Терлецкий Александр Дмитриевич

к. филол. н.

 

 

 

 

 

 

В статье рассматривается своеобразие духовной борьбы в жизни и творчестве А. С. Пушкина, Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Борьба эта имеет первостепенное значение в земной жизни человека, ибо она, в конечном счете, определяет его вечную участь. Особое внимание в работе уделяется извлечению уроков (научений) из жизненного и литературного опыта русских классиков. Этой сверхзадачей, выражающей истинное назначение науки (которая – по смыслу самого слова – должна чему-то научать человека), определяется специфика православного научного подхода к решению всех насущных вопросов нашей жизни.

Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей…»
Ф. М. Достоевский

Все формы и разновидности видимой борьбы в истории рода человеческого (от мiровых войн до семейных конфликтов) есть лишь следствие и внешнее выражение иной, малозаметной или вовсе невидимой, духовной брани. По учению Православной Церкви, эта брань имеет первостепенное значение в земной жизни человека, ибо она, в конечном счете, определяет его вечную участь. Об этом ясно свидетельствуют Священное Писание, творения святых отцов Церкви, богословские исследования и подвижнические наставления.

«Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мiроправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 11–12),*  – призывает нас к духовному бодрствованию апостол Павел. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в проповеди от 12 августа 1956 года говорит по поводу этих апостольских слов: «И какими слезами оплачем мы тех близ нас, которые ничего не хотят знать об этой борьбе, о духах злобы поднебесных, которые смеются над верой нашей в нечистых духов? Какими слезами оплачем их? Ибо, конечно, для бесов, для самого диавола в высшей степени выгодно, чтобы в них не верили, чтобы никогда о них не думали, чтобы никогда не ощущали близости их. Ибо скрытый, неведомый враг гораздо опаснее врага видимого» [9, 39–40]. «Упорное неверие в бытие злых духов есть настоящее беснование, ибо идет наперекор Божественному Откровению; отрицающий злого духа человек уже поглощен дьяволом (1 Петр. 5, 8)» [16, 4], – отмечает в своем дневнике за 1898 год св. прав. Иоанн Кронштадтский. «Пока не окончится земная жизнь человека, до самого исхода души из тела, продолжается в нем борьба между грехом и правдой. Какого бы высокого духовного и нравственного состояния кто ни достиг, возможно для него постепенное или стремительное, глубокое падение в бездну греха» [3, 31], – предупреждает об опасности духовной брани святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский. Афористически кратко сущность и важность этой борьбы сформулировал Ф. М. Достоевский: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей» (Д  XIV, 100).**  И если Бога сатана победить не может, то человек «по своей глупой воле» (выражение героя «Записок из подполья» Достоевского) может отдать сердце и душу дьяволу – и тогда никакие внешние успехи, достижения и победы не избавят его от поражения в духовной брани.

Важнейшей проблемой – сверхзадачей – изучения творчества каждого значительного писателя является извлечение уроков (научений) из его литературного и жизненного опыта. В этом заключается высшее и истинное назначение науки (по смыслу самого слова). Если наука ничему не научает человека, то грош ей цена.

В последнее время в отечественном литературоведении «научный» плюрализм, продолжающий марксистскую традицию извращения Истины на более высоком профессиональном уровне, начал уступать место православно-христианскому подходу к литературным явлениям, позволяющему по ясным и простым критериям различать добро и зло, правду и ложь. Такой подход может быть продуктивен в исследовательской работе при должной строгости в соблюдении второй заповеди Закона Божьего: «Не сотвори себе кумира…» (Исх. 20, 4) и евангельской заповеди: «Не судите, да не судимы будете; / Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7, 2).

