Коля провинился и теперь сидит в кухне на табуретке наказанный и очень сердитый. Я готовлю ужин и одновременно жду от него извинений за поведение. Ничего не дождавшись, спрашиваю:

– Ну, Коля, ты придумал, что надо сделать?

– Я никогда не попрошу у тебя прощения, – дерзко отвечает Коля.

– Ну что ж, в таком случае пусть папа решает, как с тобой поступить. Иди!

– Нет! Я еще немного посижу, подумаю, – с поспешностью говорит Коля.

Он явно не хочет иметь дело с папой, быстренько сообразив, что там разговор будет мужской и еще не факт, что дело обойдется без ремешка. Тем более, что прецедент с ремешком уже был. Ровно через полминуты Коля проникновенно говорит:

– Бабушка! Прости меня, пожалуйста.

Я с печалью признаю победу за папиными методами воспитания.

– Коля, я тебя прощаю, и понимаю, как трудно тебе было попросить прощение. Но и ты пойми, что сказал эти слова не по любви, а из страха наказания.Некоторое время мы молчим, каждый по-своему ощущая облегчение от разрядившейся обстановки. Мне показалось, что можно продолжить разговор:

– Конечно, страх бывает разный. Как ты думаешь, Коля, страх – это хорошо. Из двери моментально высовывается Ванина голова:

– Плохо!

– А мне кажется, – размышляю я вслух, – что пока нет послушания по любви, и это хорошо. Разве плохо, если человек, хотя бы из страха наказания, не будет делать дурных дел, а будет совершать добро? Может быть, потом и любовь придет. По делам. Ваня куда-то исчезает, но тут же возвращается со шваброй, с совочком для мусора и торжественно сообщает:

– Я сейчас подметать буду!

И действительно, подметал, собирал мусор в совочек, потом принес тряпку, мыл пол на кухне и все это время, минут пятнадцать, приговаривал:

– Это добрые дела… Это за Колю… И для мамы… И для Бога… Я в рай