Лето было жарким, а в конце июля пошли и дожди…
Хорошо росли грибы в лесу. Еще быстрее начали расти цены. Люди снова сделались раздражительными, злыми, как тогда, когда Ельцин начинал реформы…
1.
Ночью бригада два раза выезжала на удавленников. Под утро — на ножевую травму. Темнолицый кавказец распорол живот. Распорол, как он утверждал, сам.
— И зачем ты себе хачапури такой сделал? — спросила Ирина, осматривая рану.
— Харакири… — поправил кавказец, и из уголков губ потекла кровь.
— Не все ли равно… Хачапури… Харакири… Главное, что нам не довезти тебя. У нас ни аппаратуры, ни лекарств нет!
— За всэ плачу! — сказал кавказец и закрыл глаза, теряя сознание.
Уже в конце смены Ирина позвонила в больницу, куда отвезли кавказца.
— Как там хачапури наш?
— Помер… — ответили ей. — На операционном столе и помер…
Событие для штурмовой бригады было рядовое, но Ирина почему-то огорчилась. Настроение испортилось.
А дома, только приняла душ, только сварила кофе, зазвонил телефон.
В трубке — ругательства и всхлипы, проклятия и плач мешались между собой, и Ирина долго не могла ничего разобрать.
— Але! — втиснулась она наконец в эту неразбериху. — Але! Кто говорит?!
— Вера… — заплакала трубка. — Вера!
— Что случилось, Вера? Расскажи толком!
— Сережу убили… — донеслось из трубки, и трубка захлебнулась плачем, всхлипами — истерикой, которую невозможно остановить. Впрочем, истерика начиналась и с Ириной.
— С-сережу? — положив плачущую трубку на край стола, сказала она. — К-когда? З-зачем? Почему Сережу?
Теперь плакали обе.
Плакала Ирина, обхватившая руками голову. Плакала трубка, лежащая на столе.
Они не слышали друг друга, но не замечали этого. Мешались слезы и голоса в общей боли, в беде, которая соединяет…
2.
Сережа приходился Ирине племянником, но она — своих детей у Ирины не было! — ощущала его родным сыном. И никогда за все семнадцать лет не то что ссор не происходило, но даже и тень непонимания, раздражения не омрачала отношения. Никогда… Если, конечно, позабыть о том, что произошло четыре месяца назад…
Тогда шел весенний призыв в армию, и Сергей решил закосить, как теперь многие делают, от солдатской службы. К тетке он обратился с просьбой — помочь ему комиссоваться.
Ирина ушам не поверила, когда услышала эту просьбу.
Семнадцать лет воспитывала она крестника, учила быть честным, смелым, терпеливым и мудрым, как и положено православному человеку. И вот такая просьба…
— Ты боишься, что в Чечню пошлют? — спросила она.
— В Чечню?! Не, тетя Ира… Два года терять не хочется. Сейчас ведь одни придурки в армии служат. Или те, кому ничего в жизни не светит…
Милитаристкой Ирина себя никогда не ощущала, но сейчас ей стало обидно за армию.
— Зачем ты говоришь так, Сережа? — мягко сказала она. — Армия нужна, чтобы Родину защищать… Помнишь, мы тропарь Кресту учили? Спаси, Господи, люди Твоя…
— Теть Ир! — перебил ее Сергей. — Я прошу меня от этой армии отмазать, а ты тропари читаешь!
И снова Ирина поежилась.
Она не узнавала своего крестника.
— Сережа… — сказала она. — Не обижайся, пожалуйста, но мне надо обдумать твою просьбу… Если мы сейчас будем продолжать этот разговор, мы поссоримся. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, теть Ир… — сказал Сергей. — Конечно, родители у меня понимают, что забесплатно такие вещи не делаются. Мы заплатим, сколько следует…
— Иди, Сергей! — попросила Ирина. — Уходи, пожалуйста…
3.
Не прошло тогда и получаса, как начались звонки. Звонила Вера — мать Сергея, звонила Иринина мать — бабушка Сергея… Звонили все родственники, которых знала Ирина, и о которых она понятия не имела.
И все упрекали, что она не хочет помочь Сергею.
Слезы мешались с угрозами, упреки с обещаниями…
Голова шла кругом.
На следующий день Ирина отправилась в церковь. Дождалась знакомого батюшку.
— Что вы благословите? — спросила она.
— Что ты у меня спрашиваешь? — сказал священник. — Ведь сама знаешь, что никакой иерей не даст благословения на мошенничество, на обман… Тем более, когда дело касается долга защищать Отечество… Нет-нет, милая… И не смотри на меня так! Я не благословляю тебя помогать в таком деле ему…
— Но ведь тогда я потеряю крестника…
— Даст Бог, не потеряешь… А если поможешь — потеряешь наверняка.
Целый день после этого разговора Ирина держалась.
Потом дрогнула. Сказала сестре, что готова сама дать денег на подкуп врачей, но пускай кто-нибудь другой этим занимается.
