Марина Куфина

Я ничего не видел прекраснее ни на небе, ни на земле, чем душа человеческая.
Прп. Макарий Египетский 

Посему не судите никак прежде времени,
пока не придет Господь,
Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения,
и тогда каждому будет похвала от Бога. 
1 Кор. 4, 5 

Просто так, житейские наблюдения…

Нет смысла в том, чтобы завидовать чужому успеху и довольствию, и неправильно изрекать определение «безнадежен» о том,  кто кажется нам нерадивым и бестолковым…

Ничего мы не знаем друг о друге, не умеем правильно оценивать настоящее, тем более не ведомо нам будущее. Поистине, видим всё «как через тусклое стекло, гадательно» (1 Кор. 13, 8)

Видела я людей, начало  жизни которых было успешным и многообещающим, но в пути многое потеряли они, многое, что составляло их гордость, разрушилось… И, наоборот, видела и такое, что те, от кого ничего доброго не ожидали, таинственно для других преображались в цельную и нравственную и даже «успешную» по мирским меркам  личность…

Пока жив человек, всё может перемениться в его жизни  –  и к лучшему, и к худшему.  На всякого найдется свое искушение.  Но пережить трудные времена легче тому, кто знает Бога…

Вот, например, моя хорошая знакомая. Пятнадцать лет назад – умница, модница и красавица, весьма остроумна, часто язвительна и могла больно «уколоть» словом.  Она хорошо окончила университет, с готовностью была принята на престижную работу  и очень ценилась  начальством.  Казалось, ее будущее предсказуемо и блестяще. Но – посмотрите на ее жизнь сейчас… Крайне неудачный брак, в котором почти до основания разрушилась ее самоуверенность и значительно потерялась привлекательность. Престижная работа осталась в прошлом, ей постоянно приходится терпеть непонимание и грубость мужа, да и с взрослеющими детьми куча проблем – кто бы теперь позавидовал ей?  И только обретенная вера, это прибежище для страдающего сердца,  поддерживает ее, ибо она  всё принимает, как «достойное по делам своим»…

И,  что удивительно, теперь  она стала намного проще и приятнее в общении, значительно бережнее относится к другим и, несомненно,  стала более мудрой…

Вот еще пример из жизни. 

В молодости, будучи студентами, мы все были не прочь иногда погулять-пошуметь. Но один парень в нашей компании, очень добродушный и покладистый, всё же выделялся стремлением быстрее «напиться и забыться». К последнему году обучения о нем  сложилось мнение как о человеке, для которого выпивка – это божок, в жертву которому приносится и здоровье, и отношения с прекрасным полом, и учебные дела.

После окончания университета веселые гулянки приутихли – народ стремился заработать, кто как мог (90-е годы), и тот, кто неумеренно пил, автоматически  «выпадал из обоймы». Конечно, многие пытались задействовать безалаберного  общего друга – устраивали на работу, одалживали денег «для раскрутки». Но ни в каком деле он не преуспел, и складывалось ощущение, что ему самому ничего не нужно было от жизни… В какой-то момент он пропал из поля зрения  однокурсников. Что с ним?  Где он? Долгие годы на эти вопросы ни у кого не было определенного ответа. И только однажды мне повезло:  я увидела его – он выходил из церкви в Вербное воскресенье с пучком вербочек. Меня поразило непривычно умиротворенное, даже одухотворенное, выражение его лица…
Позже пошли слухи, что парень уехал из нашего города, но куда и чем занимается – никто не знал. И вдруг нашли его страничку через  соцсети. Как все поразились, узнав, что он живет в столичном городе и стал замечательным художником!

Его картины, размещенные на выставках, проникнуты светом и радостью: виды природы написаны яркими, щедрыми мазками, лица людей на портретах одухотворенные и сосредоточенные.  Похоже, что и с личной жизнью у него всё в порядке! На выставленных в профиле фотографиях – красавица жена с очень спокойным и мягким взглядом и малютка сын, вылитый папочка, очаровательный хохочущий бутуз! А наш герой-художник, неуловимо изменившийся, отрастивший бородку и лишь слегка располневший, весело и уверенно смотрит в объектив с разных мест земного шара и очень часто позирует на фоне православных храмов…

P.S. Есть такое выражение: «Бездна бездну призывает». Это слова из псалма Давида. Есть несколько вариантов толкований, но мне ближе всего это: «Зияющая пустота сердца, бесконечная бездна может быть заполнена только Предметом бесконечным и непреложным, т.е. самим Богом» (Блез Паскаль).

Поэтому во всяком нашем суждении о том, что есть конкретный человек, мы, как правило, очень ошибаемся, загоняя его в какие-то «рамки» наших понятий. А на самом деле, каждая душа – целый мир, непознанный космос, бездонная глубина…

«Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» (1 Кор. 2, 11).

Александр Орлов

Девичье поле встретило нас сухощавым шафранным листопадом, сентябрьское солнце то исчезало, то возникало украдкой. Мы шли по усыпанной сухими листьями аллее, за крепостной стеной возвышалась колокольня, сияли купола Смоленского и Успенского соборов. Остались позади Чеботарная, Швальная, Иосафовская башни, дойдя до Никольской башни, мы повернули налево, Царицына башня последней указала нам дорогу к воротам обители.

В арке надвратной Преображенской церкви я увидел, как от неожиданности вздрогнули две монахини, напуганные громкоговорящей разноязычной толпой иностранных туристов.

Я задумался: какой неистовый испуг посетил двести лет назад сестёр обители, когда под исступлённый рёв труб и оглушающую барабанную дробь через монастырские ворота победоносно промаршировали две тысячи французских солдат из 1-го корпуса герцога Ауэрштедтского маршала Франции Даву.

Запланированная экскурсия старшеклассников в монастырские пределы началась с истории о находившемся здесь штабе одного из самых известных выпускников военного училища в Бриенне. Военное подразделение Даву было самым дисциплинированным и обученным в «Великой армии». Основу корпуса бургундского военачальника, сформированного в Гамбурге, составляли бывалые вояки, а новобранцы были перемешаны с ветеранами, и не было ни одного унтер-офицера, не имевшего опыта боевых действий. Существовал строжайший отбор по национальной принадлежности, и первенство корпуса среди других воинских частей «Великой армии», за исключением императорской гвардии, было неоспоримым. Все солдаты корпуса «железного маршала» были прекрасно вооружены, одеты, обуты, имели амуниционный и съестной припас на продолжительное время. Именно 1-я дивизия генерала Морана из корпуса Даву удостоилась чести открыть Русскую кампанию и первой переправиться через Неман.

Напрашивалась аналогия с войсками СС Адольфа Гитлера. Припомнился и маршрут «Легиона французских добровольцев», проследовавших через Смоленск и воевавших на Бородинском поле, да и с 33-й гренадерской дивизией СС «Шарлемань», оборонявшей Берлин до последнего патрона.

