Псков, один из самых больших городов тогдашней Европы, расположившийся у западных русских границ, в непосредственном соседстве с польскими землями и владениями Ливонского ордена, во всю историю своего существования должен был отстаивать себя от посягательств западных соседей. В конце лета 1581 года город подвергся еще одной попытке захвата со стороны Польши. Огромная армия, возглавляемая королем Стефаном Баторием, двинулась тогда на его завоевание. Обложив город со всех сторон окопами, подведя стенобойные орудия, противник подготовил все для штурма мощной системы каменных городских укреплений. Первая попытка захватить Псков произошла во второй половине дня 20 сентября (7 сентября по старому стилю) — накануне праздника Рождества Богоматери…
Наступившая ночь для псковичей была тревожной и скорбной. Назавтра решалась участь города, всего населения, каждого от мала до велика его жителя. Что их ожидало? Смерть, разорение домов и храмов, поругание святыни и надругательства над женщинами — позор поражения? Или удастся выстоять, пока не подоспеет по московской дороге подмога — большое царево войско?
Ранним утром, 21 сентября (8 сентября по старому стилю), в самый праздник, поляки двинулись на приступ городских стен. Клочья холодного тумана еще не развеялись над речной водой. Вставало огромное багровое солнце, освещая главы соборов, острые вершины башен, высокие кровли городских домов. На темной, по-осеннему полегшей траве изморозью лежала крупная роса. Знобко и бодро на воздухе, но по ветру тянет не лиственной прелью, не увядающим духом огородной ботвы, не речной острой свежестью. Легкий ветерок несет на город дым от огромных костров, еще с ночи горящих в польском лагере. Дозорным, которые несут свою службу на верхнем пролете высокой колокольни, в Довмонтовом граде, близ Троицкого собора, стоит лишь взглянуть окрест, видно — дымы эти кольцом облегли град, обозначая смертельный круг осады. Как хищные волки, что собираются вкруг чаемой ими жертвы, дождалось сегодня зверохищное их воинство, воющее и насилующее Псков, своего часа. Или только дерзостно мнят, что дождалось?.. Вот заметили сверху дозорные: движение во вражеском стане, строятся полки, выносят вперед королевские знамена. Время бить тревогу…
Гулко ударил большой осадный колокол на стене среднего города, и вслед за ним тревожно зачастили колокола церкви Василия на Горке — отзвонили и стихли. А как загремят польские пушки, подадут знак к приступу, взыграют музыканты, звоном литавр и ревящей медью труб в лихих и кичливых созвучиях разорвут чуткую тишину осеннего русского утра, как огласится воздух возбужденными командами гетманов, ротмистров и гайдуков, двинутся с адским шумом конные и пешие десятки тысяч ляхов, ответит им осажденный град сосредоточенной, напряженной тишиной.
Не узреть врагу сквозь узкие щели бойниц, что запечатлелось на лицах защитников города лишь одна мысль: «Безвыдачно друг за друга умерети, за град Псков, и за свои домы и за жены и за дети». Молчалив и грозен гнев на поругателей-супостатов. Не слышат они за собственными криками и бряцанием оружия, как негромко, вполголоса запевают русские воины там, на городских стенах, у бойниц старинные песни воинские, мученические. В одном месте зачинается твердое, мужественное пение:
Приидите, христоносени людие,
Воспоимо мучеников страдания.
А-а-а, ааа, ааа-аа…
Разносится по стенам, разрастается пение о древних мучениках, что некогда «пред цари и князи нечестивыми» безбоязненно «души свои полагали за веру правую», гремят, укрепляя сердца к смертельной битве слова:
Тако и мы, друш и братце,
Спостражаемо за веру православную
И за святым обители-и-и.
