Сегодня у меня была интересная встреча.
Шла на работу утром, под зонтиком – лил дождик.
Слышу:
– Здравствуйте!
Рядом со мной шагает незнакомый мне мальчик лет 10.
-Здравствуй! – ответила я.
Он продолжает:
– А Вы к метро идете? Можно с Вами? А то у меня зонтик сломался!
И доверчиво так улыбается.
-Ну, конечно. – я немного удивилась такому доверию и открытости,– Давай, дойдем вместе!
И предложила сократить путь, как я всегда и хожу.
-Пойдем вон там, поднимемся по лестнице.
А сама подумала, хорошо, что это – я, а если бы ребенок так обратился к недоброму человеку?…
В общем, пошли мы с ним под зонтиком, пришлось приноравливаться к его шагу.
И он мне стал рассказывать о себе – или я такое доверие у него вызвала, или уж очень хотелось ему поговорить с кем-нибудь.
– А вы знаете, – начал мальчик, – я такой невезучий. Мне иногда кажется, что я всегда попадаю в группу самых некультурных детей, в любом месте!
– А ты много классов менял? – осторожно поинтересовалась я.
Он на секунду задумался.
– Нет, я все время в одном учусь.
– Тебя обижают?– спросила я, уже поняв, что его тяготит.
– Постоянно,– не задумываясь, ответил ребенок.
Я смотрела на него. Полненький, вежливый мальчик – легко представить его «мишенью» в школе моего детства. Насколько я знаю, за прошедшие десятилетия в плане взаимоотношений в классных коллективах, ничего не изменилось, а во многом стало и хуже, потому что теперь и дети стали агрессивнее.
Я не могу спокойно слушать о ситуации травли. Это – мой никуда не исчезающий триггер. Был период, когда меня саму доводили в классе, «шутили», доводя до того, что, улыбаясь над «шутками» в школе, дома я рыдала и не хотела жить. И то, что я была признанный «местный гений», музыкантша и певица, ненамного прибавляло мне защиты, а уж то, что я в подростковом возрасте переросла всех на две головы, и вовсе добавило масла в огонь…
Вот, я пишу об этом, что я была жертвой, которую обижали – и МНЕ стыдно… Стыдно, что я была слабой, не могла постоять за себя, не могла дать отпор…
И вот такой же стыд высказывал и этот мальчик, которого, как я выяснила по дороге, звали Андрей.
– Ты рассказывал маме? Учителю? – допытывалась я.
– Да стыдно же,– вздыхал он, наклоняя голову и скрываясь под капюшоном.
– Андрюша, тебе нечего стыдиться! – с жаром убеждала я, – Ты ни в чем не виноват! Стыдно должно быть тем, кто тебя обижает!
– Вы знаете, я такой невезучий, – доверчиво продолжал Андрей, – стыдно, что мы бедные, что мама у меня очень строгая.
– А папы у тебя нет, да? – тихонько спросила я.
– А как вы угадали? – вскинулся Андрюша.
– Да, у многих теперь папы нет, – выкрутилась я.
– А у меня еще дедушка жив, – в его голосе я услышала гордость, – мы с ним разговариваем, он мне о камнях рассказывает!
– Так расскажи дедушке, что тебя обижают! – опять начала я свое, – Может, он что-то тебе посоветует, выход придумает! – хотя сама то держала в уме то, в чем я уверена, что травля-это болезнь группы, и поэтому жертва практически не может повлиять на ситуацию. Только взрослый человек может что-либо сделать, вмешавшись извне.
– Стыдно…– продолжал Андрей свою линию.
– А учительница у тебя хорошая? – продолжала я зондировать ситуацию.
– Да, хорошая, – кивнул мальчик.
– А ты ей говорил, что тебя обижают, просил помочь? – не отставала я.
– Говорил,– ответил он, – она ответила, что не обязана такими делами заниматься, и чтобы я сам разбирался.
Вот что делать?
Ребенок оставлен один на один с ситуацией. Ни строгая (авторитарная?) мама, ни дедушка, ни «хорошая» учительница – никто из рядом находящихся взрослых не может оказать ребенку не то, чтобы помощь, даже выслушать с участием!
Что же мне нужно было сделать, что сказать?
Честно говоря, много читая в последнее время текстов про то, как бороться с травлей в школе, я еще больше «загрузилась», потому что уверилась, что проблема эта очень серьезная, и, даже имея родителей-бойцов, готовых идти до победного конца – путем бюрократических процедур, конечно, как единственно разрешенных – не всегда можно эту проблему реально решить. То есть, «перенастроить» отношения в группе, чтобы ребенку было комфортно в ней. Иногда нужно просто убрать ребенка из этой среды…
Я не знала, как помочь Андрюше, не то, что в дальнейшей перспективе, но даже – здесь и сейчас.
И я начала, конечно, неуклюже, но с большим желанием утешить:
– Андрюша, я вижу, ты очень хороший человек! – убеждала я, – ты начитанный (успела спросить его, любит ли читать, сказал, очень любит, особенно «Фантазеры» Носова)! Ты хорошо рассуждаешь, умненький, у тебя доброе сердце!
И, самое главное:
– И пойми, ты ни в чем не виноват! – с жаром пыталась внушить ему снова, – с тем, что у вас происходит в классе, могут разобраться только взрослые! Виноват тот, кто обижает, и это им должно быть стыдно, а не тебе!