Мы прошли к Успенскому собору. Урок истории, посвящённый двухсотлетию Бородинского сражения, состоялся возле надгробия генерала от инфантерии, героя Бородинского сражения Василия Ивановича Тимофеева.

Крутые курганы, смешанные леса, глубокие овраги, неприступные холмы, стремительные ручьи, непроходимая река, болотистые низины – так выглядел русский ад для многонационального воинства, овеянного мифической славой.

Французы предстали после первого артиллерийского выстрела из густой вязкой мути, их скованные колонны надвигались на деревню Бородино. Линейные пехотинцы генерала Дельзона после штыковой схватки продавили ряды лейб-гвардии егерского полка. Командир гвардейских егерей полковник Бистром получил приказ отступить на правый берег реки Колочь. Увлечённые победным наступательным порывом, линейные пехотинцы устремились вслед за гатчинскими егерями через мост. Киноварная вспышка – и угольная туча на мгновение укрыла солнце. Мост через реку Колочь пламенел и распадался. Три десятка добровольцев из Гвардейского экипажа под командованием мичмана Лермонтова отсекли передовые части дивизии Дельзона и закрыли дорогу корпусу неаполитанского вице-короля Богарне. А на правом берегу Колочи уже клокотал и краснел зелёно-синий людской вал. Собранный из лучших дворцовых, петербуржских, кронштадтских гребцов морской экипаж, выжившая часть гвардейских егерей и три подоспевших егерских полка истребляли 106-й линейный полк дивизии Дельзона.

В день высвобождения русского духа на Бородинском поле 2-м батальоном лейб-гвардии Литовского полка командовал подполковник Тимофеев. Его батальону, выстроенному в каре, противостояла тяжёлая кавалерия дивизионного генерала Нансути. Перед атакой высокорослых латников лейб-гвардии Литовский полк был открыт для неприятельских батарей и под рьяный свист летящих ядер не выказал никакого беспокойства. Хладнокровные гвардейцы гибли, ряды невозмутимо смыкались. Как только стихла ретивая пальба, со стороны Семёновского оврага показалась медная сияющая рыцарская лавина. Кирасиры корпуса жирондиста Нансути с шага перешли на рысь, приблизились к солдатам Литовского полка и ринулись в карьер. Конское ржание и дьявольский топот, молниеносное сверкание палашей и устрашающие вскрики. Тимофеев скомандовал «в ружьё» и приказал не стрелять. Опытный офицер был уверен, что лошади не пойдут на блестящие штыки. Каре было окружено. Лошадей, сумевших под напором верховых приблизиться к гвардейским войнам, кололи в морду. «Железные всадники» Наполеона в замешательстве пытались перестроиться. Тимофеев прокричал: «Ура!». Красногрудый батальон бросился в штыки и обратил в отчаянное бегство конную колонну. Растерянные конники, гонимые русскими ратниками, своим обескураженным уходом были подобны тевтонским крестоносцам на Ладожском озере.

Поражение панцирников Нансути в верховье Семёновского ручья не остановило Наполеона, пришла очередь пехотинцев напористого Фриана. Два резервных взвода капитана Арцыбашева были поставлены в одну линию, в две шеренги, а не в три, как полагалось: в момент приближения французских колонн нападавшие видели только заячьи султаны, кивера и блеск штыков оборонявшихся, обманутые таким образом французы останавливались и открывали огонь. Обескровленный лейб-гвардии Литовский полк удерживал Семёновскую высоту. Сплочённой нерушимой цепью медленно подступали пехотные полки французов, ведомые в бой дивизионным генералом Фрианом. Солдаты битого пикардийца, превосходившие по численности русских в шесть раз, вытеснили гвардейцев с пропитанной кровью высоты. Господство их было недолгим! При поддержке остатков 2-й и 27-й дивизий лейб-гвардии Литовский полк выбил смельчаков Фриана с Семёновского возвышения. Перед последней атакой раненый командир гвардейцев Удом передал командование единственному штаб-офицеру, оставшемуся в строю, полковнику Шварцу. Во время штурма Семёновской возвышенности получивший два смертельных ранения Шварц не покинул поля боя, оставшись на покорённой высоте. Так состоялись огненные крестины лейб-гвардии Литовского полка. Какое восхищение вызвали они у Кутузова, Коновницына, Дохтурова…

Из солнечного морока на полном ходу кавалергарды полковника Левенвольде врезались в полки вестфальских и саксонских кирасир Лоржа. Мгновения спустя на петербуржских латников насели полки польских пикенёров, уланы графа Рожнецкого ударили с фланга и в тыл. Дым, пылища, свист, разноязычные выкрики, в рукопашной схватке кавалеристов всё перемешалось: блеск эполет, яркие попоны, многоцветные чепраки, волосяные гребни, колющие пики, срубающие палаши, рассекающие сабли, блестящие кирасы… В ожесточённый бой ввязались петербуржские конногвардейцы, налетевшие на «огаланских» шляхтичей. Гибнет Левенвольде, раненого командира конногвардейцев Арсеньева сменил полковник Леонтьев. В жесточайшую рубку вступили кавалеристы корпуса дивизионного генерала Груши. Промчались саксонский и баварский легкоконные полки, голландские гусары, выручать лейб-гвардии конный полк ринулись драгунские полки 2-го кавалерийского корпуса генерал-майора Корфа. Как меняла свой цвет убийственная сеча! Она белела, желтела, синела, зеленела, рдела и, наконец, исчезла. Французская кавалерия 4-го и 2-го кавалерийских корпусов дивизионных генералов Латур-Мобура и Груши была опрокинута и в окровавленной сумятице умчалась к Семёновскому ручью. Грандиозное дымчато-пурпурное зрелище напоминало Куликовскую битву, Грюнвальдское сражение, Курскую дугу!..

Школьники наперебой обсуждали проигранное и переломное сражение, хитрость Кутузова, смертельное ранение Багратиона, дальновидность Барклая-де-Толли, отвагу Ермолова, стойкость Раевского, говорили о смерти во имя жизни. Но когда заходила речь об участниках кровавой рубки у Семёновского оврага, глаза школьников переполнялись вдумчивым участием. При упоминании лейб-гвардии Литовского полка, его командира полковника Удома, полковника Шварца, подполковника Тимофеева, капитана Арцыбашева, прапорщика Пестеля все с памятным уважением замирали. Оценили они и дивизионных командиров 1-го корпуса французской армии упрямого Фриана, неустрашимого Дессе и храброго Компана.

Смоленский витязь подполковник Тимофеев в Бородинском сражении был тяжело ранен в левую ногу и покинул поле брани, позднее он был произведён в полковники и награждён орденом Св. Георгия 4-й степени.

