ГЕОРГИЙ ЕРМОЛОВ

Она родилась в маленьком армянском городке возле самой границы с Карабахом. Первые впечатления детства, запомнившиеся особенно ярко – это противный, вкрадчивый шелест снарядов, пролетавших над самой крышей. Родители, как и большинство местного населения, потеряли работу. Кормились тем, что удавалось выращивать в огороде, да ещё отец с риском для жизни пробирался сквозь зону боевых действий, чтобы добыть для семьи хоть что-то из съестного в другом городе.

С самых ранних лет она ощущала себя не такой как все. Объяснить это было трудно, а для ребёнка и вовсе невозможно. Было лишь чувство гнетущего одиночества и острой нехватки любви. Ещё до её рождения в семье стали происходить странные вещи. Росли необъяснимые озлобленность и отчуждённость. Врачи сказали маме, что ребёнок лежит в утробе не правильно и придётся делать кесарево сечение. Мама испугалась и стала с ней разговаривать. Она и по сей день уверена, что именно тогда впервые услышала маму, потому что самостоятельно перевернулась и роды прошли нормально. Потом родился младший брат, очень слабый и болезненный мальчик. Врачи были уверены, что он не выживет, но он выжил.

Девочка росла странной. Постоянно плакала без всякого повода, часто случалась беспричинная рвота. Контакта со сверстниками не получалось. Когда дети играли, она стояла в стороне и молча наблюдала. Казалось, она постоянно к чему-то прислушивается внутри себя, и никто не догадывался, что слушает она собственную внутреннюю музыку, которая звучала в ней, сколько себя помнила. Окружающих это пугало, как пугает всё непонятное.

Читать далее “ПОБЕДИТЬ ЗВЕРЯ” →

Он хотел жить! Он страшно хотел жить. И потому согласился ослепнуть. Врач тюремной больницы объявил ему смертельный диагноз и недолгую жизнь, если… Если не подрезать зрительные нервы. И он согласился. Неведомо, что это ему стоило на 44 году очередного приговора за «ерунду»: стащил сумку у старушки с тремя рублями и батоном на кладбище, а она, недолго думая, кинулась в милицию, и его тут же поймали. Уж в который раз.

Но именно ослепшим он стал ходить в тюремный храм, и православная братия считала за послушание провожать его, огибая плац, из дальнего инвалидного отряда, куда его перевели после операции. Вот так он и ходил в церковь, исповедовался и причащался Святых тайн, а по праздникам только и отличался от всех на общих фотографиях: как-то по-особенному закатывал глаза.

А тут уж и срок подошел. И мне как старосте тюремного прихода очень хотелось помочь ему, такому беспомощному, с поисками жилья.

Читать далее “ОН ХОТЕЛ ЖИТЬ…” →

Господь при рождении дал мне многое, и даже плохое зрение, чтобы лучше слышать и чувствовать. Так заботливо пеленает любящий родитель ручки младенца, дабы они не повредили малышу.

С трудом вспоминаю черты врача, который в далёкие восьмидесятые сообщил мне, что  перспективы обрести зрение окончательно перестанут меня волновать через пару-тройку лет.  По его мнению, к этому времени я должна буду распрощаться с его остатками, за которые так отважно боролась с пол­­утора лет. Как я ему благодарна! Если бы не он, я никогда бы не научилась вязать, писать и готовить еду не глядя. А главное, не стала бы учить молитвы наизусть.

Слава Богу за всё!

Часто  вспоминаю милую женщину трогательного возраста, в котором теряет смысл подсчёт даже десятилетий. Я повстречалась с ней на автобусной остановке по дороге в Академгородок Новосибирска, где прожила много лет.

Тепло одетая, закутанная в белый пуховой платок, она неожиданно ловко балансировала на гребне сугроба, заботливо оставленного снегоуборщиком на обочине. Я не могла не окликнуть её, чтобы предупредить об опасности. Но увидела нечто! Её светлое, будто яичко, приготовленное к Пасхальному убранству, лицо светилось изнутри. Голубые глаза, сохранившие в себе кусочек небесной выси из детства, искрились. У меня перехватило дух, но я взялась объяснять ей, насколько опасно стоять так близко к дороге.  Вскоре я поняла, что она почти ничего не слышит. Она, увидев мою растерянность, решила внести ясность и начала свой рассказ:

Читать далее “В гостях у батюшки Серафима” →

Знания о Боге скрывались и стирались из памяти людей советского общества в течение многих десятилетий, но душа человеческая, не подчиняясь законам диалектического материализма, всегда ищет созвучное себе. К сожалению, не всякому ищущему удается миновать множество ловушек, расставленных по дороге к правде, и не пойти по опасному пути, на который указывает яркая и завлекательная «стрелка»…

Юность Ирины пришлась на начало перестройки. В то время на экранах телевизоров господствовали Кашпировский, Джуна, Чумак. Размах их деятельности был поистине впечатляющ. Есть такое выражение: «Хорошее дело в рекламе не нуждается», – а вот чтобы всучить товар с гнильцой, надо его расхвалить и сделать покрасочней упаковку. Именно в такой яркой, бьющей в глаза «упаковке» и навязывали свой «товар» новоявленные проводники в неведомый мир различных духов.

Позже Ира с изумлением и страхом вспоминала, насколько беспечны и легковерны были она и ее студенческие подружки, бестрепетно вступая на широкий путь массового увлечения мистикой.