И тогда снова зазвонил телефон… Родственники теперь еще яростнее нападали на Ирину, упрекая ее в лицемерии и ханжестве. Что значит: она готова дать деньги на взятку? Это чтобы не замараться самой?
— Этому в твоей церкви учат? — спрашивали они.
И тогда Ирина сдалась.
Поговорила с бывшим однокурсником, который был теперь большим начальником в призывной комиссии. Однокурсник нисколько не удивился.
— Вообще-то это три тысячи стоит… — сказал он. — Но для тебя за тысячу сделаем…
— Долларов?
— Ну, не рублей же! Разве можно за наши русские рубли от службы в русской армии отмазывать…
И засмеялся довольный, что так ловко сострил.
На следующий день Ирина передала бывшему однокурснику тысячу долларов, а еще через две недели Сергею поставили в военный билет заветный штамп. Такого счастливого лица, как в тот вечер, Ирина у своего крестника еще никогда не видела.
И было это три месяца назад.
4.
Ирина вытерла слезы и отрешенно подумала, что Сергей чувствовал себя счастливым человеком за три месяца до своей смерти…
Потом взяла трубку, в которой, всхлипывая, булькал голос сестры. Похоже, что Вера тоже успела выплакаться.
— Убили его… — сказала. — Сережа пошел подружку свою защищать… А его ножом ударили… И сразу — насмерть. Это ты виновата, Ирина.
— Я?! — спросила Ирина таким голосом, словно хотела позвать на помощь.
— Ты… — бесцветно сказала Вера. — Если бы он служил в армии, может быть, и жив был сейчас… А ты ему белый билет купила…
5.
Хоронили Сергея в субботу на Южном кладбище.
День выдался серый.
Начинал накрапывать мелкий дождишко, и тут же прекращался, но небо по-прежнему оставалось серым…
Откуда-то издалека доносился Верин голос.
— Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я всё позабыла, и только сейчас вспомнила. Всё-всё… Даже самые обыкновенные вещи. А, может, я и не знала их? Нет, конечно, знала… Просто позабыла, а сейчас вспомнила…
Вера сидела, схватившись за край открытого гроба, и невозможно было разжать ее пальцы, как невозможно было и остановить поток ее слов.
Зато бабушка Сергея, Иринина мать, вся была в делах.
Она уже рассказала Ирине, какой поставят памятник на могиле Сергея, и сейчас рассказывала, что следователь оказался очень толковым и расторопным. Убийца уже задержан, дело скоро будет передано в суд.
— Как ты думаешь? — спросила она. — Коробку конфет ему подарить или, может, торт снести?
— Кому ему? — спросила Ирина. — Убийце?!
— Следователю! — мать так посмотрела на Ирину, что та поспешила отойти.
6.
В Зале прощаний лежали и другие покойники — морг работал, как конвейер…
Попятившись, Ирина чуть не задела другой гроб. Обернулась и испуганно вздрогнула. Из гроба смотрел на нее знакомый кавказец, учинивший над собою хачапури-харакири.
Лицо кавказца было нарумянено и, казалось, что он вполне доволен своей участью. Вероятно, уже успел и тут «за всэ» заплатить.
Ирина подумала так и поежилась. Потом виновато посмотрела на кавказца и отошла.
Началась панихида.
Помахивая кадилом, священник деловито читал молитвы, снаряжая Сергея в последний путь.
Какое-то забытье охватило Ирину…
Она очнулась уже на кладбище, когда ей сказали, дескать, пора идти.
— Нет-нет… — она помотала головой. — Я приеду на такси… Я должна немного побыть одна… Я скоро приеду…
7.
И она осталась, сидела на скамеечке и смотрела, как устанавливают могильщики памятник на соседней могиле. С гранитной плиты смотрело на нее лицо кавказца, сделавшего себе хачапури-харакири.
Потом могильщики достали бутылку водки и устроились рядом с Ириной.
Предложили и ей выпить.
Она выпила. Чуть захмелела и начала рассказывать, что вообще, наверное, она — ведьма.
— Почему?
— Ну, просто, кто ее обманет, сразу у этого человека неприятности начинаются…
— Это вы насчет вашего памятника? — спросил один из могильщиков. — Ну, что вы… Не волнуйтесь. Всё сделаем, как надо…
— Вы не обижайтесь, пожалуйста! — сказала Ирина. — Я это так болтаю. Я ведь знаю, что вы все, как надо, сделаете… Неужели я не понимаю? У вас же работа такая…
— Обычная работа… — успокоившись, сказал могильщик. — И со жмуриками работаем, и с живыми…
— Нет-нет! Что вы! Тут же — неужели вы это не чувствуете? — души кругом летают. Если вы что не так сделаете, они вам обязательно отомстят. У вас очень ответственная работа…
И снова посерьезнели могильщики.
— Сделаем, хозяйка… — поднимаясь, сказал старший. — За что заплочено, то и сделаем…
— Да-да… — закивали его товарищи. — Чего же не сделать, если заплочено.
Николай Коняев