Лидия Шубина

При виде этого существа мне всякий раз становится страшно за себя – меня посещает мысль, что я тоже могу дожить до такого возраста и состояния. Маленькая старушка-скелетик почти теряется на большой для нее кровати. Она не жертва Бухенвальда – это просто старость… Ручки забинтованы, кое-где смазаны зеленкой – видно, старческая кожа так одряхлела, что даже от лежания на кровати на ней образуются раны и пролежни. На обтянутом кожей лице выделяются заострившийся нос и беззубый рот. Невидящие глаза открыты в пространство. В общем, бабулька от мертвеца мало чем отличается.

Я случайно зашла в палату лежаков, так получилось. Ну, а если уж зашла, то общаюсь с обитателями. Я иногда пою, причем больные здесь чаще просят спеть молитвы, а не обычные песни. Пою «Царице моя Преблагая».

«Зриши мою скорбь, зриши мою печаль…» – вывожу слова молитвы, и подхожу к кровати жутковатой бабули – слух у нее наверняка плохой, но есть надежда, что услышав знакомую мелодию (хотя это под вопросом!) где-нибудь в глубинах сознания этого безучастного существа что-нибудь шевельнется. Касаюсь худенькой руки… Вдруг старушка оживает и с неожиданной силой тянет меня к себе. Не понимаю причины такой экспрессии и не поддаюсь силе бабулиного притяжения. Мало ли, что у нее на уме… К тому же, я хочу допеть молитву.

Я совсем не уверена, что меня видят, слышат и понимают, но всё-таки, допев, спрашиваю: «Вы что-то хотели?» Но в бабульке оказалось больше жизни, чем я ожидала.

• Дай я тебя поцелую – выводит вполне отчетливо беззубый рот. Преодолев некоторых страх, я склоняюсь к ее лицу.

«По плодам их познаете их…» Вот добрый плод жизни этой бабульки, с которым она и пойдет в Вечность…

Откуда в некрасивом умирающем теле, лишенном всех радостей жизни, желание любить других?

Озадаченная столь явным несоответствием, иду дальше.

Я ведь сюда на минутку забежала…