меня к выходу.
Леночка – внучка моей близкой подруги, очень светлая девочка. Помню, подруга мне говорила, что училась она на биолога и летом уезжала то на Белое море, то еще куда-нибудь. Мало подруга моя дома её видела. Но все-таки когда они, бабушка и внучка, собирались вместе в один из вечеров принять гостей, нельзя было не заметить, какой свет любви друг к другу и ближним струился из их глаз.
На свежим воздухе я почувствовала себя лучше и смогла повнимательнее всмотреться в лицо Леночки. Уже морщины легли возле глаз и на лбу, уголки губ чуть спущены вниз, а глаза – прямо, как у Валентины, её бабушки – светло-голубые, глубокие. В них морем волновалось небо.
Мы дошли до трамвайной остановки.

– Думаю, лучше поехать на трамвае, вы не против? – она внимательно посмотрела на меня, видно боялась, что мне очень худо.

Я покачала головой, мягко улыбаясь: «Нет, милая моя, я не против…»

Так мы и ехали в трамвае: она заботливо держала меня за руку, за качающимися стеклами во- всю разгорался новый день, а в моей душе величественно плыл собор, весь пронзенный солнечными лучами, полный близкими людьми и осененный Богом.