Высочайшим приказом 13 апреля 1813 года полку пожаловано Георгиевское знамя с надписью «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года», а 12 октября 1817 года лейб-гвардии Литовский полк переименован в лейб-гвардии Московский полк.

Моросило. Словно золотые острова в малахитовом море, виднелись ольховые листья на газоне у Певческих палат, где два столетия назад каждое утро играли военные музыканты. Кто-то из ребят спросил меня:

– А что же было с Москвой, с монастырём дальше?

Великомученица Москва была разорена и сожжена. Просвещённые святотатцы: французы, баварцы, вестфальцы, гессенцы, голландцы, испанцы, итальянцы, пруссаки, поляки, саксонцы убивали, грабили, насиловали, устраивали отхожие места в алтарях православных храмов, сдирали серебряные оклады икон, забирали лампады, кресты. Обычным делом для ненасытных оккупантов было уничтожение православных святынь. В Спасо-Андрониковом, Покровском, Знаменском монастырях солдаты кололи на дрова иконы, лики святых использовали как мишени для стрельбы, жертвенники употреблялись вместо столов. В церквях Донского, Заиконоспасского, Новоспасского, Рождественского, Симонова, Покровского монастырей находились конюшни, в Екатерининской церкви Вознесенского монастыря располагалась пекарня, Свято-Данилов монастырь был разрушен, Алексеевский осквернён, в Высокопетровском монастыре обустроили скотобойню с мясной лавкой, был разграблен Боровский монастырь, в Звенигородском монастыре, квартировали солдаты принца Франции и вице-короля Италии дивизионного генерала Богарне, в кощунственном припадке европейские завоеватели рубили мясо на иконе Иоанна Предтечи в Можаевской Лужецкой Ферапонтовой обители, бесноватый легион побывал в Николо-Перервинском и Николаевско-Угрешском монастырях.

Как опричники Иоанна Грозного, французские завоеватели пленили монахинь, превратили красивейший и богатейший монастырь Москвы в бивуак. Солдаты заняли храмы, палаты, кельи, трапезные, подвалы. Обитательницы были вынуждены со смирением обслуживать непрошеных гостей: монахини стирали, убирались, чинили одежду французов. Некоторое время на оккупированной территории Новодевичьего монастыря были разрешены богослужения. По Смоленскому и Успенскому соборам в алтаре у престола и жертвенника, по клиросу разгуливали французские офицеры, не снимавшие головных уборов. Всё время проживания в монастыре французы разыскивали православные святыни. Но накануне вхождения наполеоновской армии в Москву, когда дорога от Филей до Дорогомиловской Заставы походила на факел, настоятельница обители игуменья Мефодия Ивановна Якушкина собрала церковную утварь, икону Смоленской Богородицы «Одигитрия», потиры, кресты, Евангелия, серебро и заложила в стену соборной церкви за образом Воскресения Христова.

Молебны, акафисты, псалмопения, сладостный запах афонских благовоний – всё это обыденное монашеское умиротворение досаждало захватчикам.

Как и после нашествия Тохтамыша, Москва превратилась в чёрное уймище, шёл девятнадцатый день после занятия Новодевичьей обители французами.

Дымчатым и влажным утром в монашеское обиталище, как огненное октябрьское пламя ворвался «Корсиканский дракон». Осеннее ожесточение Бонапарта коснулось и женского монастыря. Восседая на лошади, Наполеон произвёл осмотр, его сопровождали свита и сорок императорских гвардейцев. Накануне приезда императора Франции солдаты вычистили загаженную территорию монастыря, а по его приказу уничтожили храм Иоанна Предтечи, южные ворота были завалены камнями, брёвнами и песком, напротив них была установлена пушка. «Железный человек», как ещё называли Даву, с особым рвением исполнял оскверняющие приказы «Корсиканского дракона». В помещениях монастыря были размещены продовольственные склады. В кельях бесчинствовали одурманенные вином аквитанцы, бретанцы, лангедокцы и овернийцы.

В каждой роте корпуса «непобедимого» маршала имелись оружейники, каменщики, пекари, сапожники, но работа нашлась только для сапёров.

Промозглой ночью в праздник апостола Иакова Алфеева, покидая монастырские стены, «признательные» постояльцы заминировали Смоленский собор. К средневековому деревянному иконостасу прикрепили зажжённые свечи, в подклете установили шесть бочек с порохом, храмы, палаты и кельи были завалены ядрами, гранатами, патронами и высушенной соломой.

Так приказал Наполеон, так жаждал Даву, который платил России за свои слёзы. «Железный маршал» Франции плакал лишь однажды, когда во время сражения при Валутиной горе дивизионному генералу Гюдену после первого орудийного залпа оторвало обе ноги, командир 3-й дивизии 1-го корпуса скончался в Смоленске.

Белокаменный собор был спасён казначейшей монастыря инокиней Саррой, которая дождалась ухода последнего французского солдата и залила водой полыхающее пламя вокруг откупоренных пороховых бочек.

Глядя вслед вальяжным европейским туристам, я думал, как два века назад ревностный католик Даву, ежедневно покидая Годуновские палаты, неторопливо направлялся в окутанный кармазинным маревом Кремль, к алтарю Чудова монастыря, в котором князь Экмюльский устроил себе кощунственное спальное ложе. Какие сны видел Даву?..

Урок был окончен. Брусничные солнечные лучи путались в пожелтевшей листве вязов и тополей и рассеивались за могучими стенами Новодевичьего Богородице-Смоленского монастыря.

Николай Коняев

С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской буденовки,
Что где-то в шкафу мы нашли.

слова М. Матусовского,
музыка В. Баснера

 

— Никому не нужен русский человек, ни начальникам своим, ни правителям, которые давно бы уже нашу страну в аренду сдали, если бы не стало, наконец, русских… — запальчиво   говорила наша спутница, а я молчал, потому что возразить на это было нечего.

— Так-то оно так, — сказал я. — Только порою кажется, что   и самому себе русский человек, тоже уже не нужен…

— Так ведь зато Богу нужен… — тихо, но убежденно проговорил отец Андрей, останавливая машину. — Я иногда читаю Жития святых и думаю, что все это про нас, про нашу Родину написано…

— Как это? — спросил я.

Я, действительно, не мог понять, о чем говорит мой спутник, не мог сообразить, зачем он остановил здесь, на краю оврага,  машину… Читать далее “КРАСНОАРМЕЕЦ ЛУКОВ” →

Лидия Шубина

При виде этого существа мне всякий раз становится страшно за себя – меня посещает мысль, что я тоже могу дожить до такого возраста и состояния. Маленькая старушка-скелетик почти теряется на большой для нее кровати. Она не жертва Бухенвальда – это просто старость… Ручки забинтованы, кое-где смазаны зеленкой – видно, старческая кожа так одряхлела, что даже от лежания на кровати на ней образуются раны и пролежни. На обтянутом кожей лице выделяются заострившийся нос и беззубый рот. Невидящие глаза открыты в пространство. В общем, бабулька от мертвеца мало чем отличается.