I. «…И дух смирения, терпения, любви и целомудрия мне в сердце оживи»   (А. С. Пушкин)

А. С. Пушкин в стихотворении, давшем название и первый эпиграф знаменитому роману Ф. М. Достоевского – «Бесы», предстает как поэт подлинно міровой скорби. Духовная сущность этой всеобщей скорби, далеко не всеми замечаемой, заключается в порабощенности (после грехопадения) человеческого рода падшими духами – сатаной и бесами, вследствие чего «…вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Римл. 8, 22), так как «попали богоотступники из-под природной власти Божией в добровольную кабалу к нечистому» [11, 14]. Освобождение от этого бесовского рабства – важнейшая задача, стоящая перед человечеством на протяжении всей его истории.

Целый ряд стихотворений Пушкина наглядно свидетельствует, что он, в отличие от многих его исследователей и комментаторов, хорошо понимал кто такие бесы и куда они могут привести человека. Поэтому покуда они нас туда не привели, духовный опыт поэта да послужит нам в назидание. Приведем несколько примеров:

Вдали тех пропастей глубоких,

Где в муках вечных и жестоких

Где слез во мраке льются реки,

Откуда изгнаны навеки

Надежда, мир, любовь и сон,

Где море адское клокочет,

Где, грешника внимая стон,

Ужасный сатана хохочет…

(     П I, 290).***

(1821 г.)

Любопытен комментарий к этому отрывку известного пушкиниста Б. В. Томашевского: «Вероятно, первая попытка разработать сюжет комической поэмы, действие которой происходит в аду» (     П I, 395).

дале мы пошли – и страх обнял меня.

Бесенок, под себя поджав свое копыто,

Крутил ростовщика у адского огня <…>

…Тогда я демонов увидел черный рой,

Подобный издали ватаге муравьиной –

бесы тешились проклятою игрой…

( П II, 211–212). (1832 г.)

примечаниях стихи опять представлены как «шутливое подражание эпизодам из «Ада» Данте» (П II, 386). Однако образно-поэтический строй этих и других произведений Пушкина, содержащих описание преисподней, говорит обратное: ему было явно не до смеха, когда смеялись бесы:

(Подражание итальянскому)

Как с древа сорвался предатель-ученик <…>

…Там бесы, радуясь и плеща, на рога

Приняли с хохотом всемирного врага

шумно поднесли к проклятому владыке…

( П II, 292–293). (1836 г.)

В самих же «Бесах» (1830), написанных Болдинской осенью – и что показательно – сразу после «Мадонны», ощущение реальности их власти над человеком передано поэтом поразительно естественно и – по Достоевскому – с «надрывом»:

Хоть убей, следа не видно,

Сбились мы, что делать нам?

поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам <…>

Бесконечны, безобразны,

мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Будто листья в ноябре <…>

Мчатся бесы рой за роем

беспредельной вышине, Визгом жалобным и воем

Надрывая сердце мне…

(П II, 179–180).

Преемственная сюжетно-образная связь пушкинской «Телеги жизни» (1823) с его «Бесами» – очевидна. Менее заметна несомненная причинно-следственная духовная связь между событиями, описанными в этих произведениях. В «Телеге…» имеется одно очень важное указание на причину того, что совершается в «Бесах». Пушкин так описывает начало жизненного странствования:

утра садимся мы в телегу;

Мы рады голову сломать

И, презирая лень и негу,

Кричим: пошел!…

(П I, 324).

Одним из главных (но не единственным) признаков того, что человек находится во власти бесов, является его «странное тяготение» к сквернословию. Этим пороком, по замечанию известного духовного писателя епископа Варнавы (Беляева), «растлены души и уста великих философов и писателей, которые еще стараются учить других добру и произносить вслух прекрасные слова, но никак не могут справиться с этой пагубной привычкой, оставаясь наедине, в кругу друзей, когда ничто уже не заставляет сдерживать себя» ( В II, 36–147; 353–356).****

