Волнующий чудесный вкус гроз, карамельная баллада марсианских долин, малина, добытая в отважных приключениях, мята прохладных летних ночей – всё лежало в цветной обертке прямо посередине стола между ними. Тихо сияло, только и ждало, пока кто-нибудь из них схватит это сокровище летнего полдня и отправит верно рукой себе в рот, чтобы там оно растаяло мимолётной радостной сказкой.

Семилетняя Мальвина ясно смотрела пронзительными синими глазами, не моргая.

Восьмилетний Валентин смотрел глазами карими внимательно-встревоженно, чуть подмаргивая.

Мальвина сидела ровно и спокойно, прямо глядя на сияющий маленький сверток на столе, переводила взгляд на брата.

Валентин то беспокойно ёрзал, то затихал и, высунув язык, будто пробовал воздух на вкус, выжидал.

Вдруг – хотя Мальвина даже не вздрогнула – он протянул руку и схватил маленькое сокровище. Тут же потянул к себе, но резко остановился и вернул сверток на место. Посмотрел чуть виновато на сестру и сказал, взволнованно дыша:

— Возьми ты. Оно для тебя.

Мальвина только моргнула.

Валентин облизнул губы:

— Бери, бери.

Мальвина качнула светловолосой головкой и ответила:

— Нет, возьми ты. Будешь сильный и здоровый, как папа.

Валентин было послушно протянул руку, но одёрнул и снова взглянул на сестру.

— Нет. Бери ты. Будешь красивой и доброй, как мама.

— Я кушала вчера у тётушки Ольги шоколадный пирог, а мне нельзя много сладкого,  – проглотила слюну Мальвина.

— А у меня зуб разболелся, – Валентин взялся обеими руками за щеки.

— Бери ты.

— Ты бери.

— Бери, бери!

— Ты!

— Нет, ты.

— У меня будет ди-атез-с.

— А у меня все зубы повыпадают.

Валентин разволновался. Мальвина была спокойна, даже немного весела.

А маленький тайник радости и живой сказки всё лежал между ними прямо посередине стола, уже подтаивая в солнечных лучах.

Тихо напевая, с тёплым дуновением ветра, в цветочном халате на террасу вошла хранительница уюта, волшебства и любви.

— Что делаете, лучики?

Дети посмотрели друг на друга и тут же, не сговариваясь, взяли сладкое сокровище с двух концов и с тихим торжеством подошли к вошедшей:

— Это тебе, мама.

Самарин Степан