Я случайно зашла в палату лежаков, так получилось. Ну, а если уж зашла, то общаюсь с обитателями. Я иногда пою, причем больные здесь чаще просят спеть молитвы, а не обычные песни. Пою «Царице моя Преблагая».

«Зриши мою скорбь, зриши мою печаль…» – вывожу слова молитвы, и подхожу к кровати жутковатой бабули – слух у нее наверняка плохой, но есть надежда, что услышав знакомую мелодию (хотя это под вопросом!) где-нибудь в глубинах сознания этого безучастного существа что-нибудь шевельнется. Касаюсь худенькой руки… Вдруг старушка оживает и с неожиданной силой тянет меня к себе. Не понимаю причины такой экспрессии и не поддаюсь силе бабулиного притяжения. Мало ли, что у нее на уме… К тому же, я хочу допеть молитву.

Я совсем не уверена, что меня видят, слышат и понимают, но всё-таки, допев, спрашиваю: «Вы что-то хотели?» Но в бабульке оказалось больше жизни, чем я ожидала.

• Дай я тебя поцелую – выводит вполне отчетливо беззубый рот. Преодолев некоторых страх, я склоняюсь к ее лицу.

«По плодам их познаете их…» Вот добрый плод жизни этой бабульки, с которым она и пойдет в Вечность…

Откуда в некрасивом умирающем теле, лишенном всех радостей жизни, желание любить других?

Озадаченная столь явным несоответствием, иду дальше.

Я ведь сюда на минутку забежала…

Наталия Рогозина

«…Что может быть несчастнее тех, кто подвизаются в добродетели напоказ людям, омрачают лица свои постами и творят молитвы на перекрестках, когда труды они претерпевают, а всякой награды лишаются?»[1]

свт. Иоанн Златоуст, 55, 603)

 

Рассадив бархатцы по   цветнику, Евгения освежила могильное ограждение серебрянкой  и только устроилась  на скамеечке, чтобы помолиться о упокоении усопших родственников, как  мирную кладбищенскую тишину нарушил  истошный крик.
Женя вздрогнула и огляделась по сторонам: «Может, плохо кому–то стало?», –  но через минуту уловила в потоке гортанных звуков, несущихся из–за деревьев,  едва различимые слова: «…со святыми упокой, Христе…», «… идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание…».
От  надрывного пения, походившего на мучительный предсмертный стон, стая испуганного воронья с карканьем взлетела ввысь,   а народ,  пришедший на погост, всполошился и начал  расходиться. Вскоре кладбище опустело, Евгения  тоже засобиралась домой.
При выходе из центральных ворот она увидела женщину, облаченную в длинное   платье   и платок, повязанный “внахмурку”, в которой узнала свою соседку по даче:
– Анна? Неожиданная встреча!
Приятельница расплылась в блаженной улыбке:
– У меня здесь бабушка похоронена. Была на ее могиле, пела литию.
«Теперь понятно, кто выл на кладбище»,  – подумала Евгения, а вслух произнесла: – Как дела, Аня? Как  муж,  как дети?
– Сложно все! Воцерковляюсь,  мечтаю петь на клиросе, но супруг мой далек от духовной жизни –  жарит мясо и сердится, что  я не ем.
– Отчего же не ешь? Ведь в году всего четыре поста, не считая среды и пятницы.
– Решила отказаться от животной пищи по примеру  Святых подвижников,  пребывавших в посту и молитве. Ежедневно читаю Евангелие и Псалтирь, приучая домочадцев: отвлекать меня категорически запрещается. Но, как назло,  только открою  молитвослов, так  или сынишка подходит: «Мама,  кушать хочу!», или  муж кричит: «Белое белье можно вместе с кроссовками стирать?». Отвечаю им: «Не мешайте! Я молюсь!»,  а они обижаются.  – Анна поморщилась и, теребя потертые четки на запястье, продолжила: –  В прошлом месяце, например,  собралась   в паломническую поездку, а мои все с гриппом слегли, сморкаются, кашляют. Прошу их: «Не приближайтесь ко мне со своими бациллами! Не хочу захворать перед дорогой», а они опять обижаются…
– И ты все равно поехала? – удивилась Евгения.
–  Конечно, мне же в паломничество надо! Ехала и в пути молилась. Отсечение земных привязанностей  –  есть путь к святости. – Анна  демонстративно выставила вперед ногу в стоптанном сапоге. –   Пренебрегаю  украшательством внешности, хотя могу позволить себе многое – муж прилично зарабатывает,  но разве Святые в земной жизни о наружности пеклись?   – и, окинув Женю критическим взглядом, с одобрением произнесла: –  Туфельки на тебе старенькие, плащик скромный, ни следа косметики на лице… Молодец! Видно, что стремишься к духовному росту.
–  Все гораздо проще, Аня: пока с детской колясочкой десять кругов по парку навернешь, в поликлинику сгоняешь, дважды до школы добежишь,  туфли сами  изнашиваются, никакая обувь не выдерживает. Ну а вечером, когда перемоешь горы посуды, перестираешь кучу белья,  да  ко сну едва отойдешь, так уже вставать пора, чтобы завтрак семье приготовить, и о макияже думать некогда.
– Жаль, что погрязла ты в кастрюлях и  сковородках, мать! Это все – пустые хлопоты, прежде о душе следует беспокоиться.
– Понимаю, но домашнюю работу за меня никто не сделает. Муж трудится до ночи,  приходится везде самой успевать. Старший сын в спортивной секции занимается, а  младшенький…
– Суета какая!  – перебила Евгению собеседница, мечтательно подняв к небу глаза: –  Завтра поеду на автобусе по Золотому Кольцу, буду петь псалмы, молиться. Хочешь со мной?
– Рада бы, но не получится. Деток оставить не с кем.
Анна  вздохнула с сожалением:
– Вот я и говорю: истинная молитва  –  в монастыре, а  здесь… Пустые хлопоты!
На том женщины распрощались, и каждая пошла в свою сторону.
Анна отправилась в храм, чтобы просить у настоятеля благословения петь в церковном хоре. До сего дня регент трижды  отказывал ей, понимая, что несчастной   «медведь крепко на ухо наступил», но Аня не сдавалась. Мысленно она уже вообразила себя на клиросе и, подойдя к автобусной остановке, совершенно забылась, пробасив: “До–рэ–ми–и–и–и! Ля–ми–рэ–э–э–э!”. Окружающие  бросились врассыпную, кто куда…

Евгения  купила  продуктов и,  неся тяжелые сумки  в руках,  по пути домой повторяла: «Господи! Помоги рабе Твоей Анне и научи  ее,  Милостивый, любить ближних, как саму себя».