Коряво, конечно, получилось, и не очень убедительно, но Андрей как-то даже плечи расправил, посмотрел мне в глаза, и трогательно улыбнулся:
– Спасибо большое…
Пока мы шли, он еще рассказывал мне про камни, которые они собирали и изучали с папой – я так поняла, что папа у него умер – поинтересовался, в какой месяц я родилась, сообщил, какой камень мне подходит, и перечислил «их» камни, мамы, папы, дедушки и свой…
Мы дошли до входа в метро, там я пошла на платформу, а мальчик свернул покупать жетоны. На прощание я еще раз сказала ему, как могла, твердо:
– Андрюша, у тебя все будет замечательно, ты очень хороший! – и добавила, не удержавшись, банальный совет, который, по своему опыту, легко давать, но тяжело исполнить, – а на обидчиков старайся не обращать внимания! И тогда им будет неинтересно тебя дразнить.
Андрей неопределенно кивнул, а я снова осознала, что этот совет – очень трудно выполним для человека, находящегося внутри ситуации, тем более, для ребенка, тем более, для такого, кто не имеет поддержки от взрослых…
В общем, расстались с Андрюшей.
Иду, переживаю.
Вспомнился еще случай, прошлой зимой произошел.
Гуляла вечером с собакой, иду мимо снежной горки. Вижу, стоит группка подростков невдалеке, а поближе ко мне – один мальчик. Тоже, эдакий пухлячок, как Андрюша. Он внимательно посмотрел на меня, подошел и попросил:
– Извините, не могли бы вы меня проводить?
– А что, эти тебя обижают?– я кивнула на его «друзей», тоже наблюдающих за нами.
– Да, – немного запнувшись, смущенно ответил мне он.
– Конечно, пойдем, куда тебе? – я притянула собаку – как хорошо, что никто не знает, что пес трусоват, а видят только его внушительный вид,– и мы спокойно прошли мимо зыркающих в нашу сторону подростков.
Пока шли, мой собеседник успел мне рассказать немного о своей жизни. Практически, тот же типаж, что и встретившийся мне сегодня Андрюша. Не уверен в себе, неуклюжий, но рассудительный, грамотно строит фразы. И так же ощущает себя – чужаком, и страдает от этого. И тогда я тоже переживала оттого, что не знала, чем ему помочь, кроме непрофессиональных слов поддержки…
Вот, жертвам насилия ставят в упрек: «А почему не рассказала, не просила о помощи?» Что сказать – только тот, кто был в такой ситуации, может понять того, кто в такой же ситуации предпочитает бороться сам, даже не имея на это сил, и видя, что он не справляется…
Я в свое время стыдилась рассказать родителям и даже любимой тете, которой я вообще многое рассказывала -о том, что меня так обижают, надо мной смеются. Стыдно было перед ними – они гордились мной, стыдно было перед собой, что не могла защитить себя, не могла дать отпор так, чтоб отстали… Драться я не умела и не хотела, а сказать человеку, обижающему меня, что-то в ответ, что было мне известно про него тайного, и выставить его самого в смешном свете – я тоже не могла, ну никак…Хотя мои слабости и секреты этими же людьми открывались, без зазрения совести, на посмешище. А я так сделать не могла, что-то сильно противилось в моей душе этому – ударить человека «по-больному»…
Но мне было очень, очень плохо.
Меня спасала музыкальная школа – там я была даже лидером, веселой, разговорчивой, все со мной хотели дружить.
А потом, в 13 лет появилась секция легкоатлетов, и с этого момента мое поведение стало меняться к более уверенному, я ощутила за собой поддержку, почувствовала, что я не одинока в своих «странностях» (высокий рост, например). Мой изменившийся настрой и изменения в поведении ощутили и обидчики, и постепенно насмешки утихли.
Но вот это вот чувство, бессилия перед хамством, растерянности перед намеренным желанием унизить, оскорбить тебя, чувство своей никчемности перед теми, кому тебя ничуть не жалко, а твои слезы лишь вызывают презрение или смех – оставалось со мной на очень долгие годы…
И иногда, с прежней силой, ранит меня, как например, сегодня.
Ничего несерьезного, «детского», нет в этой травле, и сами дети не разберутся, как правило, а шрамы на душе остаются на всю жизнь…
Надо быть с детьми.
И чтоб им помочь, если обижают их, и чтоб их остановить, вразумить, если обижают они…
Потому что дети, как правило, не понимают истинного смысла своего поведения в отношении жертвы. Не понимают, насколько это плохо, именно «плохо». Часто им действительно кажется, что они просто подшучивают, или искренне считают, что они – за справедливость, и «имеют право» наказывать (как в фильме «Чучело»). И тогда, как правило, только взрослый, разумный человек может остановить этот беспредел.
Я так говорю, потому что была сама свидетелем , как вмешательство взрослого, просто назвавшего вещи своими именами – в корне и мгновенно меняло ситуацию в группе к лучшему. Я видела таких вожатых, учителей, которым удалось донести до детей, что их «шутки», на самом деле – не смешны, а очень ранят и обижают, и что нельзя обижать другого потому, что он не похож на тебя, а главное, быть обидчиком – это вовсе не круто, а говорит о твоей собственной слабости. Ну, это я своими словами передаю – у тех взрослых были нужные слова, которых я, к сожалению, не знаю… Но это не значит, что нужно все пускать на самотек, утверждая, что дети разберутся сами! Не разберутся, и нужно вмешиваться, именно на правах взрослого.
А то, что в нашей бытовой культуре и раньше, и до сих пор, в насилии обвиняют жертву – «не умеет себя вести» «провоцирует» «не умеет дать отпор», и стараются понять, оправдывают обидчика, и приводит к тому, что человек не просит о помощи, пока ему еще можно помочь…
Марина Куфина