И единым мощным выдохом тысяч голосов грянут так, что и врагу станет слышно за стенами:
И за благоверного царя нашего,
Великого князя Ивана Васильевича
Всея Руси-и-и-и
И за все православие…
А затем, как бы оборвавшись вниз, тише, сосредоточенней, задушевней зазвучит призыв каждого ко всем и всех к каждому:
Станем сопротив гонящих нас,
Не устыдимо своего лица,
Не уклонимся, убо, о воины![1]
Будто едиными устами, в слитном одноголосии исповедуют защитники города свою решимость смертью выкупить жизнь и венцами победными украситься, с этими мыслями и умирать и побеждать готовы.
Больше всего псковичей у проломов там, где врагу удалось своими турами стенобитными разрушить стены. Самым опасным был пролом у выходящей к реке Великой Покровской башни, которая название свое получила от приютившегося в углу крепости небольшого монастыря. Правда, псковичам теперь удалось выгородить напротив пролома деревянное укрепление, однако было ясно, что именно здесь, в наиболее уязвимом месте обороны, поляки сосредоточат свои попытки захватить крепость. На военном совете, в котором приняли участие воеводы города — князья Андрей Иванович Хворостииин и Иван Петрович. Шуйский, псковские дьяки Семен Булгаков, Афанасий Малыгин, Терентий Лихачев и множество дворян, единодушно было решено у Покровского монастыря ожидать главного приступа.
Отборное русское войско — дети боярские, дворяне, стрелецкие головы и стрельцы — собрано было «ода «крепко стояти от приступа» под командованием князя Шуйского. Сюда же на по мощь воинству сошлись добровольцы-горожане: «псковский же народ, с женами же и детми простившеся, на проломые места все сбежавшеся, на враг и на бой уготовляшеся». Расчет русских военачальников оказался верным. Осаждающие сосредоточили на проломе у Покровских ворот огромное число войск. По свидетельству летописца, их движение напоминало шторм на море: «яко вода… волнами морскими страшающе», «бесчисленные силы на градовую стену, яко вода, лиющеся многими волнами».
Не раз уже отбиты вражеские приступы. Бой в самом разгаре. И солнце стоит уже в зените. Вновь идут поляки на штурм, размахивая над головами саблями. Тысячи солнечных бликов на клинках в дыму от выстрелов, в громе от воинского стреляния и крика кажутся псковичам сверканиями молний — поляки «саблями же своими, яко молниями безчисленными, на город сверкающе…».
Мужественно стоят псковичи, «восходу на градовую стену врагу не дающе». Жесток и труден бой. В иных местах полякам удалось влезть на стены, занять несколько башен. Они уже изнутри обстреливают горожан из пищалей. «Государевы бояре и воеводы своему воинству с любовию и со слезами на бой понуждающе». Множество побито врагов, но как пшеничные колосья, из земли исторгаемые, гибнут один за другим и русские воины. Тяжелораненые не покидают своих мест у бойниц, пока не упадут тут же, «от многого труда истаявше», «дню же тогда от солнечных луч жаростну бяше»…
С Покровским монастырем связан памятник тем событиям — «Псково-Покровская» икона.
В этом монастыре проживал некий старец Дорофей. В прошлом он был пушечный мастер, литейщик и кузнец и за долгие годы трудной работы с огнем и железом потерял или почти потерял зрение. В повествовании о нем говорится, что был он «нуждным глазами». Незадолго до решительного штурма поляками Пскова этот старый человек, никуда не отлучавшийся из обители, давшей ему приют, сидел по обыкновению на крылечке своей небольшой деревянной кельи. Неожиданно он почувствовал, что видит больными своими глазами необыкновенный свет, идущий с запада. В ослепительном свете он узрел Богоматерь, шествующую в окружении святых, в том числе местных, псковских, на укрепление и поддержку русскому городу. В предании говорилось, что Богоматерь и указала то место, где будет особенно сильным натиск врага, тут же, недалеко от монастыря, как раз на месте будущего «пролома».