[1] Источник:http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/sokrovishhnica–duhovnoj–mudrosti/txt476.html

Лето было жарким, а в конце июля пошли и дожди…

Хорошо росли грибы в лесу. Еще быстрее начали расти цены. Люди снова сделались раздражительными, злыми, как тогда, когда Ельцин начинал реформы…

 

1.

Ночью бригада два раза выезжала на удавленников. Под утро — на ножевую травму. Темнолицый кавказец распорол живот. Распорол, как он утверждал, сам.

— И зачем ты себе хачапури такой сделал? — спросила Ирина, осматривая рану.

— Харакири… — поправил кавказец, и из уголков губ потекла кровь.

— Не все ли равно… Хачапури… Харакири… Главное, что нам не довезти тебя. У нас ни аппаратуры, ни лекарств нет!

— За всэ плачу! — сказал кавказец и закрыл глаза, теряя сознание.

Уже в конце смены Ирина позвонила в больницу, куда отвезли кавказца.

— Как там хачапури наш?

— Помер… — ответили ей. — На операционном столе и помер…

Событие для штурмовой бригады было рядовое, но Ирина почему-то огорчилась. Настроение испортилось.

А дома, только приняла душ, только сварила кофе, зазвонил телефон.

В трубке — ругательства и всхлипы, проклятия и плач мешались между собой, и Ирина долго не могла ничего разобрать.

— Але! — втиснулась она наконец в эту неразбериху. — Але! Кто говорит?!

— Вера… — заплакала трубка. — Вера!

— Что случилось, Вера? Расскажи толком!

— Сережу убили… — донеслось из трубки, и трубка захлебнулась плачем, всхлипами — истерикой, которую невозможно остановить. Впрочем, истерика начиналась и с Ириной.

Читать далее “ЗА ВСЕ «ЗАПЛОЧЕНО»” →

И покинули Рай Адам с Евой за ослушание свое. И лишились они всех благ его. И отправились в печали в путь свой, не имея радости ни в душе, ни в сердце. Но так возлюбил Господь чад Своих, что оставил им в утешение осколки Рая Своего.  И встречают они человека при рождении безмолвным ликованием, и провожают они его в последний путь скорбным молчанием/

Детство моё было поистине тёплым. Любящие родители и Ашхабадское солнце сделали для этого всё возможное. Я росла живым и любознательным ребёнком, без внимания которого почти ничего не происходило. Не могли не привлечь моё внимание и цветы, обильно заполняющие пространство вокруг. Они были повсюду: в палисадниках, на клумбах, на окнах, на душе и на сердце. Своей любовью к ним поделились и добрые люди, знающие что-то очень сокровенное о тех временах, когда цветы были частью Рая.

Мама, обременённая на работе общественной нагрузкой, нередко брала меня школьницу с собой к цветоводу, у которого они заказывали цветочные композиции для различных торжеств. Почти магический призыв поехать с ней к Филатовым действовал на меня безотказно. Стоило только представить, что я вновь перешагиваю порог их сада, как нетерпение брало верх над всеми мыслями.

Каждый раз, когда калитка частного дома, отделявшая нас от этого удивительного мира, распахивалась, нас встречал пожилой и добродушный человек, больше похожий на волшебника. Кто же ещё мог так точно понимать язык этих цветов? Да ещё и каких – это были розы!

Многоликая царица цветов встречала нас во всей своей красе. Тонкий аромат будто фимиам возносился ввысь, издалека подготавливая нас ко встрече с шёлковым совершенством, собранным в бутоны. Капли влаги придавали свежесть этой красоте, напоминая о хрупкости всего живого.

«Когда срезаешь розу, – говорил он мне,- ты берёшь на себя ответственность за всю оставшуюся её жизнь. Всё должно служить продлению жизни цветка, – продолжал он. – Аккуратно срежь, затем удали нижние шипы, смещая их в сторону, и обязательно меняй почаще воду».

С тех пор я не то чтобы очень полюбила составлять композиции из срезанных цветов, но чётко поняла, что за всё, что по моей воле лишается связи с корнем, я несу ответственность. Как жаль, что не многие так думают. Жаль и то, что в памяти моей не осталось имени этого человека. Однако в ней навсегда поселились рассказы и легенды об этих удивительных цветах, созданных во славу Божию.

Больше всего впечатлений было связано с рассказом о розе под названием «Gloria Dei» («Слава Господу»; Gloria in excelsis Deo (Слава в вышних Богу [лат.])), а красота этого цветка навсегда стала для меня эталоном красоты среди роз.

Не могла не появиться в моей жизни и книга «Легенды о цветах», страницы которой завораживали задолго до того времени, когда чтение само по себе стало увлекать меня. Цветы жили в ней своей жизнью, становясь героями событий то ли давно прошедших лет, то ли будущих, то ли оставаясь вне времени. С тех пор всякий раз, наблюдая за чудом появления цветка, боюсь упустить то, что он готов мне сказать. Всякий раз заново!

Герои этих легенд бережно сопровождали меня по детству. Эта книга будет скрашивать моё одиночество и тоску по дому всю непродолжительную смену в пионерском лагере, но лишь до тех пор, пока кто-то не заберёт её из моего тайника. Из под подушки!

Воспоминания о короткой Ашхабадской зиме больше связаны с припорошенными снегом розами возле фонтана на проспекте Свободы, нежели с катанием на санках, ведомых родителями по раскисшему грунту рядом с асфальтом.

Первоцветы в предгорье Копед-Дага быстро сменяло буйное цветение сирени, без пьянящего запаха которой невозможно представить Персидскую пасху (Новруз). Наши добрые друзья курды и туркмены к этому празднику проращивали на широких тарелках пшеницу, что само по себе в детстве было чудом. Природа просыпалась, а белоснежные облака цветущего жасмина и акации готовили нас к тайной встрече нашей Пасхи. И мы её встречали!

Красный ковёр тюльпанов и маков, раскинувшийся в предгорьях Копед-Дага, готовил нас к жаркому и засушливому лету. Те самые тюльпаны, которые по Великому Шёлковому пути сначала перекочевали в сады и орнаменты турецких правителей, а затем в Голландию, где и стали её «золотым запасом».

Лето было для нас особенной порой и не только потому, что каникулы расширяли круг нашего обозрения и незаживающие ссадины на коленках. Мы с радостью пропадали в Ботаническом саду, в котором экспериментальной лабораторией заведовала бабушка моей школьной подруги. Это был один из самых больших в моей жизни Осколков Рая, это была большая часть его.

