ЛИДИЯ ШУБИНА
Я читаю запись, сделанную много лет назад маминой рукой. Мама умерла, а запись осталась. В ней — ее горе, ее боль, ее раскаяние. Мама всегда была скрытной, я только раз видела ее слезы. Их вызвала тоненькая православная книжица про аборты, подсунутая мною накануне. Мама вдруг поняла, что она сделала, и со всей своей честностью и добросовестностью стала исправлять содеянное, насколько это возможно. До конца жизни она молилась за своих загубленных детей — я помню многочисленные поклоны, которые мама делала в моей комнате перед крошечным молитвенным уголком.
Зная ее решительность и стремление всеми силами исправить ошибку, я уверена, мама была бы рада, если ее боль и горький опыт помог кому-либо избежать убийства собственного ребенка.
Упокой, Господи, рабу Твою Людмилу, и прости ей вся согрешения вольные и невольные, и даруй ей Царствие Небесное!
«Эта книжица перевернула всё внутри. И давно заглохшая боль с новой силой терзает, как будто это было недавно. И я отчетливо увидела, какая бы была моя судьба, если бы я устояла и не сделала тот аборт. Как бы нам было хорошо. Я любила своё дитя, очень-очень любила, я чувствовала с первого часа его всем нутром, каждой клеточкой. Я была счастлива, потому что была не одна. Я не хотела его убивать. Но если бы в то время мне было известно то, что я теперь знаю — то, что это убийство, у меня хватило бы силы и духа оставить его, никого не слушать.
Любимое дитя мое, самое желанное, самое любимое, прости меня!
Я не могла решиться очень долго. Два раза направление брала на аборт, потом пошла. Нет человека, который бы сделал мне больше зла, чем моя мать. Она убила не только мое дитя, но и меня. Но я не оправдываю себя. Мне было уже 29 лет, но я не выдержала. В больнице мне сказали, что аборт уже поздно делать. Я обрадовалась, вскочила и скорее побежала одеваться. И вдруг туда пришла заведующая, увидала меня, и я опять оказалась на кресле.
С тех пор прошло 28 лет и я помню всё. Лучше бы меня разрезали. Потом я два дня исходила слезами и не могла остановиться. В тот день для себя я умерла. Больше не было у меня такого ребенка. Маленький мой, если бы я знала, как мне будет плохо без тебя, я бы вытерпела все унижения и сложности жизни. Если бы я знала, что там уже есть душа!
Господь наказал меня. Потом тоже были аборты, но я уже умерла, и мне было всё равно.
Потому у меня и муж такой, и всё в жизни не так.
Если бы хоть один человек поддержал меня, помог мне! Гордыня моя не позволила искать помощи. Я не смогла побороть обстоятельства из-за жалкого тщеславного малодушия.
Я убила себя вместе с дитем. Теперь я понимаю, что женщина, сделав аборт, больше не может быть матерью. Она может родить, но она никогда не будет матерью. Не потому ли так много несчастных детей, которых матери не понимают? Они думают, что любят своих детей, но это не любовь матери.
Не потому ли дети злобные, холодные и не любят своих родителей?
Доченька моя чужая для меня, и теперь я понимаю почему, и не осуждаю ее. Мне – по делам моим. На ней тяжесть моих грехов.
Каждый день я молюсь о том, чтобы Господь помиловал ее, и наши грехи и преступления не коснулись бы души ее, ведь она не виновата. Прости меня, Господи! Из глубины сердца кричу. Защити мою дочь и очисти от греха родительского!
Я переживала, плакала, но о душе-то я не думала, не в то время жили, и вот моя девочка дала мне почитать, и в душе опять всколыхнулась незаживающая рана. И я решила молиться о душе погибшего ребенка. И вот знамение к этому. Иду из магазина, и вдруг навстречу мне бежит мальчик лет пяти. Расставил ручки и бежит, как в объятия. Я заплакала и мимо прошла. Почти 30 лет прошло, а ничего не забылось.
А вчера я посмотрела на Л. (дочь — прим. Л.Ш.) и вдруг подумала — ее тоже могло не быть, но она осталась, и вот какая выросла.
Я буду молиться Милосердному Богу. Я игрушка в руках диавола и этого не знала.
Спаси меня Господи. Пусть я пойду на муки, но спаси детей моих, во чреве убиенных. Не лиши их своей благодати и любви, как лишила их я, и жизни вечной.
Господи, как понятна мне теперь судьба моя, безумие мое.
Я убила в себе мать. Теперь я понимаю, что тридцать лет была как в угаре, и мне даже казалось, что правильно сделала. Но это было искусственное усыпление совести и духа. И вот вдруг всё проявилось как на фотобумаге. Если бы в то время у меня были такие же представления, я никогда бы, никогда не сделала этого! Тогда я плакала, не зная о чем. Теперь знаю.
Боже, дай силы мне выдержать наказание и кару Твою.
Не оставь меня, Господи. Не оставь детей моих убитых и дитё рожденное».