Двинулся из Троицкого собора крестный ход с чтимой Печерской иконой и иными святынями к самому опасному проломному месту на воодушевление его защитников. И устремились на это место бояре, воеводы и все воинство…
Здесь, у Покровского пролома, и решилась судьба осады — устояли, отстояли Псков. Много раз и еще враги делали неудачные попытки взять город приступом. Псковичи вновь укрепили проломы дубовыми стенами. На них день и ночь стояли не только воины, но и женщины. Это они лили на осаждающих горящую смолу и кипящую воду, сыпали сверху сухую сеяную известь — «бесстыдные их очи засыпати». Ни сила, ни военная хитрость не одолели города. Тогда придумано на него было иное оружие. Замолчали вражеские пищали и пушки. Но в тишине то там, то тут над городскими стенами запели стрелы. Странное, казалось бы, оружие — лук со стрелой, ныне мало кто им воюет, разве что в дикой степи, да на охоте по дикому зверю годится. Но оказалось вскоре, что безопасные те стрелы небезопасным снабжены добавлением. Каждая из них обмотана листами бумаги, на которых писаны подметные письма — обращения к жителям города сдаться. Были тут и угрозы и посулы, были и напоминания о «человеколюбии» —зачем де напрасно проливать и вашу и нашу кровь. Писалось от имени самого короля Стефана Батория: «Пишу к вам, жалея вас…». Намекалось, что от русского царя все равно никто за свою храбрость и жертвенность пожалован особо не будет. Сулили в случае добровольной сдачи города наградить население, оставить при этом прежние порядки и свободную торговлю…
В ответной грамоте — ее тем же способом па стреле пустили, на мгновение приотворив городские врата, — говорилось, что и малый ребенок, «пятилетнее отроча» не поверит врагу и посмеется над этими посулами. «Ложною ласкою и тщетной лестию хочешь прельстить нас, — писали псковичи, — суетным богатством, но за всего мира богатства не предаем мы клятвы, крестного целования… Все готовы умереть, а не предадим своего государя и град Псков». Были в этом ответе врагу и такие слова: письма-де ваши рассчитаны на «малоумных», молодых, не дозревших умом, но и этот расчет напрасен — молодой «совет возьмет от чиновных же и мужественных же…».
Стреляние подметными письмами было признаком бессилия захватчиков. Простояв бесплодно несколько месяцев, после заключения мира с Россией они «со всею своею силою в свою землю отошли». Тогда вновь свободно распахнулись городские ворота — «спасен бысть великий град Псков».
Подвиг его защитников, десятков тысяч русских людей, не остался в забвении. В самом Пскове в напоминание о героических страницах истории города было создано два памятника. Первый из них — «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков». Из нее-то и заимствовано большинство приведенных здесь подробностей событий, которые произошли в те трудные осенние месяцы 1581 года. Читая саму повесть, каждый из нас имеет возможность день за днем пережить вместе с участниками обороны города все тревоги и волнения, то особенное настроение подъема, мужественной решимости, что помогло псковичам отстоять город от врага. При ее чтении происходит настоящее чудо — перед нашим мысленным взором проходят живые картины жизни четырехсотлетней давности…
И еще один памятник тем событиям, волнующая и поэтичностью и историзмом — «Псково-Покровская» икона.
Памятью о тех днях жертвенного мужества псковичей стоит и до сих пор у реки Великой мощная суровая Покровская башня— свидетельница тех событий. В старых городских валах и сейчас видно место «у пролома», где кипело сражение. И тут же, рядом с башней, маленькая древняя церковь, собор бывшего здесь в те времена Покровского монастыря.
Валерий Сергеев
Отрывок из книги “Дорогами старых мастеров”
издательство “Молодая гвардия” 1982 г.
[1] Подлинный текст воинского песнопения, который приведен здесь, сохранился в рукописи XVI века. Песнопение было опубликовано В. И. Малышевым в книге “Древнерусские рукописи Пушкинского дома” 1965 г. (Примечание автора)