Добродушная Инна Семёновна привила нам самое главное, она научила нас видеть в цветах жизнь во всех её проявлениях. Желание и умение ухаживать за этими Осколками Рая войдёт в нашу жизнь вместе с мудрыми наставлениями кроткой наставницы. Спустя много лет, когда сердце будет замирать от лоснящихся иностранных изданий по цветоводству, эти уроки и принесут свои истинные плоды. В качестве совета по уходу цветочный глянец будет предлагать нам заменить потерявшее декоративность растение на новое, а душа будет искать пути ко спасению творения Божьего.

Хрупкое неземное цветение пустыни в наших краях пропадало в мае как казалось навсегда, но возрождалось из ничего с первыми каплями влаги. Разве это ни чудо? Чудо рождения цветка будет утешать меня не раз, а наблюдение за тем, как ниоткуда появляется неземная красота, вселять в меня надежду на спасение.

Был в моей жизни случай, о котором вспоминать не просто. Чем дальше в прошлом остаются эти события, тем больше ощущение, что не во все их подробности я была посвящена. Так было задумано Свыше!

Трудно передать словами состояние души, стоящей на грани между жизнью и смертью. Но точно могу сказать, что Господь не оставлял меня ни на мгновение. Он подавал мне об этом знаки, понятные мне с детства. Это были цветы!

Спасённые много лет назад от гибели кактусы, к которым я не слишком благоволила, росли сами собой.  Они цвели как заблагорассудится каждый год, но в разное время, награждая нас за спасение неземными цветами и удивительным запахом. В этот год ожидаемой беды они стали частью монолога, утешавшего меня. Сказочные белоснежные цветы распахнулись ровно на сутки Праздника Преображения Господа нашего Иисуса Христа. Позднее целую неделю цвели кактусы синевато-фиолетовыми цветами на Праздник Успения Пресвятой Богородицы.

…И цветут они с тех пор в душе, и глаза радуют, и сердца они согревают, и напоминают о том, что Рай был, и что Господь по–прежнему любит нас.

Слава Ему за всё!

Гелена Березовская

Архимандрит Нектарий (Головкин)

Хрустальная ваза

Помню несколько лет назад, вечером после всенощного бдения, подходит ко мне, держа в руках вот эту самую вазу, что стоит на полке, одна женщина. На вид ей было лет сорок пять. Пристально вглядываясь в меня, и застенчиво улыбаясь, она произнесла: «Ну, надо – же, как вы похожи!» – и она смущенно замялась.

– Да вы не смущайтесь, говорите, что там у вас? – заинтересованно спросил я.

И женщина, уже совершенно придя в себя, и немного успокоившись, продолжила: «Батюшка, несколько дней назад я разбила вот эту вазу» – и она,подняв её перед собой, показала ее, – и вот немного посетовав на свою нерасторопность, положила в мусорное ведро, решив утром выбросить на помойку. Когда мы с мужем легли спать, я не сразу могла заснуть, а когда всё же я заснула, то уже под утро мне приснились именно вы в рясе и с крестом на груди. Да, да я только сейчас вас узнала! – и она, закивала головой как бы усиливая слова, и затем продолжила – во сне вы мне запретили выкидывать эту вазу повелев склеить ее и принести в храм, потому что, сказали вы, вам нужны вазы под цветы на праздники. А потом вы объяснили, что ваш храм находится в Шуваловском парке и как называется ваш храм».

– Ну и как называется наш храм,- спросил я?

– храм Петра и Павла! – торжественно объявила она, откинув голову назад. – Н…да… – размышлял я, не зная, что и думать. А вслух сказал: «Да, да, конечно, нам вазы в храме действительно нужны».  И женщина торжественно вручила мне эту склеенную вазу.

Читать далее “Рассказы” →

Назначение недавно рукоположенного отца Валериана в наш храм и начало моего воцерковления практически совпали по времени. Мне, восторженной  неофитке,  казалось, что все на приходе благожелательны  и рады общению  так же, как и я.   Мудрые и степенные батюшки терпеливо и подробно отвечали  на  мои бесконечные вопросы,  исповедалась  я без страха, даже с чувством  тайной гордости за свою «искренность», и уже причащалась несколько раз,  радуясь  неизменно хорошему настроению  после Причастия.  По-видимому, я уже  считала  себя  «достаточно   православной», и  Господь послал мне такого же  “неофита”,  ревностно приступившего к служению Богу  – отца  Валериана, который решительно и быстро  вернул меня «с небес  на землю».
– Ну что, Марина,  конечно, я не могу допустить Вас к Причастию сегодня! Готовьтесь, придете в следующий раз!  – огорошил он меня, выслушав  исповедь.
Я опешила – такое в моей «церковной» жизни случилось впервые.  Но противоречить не осмелилась, отошла от аналоя и, обескураженная, уныло поплелась по лестнице в верхний храм, где шла служба. По моему  самомнению  был нанесен сокрушительный удар, и радостное чувство собственной «праведности»  вдруг покинуло меня …
Людей  было  мало, вскоре последний причастник пошел к столику с «запивкой», и священник с Чашей вернулся в  алтарь.  Тут из нижнего храма, перепрыгивая через ступени,  взлетел отец Валериан, и быстро кинув на меня взгляд, тоже пробежал в алтарь. Царские Врата были открыты, и я видела, что он что-то сказал батюшке, все еще держащему в руках Чашу. Тот повернулся и направился обратно, на амвон, а отец Валериан, стремительно выйдя из боковых дверей, почти подбежал ко мне.
– Марина, идите, причащайтесь  скорее! –  громко прошептал он.
Читать далее ““Искренни укоризны от любящего.” (Притчи 26.7)” →

«…И если найдешь много прегрешений в жизни своей (а найдешь, без сомнения, потому, что ты человек), то скажи словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешному (ср.: Лк. 18, 13)!».
(свт. Василий Великий, 8, 38)

Наталия Рогозина

 

Утром Варвара Анатольевна по обыкновению зажгла в «красном углу» лампаду и начала громко, нараспев читать молитвенное правило.
Тем временем ее супруг Семен Петрович собирался на работу и, решив позавтракать, открыл холодильник, на полках которого обнаружил лишь вареную свеклу, да несколько картофелин в мундирах. Разразившись бранью, мужчина влетел в комнату, в гневе закричал на жену:
– Надоело силосом питаться! Я не травоядный!
Варвара, бившая земные поклоны, на секунду замерла и, повернувшись к Семену вполоборота, прошипела:
– Пост ведь!
– Это у тебя пост, а у меня – восьмичасовая рабочая смена! У станка стою, болванки тяжелые вытачиваю. Хочу мяса, хочу яиц, хочу сметаны!
– Грех это!  – отчеканила сквозь зубы Варвара. – Нужно потерпеть, скоро Пасха.
Семен хотел сказать что-то еще, но осекся, махнул рукой и в сердцах так жахнул входной дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
А Варвара Анатольевна даже бровью не повела, продолжая невозмутимо вчитываться в молитвослов, потому что за тридцать лет семейной жизни привыкла к перепалкам.

