Коля с Ваней играют на детской площадке, а я сижу невдалеке от них на скамеечке, жмурюсь от яркого весеннего солнышка и думаю: “Какие они разные. Коля – общительный, любознательный, но обидчивый, рассеянный и очень вспыльчивый, даже гневливый. Как старший, естественно, хочет и старается добиться, чтобы Ваня его во всем слушался, но для этого у него недостает твердости. Ваня более сосредоточен, с сильным характером и в то же время добрый, подельчивый. И только небольшое дополнение портит все: он – маленький упрямый ослик. Ванины ответы на все наши предложения неизменно начинаются со слов: “нет”, “не буду”, “не хочу”. При таких различиях у братьев часто вспыхивают ссоры, нередко заканчивающиеся откровенной дракой. Дело усугубляется еще ревностью со стороны Коли, которому, начиная с трех лет, приходится делить мамину любовь с младшим братом.

Мне на всю жизнь запомнились слова моей мамы из моего детства, перевернувшие все отношения с моим младшим братом: “Как хорошо, что у тебя есть брат! Когда тебя нет, он все время спрашивает, где ты, ждет, когда ты придешь. Он тебя так любит!”

Ваня и в самом деле без Коли скучает, радуется, когда он приходит из садика, подражает ему. Любые, даже самые скупые проявления Ваниной любви к старшему брату, я, помня мамину науку, доношу до Коли в разных вариациях, и, мне кажется, это очень смягчает их отношения.

Мои раздумья прерываются громкими криками, доносящимися с площадки. “Ну вот, начинается!” – огорчаюсь я, бегу к песочнице, где братья, вцепившись руками в новенький, подаренный мною Ване танк, яростно тянут его каждый в свою сторону, как два цыпленка червяка. Увидев меня, Коля выпускает танк из рук, видимо, осознав свою неправоту: танк-то Ванин. Ваня шлепается на землю и, не раздумывая, с размаху бьет танком Колю по голове. Я ахаю, подскакиваю к Коле: у него на затылке буквально на моих глазах растет большая шишка, а из под содранной кожицы сочится кровь. Я в ужасе кричу Ване:

– Ты видишь, Ваня, что ты натворил?

Ваня, увидев кровь, роняет танк, бросается к Коле с отчаянным воплем, протягивая вперед руки:

– Коля, прости меня! Прости меня, Коля!

Коля, к моему несказанному удивлению, тоже вытягивает руки навстречу Ване – со стороны это выглядит немножко театрально – и кричит сквозь рыдания, роняя частые, крупные слезы:

– Я прощаю тебя, Ваня!

Потрясенная этой душераздирающей сценой примирения, закончившейся взаимными объятиями, я ограничиваюсь несколькими нравоучительными словами, достаю из сумочки носовой платок и бактерицидный пластырь, солидные запасы которого у меня всегда при себе, и залепляю Колину рану. Ввиду воцарившегося мира между братьями, я разрешаю им еще немного побыть на улице, а сама в изнеможении опускаюсь на скамейку. “Два внука, – думаю я, – это не вдвое тяжелее, чем один, а вдесятеро. Такая вот неправильная арифметика”.

Когда мы собираемся уходить домой, выясняется, что Ваня потерял свой новый танк. После долгих совместных поисков я нахожу его в густой траве и в сердцах

– Все, Ваня, не видать тебе танка, как своих ушей, я его забираю насовсем!

Оставил новенькую игрушку в траве и не помнит даже где!

Ваня поворачивается к нам спиной и медленно идет куда-то вдаль, время от времени отмахиваясь рукой и всхлипывая. Мы с Колей смотрим ему вслед. “Эдак он далеко уйдет. Как же быть?” – мелькает у меня в голове.И тут Коля тихонько говорит:

– Да отдай ты ему танк, бабушка.