Православный взгляд на матерную брань предельно однозначен: по своей духовной сущности это антимолитва, обращение к сатане и нечистым, срамным и злым демонам и поэтому ничего кроме вреда и посрамления принести человеку в конечном итоге не может, так как является смертным грехом – отречением от Бога и попранием обетов Святого Таинства Крещения. Употребляющий матерную брань прежде всего позорит честь матерей, он уподобляется чудовищу, когда со словом мать связывает понятие только о блуде и кощунствует, будучи сам рожден и воспитан матерью. Матерщина является прямым нарушением V заповеди Закона Божьего о почитании отца и матери, за соблюдение которой дается благополучие и долголетие. Как не может быть ничего общего между истиной и ложью (I Ин. 2, 21), светом и тьмой (2 Кор. 6, 14), Царством Небесным и преисподней, верностью и предательством, чистой любовью и блудной страстью, христианским смирением и сатанинской гордыней, жертвенностью и ростовщичеством; как не течет «из одного отверстия источника сладкая и горькая вода» (Иак. 3, 11), так не совместимы истинная вера в Бога и богопротивное сквернословие.

Православному человеку хорошо известно, что в мiре нет ничего случайного и все наши бедствия совершаются по грехам нашим. Глубокое осознание этого непреложного закона рождает не оправдание зла и подчинение ему, а неложное, приносящее «достойный плод» (Мф.3. 8) покаяние, сопротивление греху в самом себе и его носителям в окружающем мiре. Среди причин, по которым были попущены Богом нашем Отечестве «великие потрясения» (не затихающие до сих пор), не последнее место занимает то печальное обстоятельство, когда в устах и сердцах многих крещеных русских людей молитвы к Богу, Его Пречистой Матери и святым угодникам стали постепенно вытесняться матерной руганью, т. е. призыванием бесов. Духовное растление русского народа выгодно только врагам русского народа – это аксиома. Поэтому тяжело и грустно читать, слышать и видеть, когда это растление поддерживается (чаще по неразумию) людьми, считающими себя русскими патриотами и верующими.

Любителям так называемых «крепких» (а в действительности – гнилых) выражений давно бы пора крепко подумать, как жить дальше: продолжать «из любви к искусству» заниматься самоосквернением и заражать дурным примером чистые души детей (на радость невидимым и видимым бесам) или все же набраться мужества, проявить выдержку и прекратить призывание бесов на свою голову, на своих ближних и свой народ.

Из аскетического опыта православных подвижников известно, что с утра после пробуждения каждого человека подстерегает бес-предваритель и по зову (обращению к нему) может управлять своей жертвой  течение дня. Поэтому в утреннем молитвенном правиле мы обращаемся к своему Ангелу-Хранителю с просьбой: «Не даждь места лукавому демону обладати мною, насильством смертного сего телесе…» (См.: Православный молитвослов). Нечто подобное может произойти «с утра» нашей жизни; и если не избавиться от преследующего нас беса – он будет «водить» нас до гробовой доски.

Мирскому сознанию при материалистическом мiровосприятии – в этом его трагедия – непросто осознать всю пагубность сквернословия. Оно так же опасно, как опасен демон, им призванный, похищающий у человека любовь, счастье и вечное блаженство и ввергающий его безсмертную душу «в огонь вечный» (Мф. 25, 41). Но вернемся к Пушкину…

«Телега жизни» не без помощи призванных поэтом бесов (других примеров призывания приводить не станем: их, к сожалению, немало) свой срок привезла его на Черную речку – место дуэли с Дантесом. Однако за полгода до своей неслучайной гибели Пушкин, «исполнясь волею» Бога – по Его призыву в «Пророке» (1826), «Дабы скорей узреть – оставя те места, / Спасенья верный путь и тесные врата» («Странник», 1835), принял евангельский ответ на вопрос: что делать, если «телегу жизни» водят бесы? – «Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17, 21). Им было написано стихотворение – один из лучших образцов русской христианской поэзии – переложение великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина, в день памяти которого (28 января по ст. стилю) смертельно раненный на дуэли Пушкин, по свидетельству В. А. Жуковского, «исповедался и причастился с глубоким чувством» [2, 76], а на следующий день тихо скончался.