Читать далее “Постница” →

Архимандрит Нектарий (Головкин)

Повесть

 

Анатолий с женой Татьяной, подъехали на машине к мосту через небольшую быстробегущую речку Яузу. Их взору предстала следующая картина: двое довольно крепких мужчин средних лет, одетых в болотные сапоги по пояс, вытаскивали наполненную рыбой сеть на каменистый берег. Вокруг суетились люди, которые подбирали с прибрежной гальки уже ранее пойманную рыбу. Лица у всех были озабоченные. Несмотря на то, что огромное количество рыбы нужно было скорее собрать, все же они часто с опаской озирались по сторонам. По всему было видно, что эта рыбалка была попросту браконьерством. Анатолий резко остановил машину, так что заскрипели тормоза. Все рыбаки разом устремили свой обеспокоенный взгляд на подъехавших, но, поняв, что это не рыбнадзор, продолжили свое дело. Вновь прибывшим было очень любопытно смотреть на это зрелище. Впервые в жизни они стали свидетелями такого улова. Выйдя из машины, и, подойдя к краю моста, Анатолий посмотрел вниз. Все русло реки буквально кишело рыбой. Её так же было множество под мостом. В голове у Анатолия промелькнуло детство, он вспомнил, как с братьями часто ходил на рыбалку, но такого количества рыбы он не смог припомнить. Вдруг его охватило острое желание тоже наловить рыбы. Но чем? Ведь у него нет ничего с собой для рыбной ловли. В его мозгу лихорадочно один план сменялся другим в поисках скорейшего выхода из затруднительной ситуации. Вспомнил он, что едет навестить родного брата Ивана в соседнюю деревню. Хотя брат постоянно живет в Москве, но в соседней деревне у него дача, и как раз в эти дни он с женой Тамарой там отдыхает.

– Может у него, что-нибудь есть для рыбалки? – подумал Анатолий.

-Танечка, быстрей в машину, – поспешно проговорил он.

И машина резко сорвалась с места. За считанные минуты преодолев, пять километров, он тормозит у, уже довольно обветшавшей, но многократно латаной, дачи брата. Выскочив из машины, он вбегает во двор.

Читать далее “Что есть Истина. (УЛОВ)” →

Я служил тогда в Александро-Невской церкви, что в Шувалово-Озерках. Однажды подходит ко мне пожилая женщина с загипсованной рукой и говорит: «Батюшка, освятите мне, пожалуйста, квартиру!».

– Да, конечно, освящу, – ответил я, – вы только напишите мне записочку с вашим адресом и телефон укажите, а я, когда освобожусь, позвоню.

Спустя день я позвонил – мы договорились о времени, и вот я приехал к ней.

Приготавливая все необходимое для освещения квартиры, я заметил, что Любовь Ивановна, – так звали хозяйку, – немного нервничает, поглаживая свою сломанную руку.

Сочувствуя ей, я спросил: «Что у вас с рукой?».

Она, нервно передернув плечами, и, махнув здоровой рукой, сказала: «Ах, отец Кирилл, у меня здесь такое творится…, я уж и не знаю, что и думать!».

Ну, вы расскажите, поделитесь со мной, может, чем я буду полезен!

– Да, да конечно, поэтому я вас пригласила и, глубоко вздохнув, продолжила, по ночам у меня бывает такое, что и сказать страшно – меня душит чья-то волосатая рука!
– А может у вас астма или сердечная недостаточность, мало ли бывает, не хватает воздуха вот и снится всякое?
– Нет, нет, батюшка, волосатая рука, только по локоть она видна, а дальше нет.
– Как давно это у вас? – спросил я.
– Да давно уж, я всякий раз тогда читаю молитву «Отче наш…» и когда заканчиваю словами «и избави нас от лукавого» – рука исчезает.
– Ну а с рукой – то вашей что? – указывая на загипсованную руку, спросил я.
– Соседка у меня и, понизив голос, слегка наклонившись вперед, указывая большим пальцем через плечо на выход – колдунья! Такая уж она неприятная, всякие гадости делает. Бывало, придет соли попросит, а то еще какую вещь. Мне люди говорят: не давай ей ничего – она на них и колдует!
Я ей теперь ничего не даю и стараюсь быстрей домой прошмыгнуть незаметно по лестнице.
Ну а несколько дней назад подхожу к двери смотрю – ручка чем-то намазана. Надо было не трогать рукой, может, ничего и не было! А теперь вот видите, рука сломана – и она выставила ее вперед.

Да, много людей недоброжелательных и злых – добавил я – есть и колдуны, что тут скажешь, сам сталкивался с ними не раз.

– Ну что ж, пора освящать квартиру! – предложил я, и мы начали молиться…

В первую же ночь, после этой истории, я просыпаюсь у себя дома от какого-то странного стука – такая мелкая дробь – тук, тук, тук. Что такое, думаю, кто стучит? А в комнате светло было от лунного света – все предметы видно. И вот, вижу аналой, на котором у меня Евангелие и Крест лежат, подпрыгивает на паркетном полу. Что за диво? – подумал я – такого в жизни не видывал! Пожалуй, начну с того, что перекрещу. И осенив крестным знамением со словами: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь!» – аналой остановился

Архимандрит Нектарий (Головкин)

«Ты сам первый судия твоим делам, а потом уже судит их Бог.

 Ты пишешь себе закон прощения и наказания и изрекаешь себе

приговор того или другого…».

 (святитель Иоанн Златоуст).

С середины июня Зинаида начала посещать православный храм в поселке О-во. Чтобы добраться туда  приходилось час трястись по ухабам в рейсовом автобусе, а потом еще три километра  идти пешком через перелесок. Конечно, Зине  было удобнее окормляться в церкви, расположенной  рядом с  домом, но на воскресные  богослужения там собиралось  такое количество прихожан, что подойти к солее, дабы внимать проповедям настоятеля,  не удавалось, и сосредоточиться на молитве не получалось – то пихнет кто-нибудь, то заденет.
Приход  сельского храма был немногочисленным, и летом дорога до  О-во  была  Зинаиде не в тягость. Шествуя  к церкви по зеленой березовой роще, женщина любовалась природой, наслаждалась пением птиц. Но вскоре наступила  промозглая осень,  лесную тропинку  размыло дождем.
Хмурым октябрьским утром  до О-во Зина ехала  с приключениями –   на трассе сломался автобус,   ждать следующего пришлось сорок минут. Боясь опоздать на литургию, Зинаида изо всех сил припустила по лесу, да ненароком поскользнулась  и, распластавшись в вязкой  грязи,   кое-как очистила одежду, умылась у ручья и  продолжила путь.
Влетев в храм, она встала в очередь на исповедь, принялась настраиваться на покаяние, но ход ее мыслей прервала веселая  «Ламбада»: из  нежно-розовой  сумочки,  сиротливо лежащей на полу, раздался сигнал мобильного телефона. Навязчивая мелодия, не прекращаясь, то затихала, то  восходила по нарастающей.
Нервно озираясь по сторонам, Зина заметила  молодую девушку в розовом платочке и  почему-то решила: «А вот и хозяйка модного редикюля. Ну, я сейчас ей зада-а-а-а-м!».

Читать далее “Прощеное воскресенье Касатки” →

Рассказ

Архимандрит Нектарий Головкин

Зимняя стужа. Я еду вот уже более двухсот километров из Ленинграда на мой приход. Сидя в первом ряду автобуса, я, через лобовое стекло, всматриваюсь в темноту. Наконец, вижу долгожданный дорожный знак, указывающий направление к рыболовецкому посёлку, куда мне и предстояло идти ещё пять километров пешком.

– Остановите, пожалуйста, – обратился я к водителю. Автобус мягко остановился у обочины. Поблагодарив его, я соскочил с подножки. Прошло мгновение, и автобус исчез в ночном зимнем тумане. После теплого уютного салона, меня охватил холодный пронизывающий ветер. Застегнув самую верхнюю пуговицу зимнего пальто, я бодро зашагал в сторону посёлка Борисово.

     Передо мной была занесенная снегом асфальтированная дорога. В первые минуты ходьбы, я с удовольствием прислушивался к хрусту снега под ногами. Небо, в этот поздний зимний вечер, было безоблачное, и я стал взглядом отыскивать среди тысяч ярких звезд Большую Медведицу. Внимательно всмотревшись в бескрайнее небо, я почти сразу заметил ковш, ибо так выглядит созвездие. Привычным уже взором отыскиваю и Малую Медведицу.

– А найду ли я Кассиопею? – подумал я, и вот, уже через несколько секунд любуюсь ею, она напоминает мне букву М, только перевернутую. Я не мог оторвать глаз от манящей меня красоты величественного небесного звездного купола, так радующего моё сердце.

– За всё благодарю Тебя, Боже! – шептали мои уста, – но дай мне духовные силы миновать эту красоту и стать вне сего движимого и изменяемого, и умом объять Твою премудрость и непостижимую силу, от которых зависит все, что имеет бытие. Очи Твои, Господи, смотрят неуклонно на сынов человеческих и ничто не укрывается от Тебя: ни мысль, ни мечта, ни сердечное какое бы ни было ощущение. И пребываешь Ты, Господи, в сердцах праведных, как в храме Своем!

      Со звёздного неба я перевёл взгляд на снежные серебристые поля, которые окружали меня со всех сторон. Все кругом было таинственно прекрасно. Сказочная неописуемая красота вокруг молчаливо свидетельствовала о величии Творца. Вдоль дороги, в пятидесяти метрах от меня протекала небольшая речка, которая впадала в Ильмень-озеро. По обоим берегам её рос кустарник, покрытый хрустальным звенящим инеем, изредка стояли одинокие величавые ели, укутанные пушистым снегом. Мне они были хорошо видны при звёздном небе и холодном блеске луны.

     До ближайшей деревни Волковицы оставалось несколько сот метров. Я спрашиваю себя:

 – А почему эту деревню назвали Волковицы, может здесь водятся волки?  Вдруг до меня донесся треск льда, и я от неожиданности вздрогнул. Действительно, до сих пор, кроме хруста снега под ногами, была упоительная тишина. И вот, этот треск! Что он значит? А может это волки? – спрашиваю я себя, – мне нечем-то и защищаться… И, неприятно поежившись, я еще быстрее зашагал по дороге. Наконец, и деревня. Вот уже рядом вижу вековые стволы деревьев с отпиленными сучьями, которые стоят вдоль улицы, прикрывая собой заснеженные дома. Здесь-то, наверное, волков нет, –  облегчённо подумал я, и почувствовал себя в безопасности. Света в домах не было. Вся деревня погрузилась уже в безмятежный сон. Только собачий лай, доносящийся до моего слуха, нарушал этот покой.

     Но вот и деревня уже позади, видя необъятные просторы, я вновь ощутил себя одиноким и беззащитным. Подул порывистый ветер.  Пронизывающий холод охватил меня с ног до головы. Я поднял овчинный воротник пальто, но этого мне показалось мало, и тогда я решил еще опустить клапана шапки, завязав шнурки под подбородком.

– Теперь пусть дует этот противный ветер! – радовался я, – мне он не страшен, надо набраться немного терпения, да и идти осталось всего чуть менее трех километров.

Наконец, село Борисово – мой приход, где я служу почти год. Уже виден в морозной дымке и мой белый каменный храм Покрова Богородицы. Пройдя мост и повернув налево по дороге, я уже шагаю по улице к храму. Прохожу добротный дом бабы Насти, покрашенный желтой краской, в окнах у неё света не вижу, видимо, все уже давно спят, ведь баба Настя рано встает – у неё корова… Какой она все-таки добрый человек: и приходу помогает, убирая храм, и меня часто угощает парным молоком и творогом. Жаль только, что у неё сын пьяница. Никак не хочет взять обет трезвости. Зову, зову его!..

А вот и старый, довоенной постройки, пробитый осколками от снарядов, дом Лидии Николаевны – старосты прихода. Побольше бы таких людей! Войну пережила. Детей вырастила, сын генералом стал, в Москве живет… Как много мы с ней сделали ремонта в храме, и как же она радуется, ну прямо как дитя! Тоже уже, наверное, спит. Да, точно – света в окне не вижу. Время-то сейчас уже почти двенадцать ночи! Вспомнилось, как она меня часто, когда я приезжал днём, после длительной и утомительной дороги из Ленинграда, приглашала к себе на обед. Накормит, бывало, душистым деревенским борщом из русской печи – лучше ничего не едал! Вот интересно, а истопила она мне сегодня вечером печку или нет?  Старенькая ведь. Радость моя! – она почти всегда топит её перед моим приездом на приход. Хорошо, что я ей отдал запасные ключи от моего дома!..

Вот, наконец, и мой служебный церковный старенький дом на углу кладбища, против храма. Я открыл дверь, и нащупывая в темноте выключатель, почувствовал, как на меня повеяло уютным тёплом … Слава Тебе, Господи, за ВСЁ!..