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого Поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

дух смирения, терпения, любви

целомудрия мне в сердце оживи ( П II, 294) (1836 г.)

Обстоятельный разбор этого стихотворения сделан В. В. Лепахиным в статье «Отцы пустынники и жены непорочны…» (Опыт построчного комментария)» [2, 313–330]. Отметим только, что в молитве преподобного Ефрема Сирина перечислены отличительные христианские добродетели, составляющие основу правильной – православной – духовности. Если же в сердце человека вместо духа «смирения, терпения, любви и целомудрия» гнездится дух превозношения, нетерпения, самолюбования, бесстыдства, пошлости и разврата – духовность его по природе своей – бесовская.

Итогом жизненного странствования под водительством бесов может стать участь Писателя из многими забытой басни И. А. Крылова «Сочинитель и Разбойник». В ней «славою покрытый Сочинитель», оказавшись после смерти в аду, с удивлением и возмущением обнаруживает, что он грешнее и потому страшнее наказан, чем Грабитель с большой дороги, который «По лютости своей и злости /…вреден был, / Пока лишь жил». Писателя уже «давно истлели кости», но его «творений яд не только не слабеет, / Но, разливаяся, век от веку лютеет» [10, 594–596]. Поэтому – по делам его «и казни мера» – мучениям Сочинителя на том свете конца не предвидится:

Не ты ли величал безверье просвещеньем?

Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек

страсти и порок?

вон опоена твоим ученьем,

Там целая страна

Полна

Убийствами и грабежами,

Раздорами и мятежами

до погибели доведена тобой!

ней каждой капли слез и крови – ты виной….

сколько впредь еще родится

От книг твоих на свете зол!

Есть свидетельство, что эта поучительная басня в свое время соотносилась с именем А. С. Пушкина [2]. Небезынтересно и уместно по сходству образов провести параллель между пушкинской «телегой жизни» и гоголевской «птицей тройкой» и рассмотреть этот последний авторский образ-символ Руси в эсхатологической перспективе. Знаменитое лирическое отступление в  конце первого тома «Мертвых душ» начинается такими словами: «И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: “черт побери все!” – его ли душе не любить ее?.. Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит… летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мелькании…» Обращаем внимание: движение тройки начинается не с обращения к Богу: «Господи, благослови!», а с призывания нечистого (правда, Чичиков имел обыкновение иногда креститься).

Далее по тексту поэмы: «Русь, что бойкая необгонимая тройка… мчится вся вдохновенная Богом!..» И автор вместе с «пораженным Божьим чудом созерцателем» задается вопросом: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа» [4, 235–236].

Младший современник Н. В. Гоголя – А. К. Толстой (190-летие дня рождения которого исполнилось 24 августа (6 сентября) сего года) – в своем известном стихотворении 1840-х годов «Колокольчики мои…» в унисон автору «Мертвых душ» вопрошал:

Чем окончится наш бег?

Радостью ль? Кручиной?

Знать не может человек –

Знает Бог единый!

[15, 38]

На исходе ХХ века мы стали свидетелями свершившегося факта: Русь– «птица тройка » донеслась до «перес– тройки ». Показательно, что смысл и главная цель этого грандиозного исторического мероприятия были заложены и символически выражены в его названии. Слово «перес» – третье (!) из начертанных на стене чертога вавилонского царя Валтасара во время ночного пиршества – означает «разделение царства».1  Апофеозом «перес–тройки» стал Беловежский путч (8 декабря 1991 года), когда «тройка» бывших коммунистических начальников: Ельцин, Кравчук и Шушкевич – подписали беззаконное соглашение о развале СССР, т. е. о разделении Царства Третьего Рима – расчленении исторической территории Государства Российского. По-видимому, архитекторы «перес–тройки» вышли из среды потомственных юмористов-КВНщиков. Реализация этого бесовского каламбура стала возможной вследствие почти повального отступления нашего народа от Бога и усиленного призывания – через повсеместное распространение сквернословия – бесов, которые не замедлили активизироваться и выполнить свою разрушительную «работу адовую».

Сейчас – по мере приближения мiровой истории к своему неизбежному концу – вопрос о дальнейшем движении России приобретает особую остроту. Для русского человека начала III тысячелетия старый спор славянофилов и западников становится очевидным выбором между жизнью и смертью, определяющем в земном пространстве его вечную участь. Но и при видимом торжестве демо(но)кратии упование Н. В. Гоголя на Божье чудо остается в силе. Существует немало пророчеств восстановлении в последние времена мiра Русского Православного Царства и Божьего покровительства верным в эпоху гонений антихристовых (См.: [14]). Укажем только на некоторые библейские. В III Книге Ездры – «ветхозаветном Апокалипсисе» – имеется предсказание о «Помазаннике, сохраненном Всевышним к концу» времен (12, 32). А в Апокалипсисе св. апостола Иоанна Богослова – обетование, данное Богом Ангелу Филадельфийской (братолюбивой) Церкви: «… ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего. Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, – вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя. И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтоб испытать живущих на земле» (Откр. 3, 8–10). Там же есть и таинственное упоминание о «стане святых и городе возлюбленном» (Откр. 20, 8), сопротивляющихся антихристу до Второго Пришествия Христова. Приведем еще одно свидетельство-обетование, записанное в поэтической форме Вяч. И. Ивановым сразу после октябрьского переворота:

Знаю, Господи, – будет над Русью чудо:

Узрят все, да не скажут, пришло откуда.

никто сего чуда не чает ныне.

последи не сведает о причине.

Но делом единым милости Господней Исхищена будет Русь из преисподней.

Гонители, мучители постыдятся;

Верные силе Божией удивятся,

Как восстанет дивно Русь во славе новой

в державе новой, невестой Христовой.

вселенной земля наша тем послужит;

сатана изгнан вон горько востужит;

Что одолеть не силен ее твердыни, Божии не горазд разорить святыни,

Но своею же победился победой.

Кто верит вести, слово другим поведай. [8, 65]

(11.11.1917 г.)

Но обетования Божии исполнятся только при условии сохранения верности Богу. «Если не будет покаяния у русского народа, конец мiра  близок» [14, 141], – предупреждал нас св. прав. Иоанн Кронштадтский сто лет назад. Тем не менее, при любом исходе, спасение России – как и всего рода человеческого – совершилось.

Из нашего – увы! – не совсем «прекрасного далека» православный поэт иеромонах Роман (Александр Матюшин) так отвечает на вопрос Гоголя:

Россия-Русь! Куда б ты не неслась Оборванной, поруганной, убогой, – Ты не погибнешь! Ты уже спаслась, Имея столько праведных у Бога! [13, 306] (11 января 1993 г.)

Для нас же вопрос пока остается открытым: захотим мы спастись или нет? Но «воистину, – по слову о. Серафима (Роуза), сказанному еще до «перестройки» в августе 1982 года, – сейчас уже позже, чем мы думаем. Апокалипсис совершается уже сейчас» [14, 339]. Если мы с Божьей помощью научимся к каждому своему слову, поступку (труднее всего – помыслу) прилагать ясный и определенный критерий Христовой Истины, основанной на целомудрии, смирении и правильной любви (см.: 1 Кор. 13, 1–8) и следовать Ей всей своей жизнью, – все бесовские усилия запутать нас, сбить с пути спасения, смутить наши души и утопить их в смрадном болоте греха – все эти козни диавольские останутся тщетными. Тогда, по слову апостола Павла, никто ничто не сможет «отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Римл. 8, 39). самый простой и надежный способ избавления от греха сквернословия – это искренняя молитва к Богу, которая по мере усердия и постоянства обращает грешника к покаянию, приводит к Причастию Святых Христовых Тайн и открывает ему врата в Жизнь Вечную!

Продолжение следует