Читать далее “Не искать иных чудес” →

– Кем ты хочешь стать?

– Человеком, которым хочется быть.

Ведь совершенно не имеет значения, кто перед тобой – учительница, космонавт, менеджер или буфетчица, но, если человек светел, ясен, полон спокойной уверенности и умеет по-детски радоваться, то ближнему захочется уподобиться ему, перенять это искусство. А то, кем ты хотел стать, кем ты стал – это поблекнет, потому что по-настоящему хочется стать только тем, кому хорошо с собой, так хорошо, что и другим светло бывает рядом.

Учись быть собой, погружаясь во внутреннюю тишину и темноту до тех пор, пока не почувствуешь свет, который будет расти и постепенно прольется наружу, тогда и ты выходи вовне, к людям, являя им человека, которым захочется быть.

---

Мы постоянно что-то считаем – то деньги, то дни до отпуска, то соседа дураком…

Но кому от этого радость?

От этого счета только волнение, возбуждение и томление духа. Однако можно считать с пользой. Например, считать звезды. Главное помнить, что небо недаром похоже на море, а потому считать звезды необходимо так же, как ловить рыбу – в тишине, чтоб не спугнуть.

Раз, два, три…

---

Ты никогда ничего не увидишь, пока не прекратишь везде искать глазами зеркало. Смотришь на собеседника, а не видишь его, слушаешь, а не слышишь, потому что непрестанно думаешь: “А нравлюсь ли я ему? А что он про меня сейчас думает? А что он будет думать после?”. И так ко всем, со всеми, всегда… один и тот же вопросительный, ищущий взгляд: “Ну как я тебе?”.

А что ответят глаза напротив – этого ты никогда не поймешь, потому что в своей тревоге видишь только свое отражение, ты зациклен на себе и в других видишь свои страхи.

Разбить зеркало – хорошая примета. Разбей, но не смотрись в осколки, а просто выбрось, выдохни и оглядись кругом, тогда увидишь и почувствуешь любовь, которая не ищет своего и ничего не требует. Всё хорошо.

---

Ты можешь бросить курить, пить, смотреть телевизор… очень много чего бросить, чтобы стать свободнее, но бросишь ли ты себя?
Нет, не с крыши многоэтажного дома – это не сделает тебя ни выше, ни сильнее, напротив, будешь мокрым пятном внизу. Себя освобождают иначе – малыми шагами: победи в споре себя – это всего сложнее, когда знаешь, что прав, но не доводишь до победы над другим, оставляешь, понимая, что любовь выше справедливости. Когда обидевший тебя просит у тебя же помощи – помогаешь ему от души, даже если предаст снова, ты помнишь, что любовь выше справедливости.

Теперь ты начинаешь уступать места не только пожилым людям, инвалидам, беременным женщинам и пассажирам с детьми, но любому ближнему, каждому. И где будет твое место? Ты уже не в вагоне, ты ведешь состав, а в конце тоннеля ослепительный Свет, от которого нечем укрыться тому, кто обе руки подал ближним.

---

Всё ощутимее кругом некрофилия – влечение к неживому: наши телефоны стали наши друзья, машинам дают имена, поглаживают блестящий пластик… Чуткие к моде женщины стремятся заменить живую плоть силиконом, гелем, синтетикой. А только всё это напрасный труд, ведь жизнь всегда побеждает, потому что воскрес Спаситель. Пасха – не есть памятная дата, потому что нет больше дат, даты жизни-смерти зажимали человеков в маленькую черточку между, но эта линия теперь перечеркнута, а через крест открывается путь вверх, которому нет конца. Мы все жители чудо-острова Пасхи, наша Радость постоянна, и даже Сизиф катит свой могильный камень подальше от кладбища.

Смерть, где твое жало?

 

---

Как ты подходишь к младенцу? Что делаешь с ним? Ты качаешь его колыбель, легко, взад-вперед, вдох-выдох… поешь песню, где бывают странные слова, но всегда ясный ритм. Ты улыбаешься ему, учишь его ощущать и рассматривать собственные руки, пальцы; называешь его имя, чтоб он привык к этому звуку; ждешь, чтоб он задремал, а потом тихо выходишь из комнаты, продолжая улыбаться. Так нужно быть и со взрослыми.

– А я не знаю, как с младенцами обращаться… я теряюсь и боюсь.

– И что же ты тогда с ними делаешь?

– Не трогаю их вовсе.

– Так нужно быть и со взрослыми.

---

Женщину влечет юг, желание уснуть в его обжигающих объятьях среди цветов и плодов изобилия. Мужчина идет на север, оставляя первые следы на белом, огнем побеждая лед.

Ты можешь избрать и Срединный Путь – на восток. Но и там будешь холоден в предрассветный час и горяч в лучах восходящего солнца. Если можешь светить – иди на запад, где давно ночь, а человека ищут с фонарем, но не находят, ибо он тёпл и не дает ни жара, ни тонкого хлада.
Не играй в карты, география тут бесполезна.

Просто встань и иди на все четыре стороны – таков твой Путь, твой крест.

---

Слухи о том, что современный человек вот-вот утонет в информационных потоках явно преувеличены. Человек теперь проводит большую часть жизни в неосознанных, случайных и хаотичных движениях: покупает футболку с надписью о любви к Нью-Йорку, толком не зная, где этот Нью-Йорк, а главное – зачем он нужен ему тут, в Орле или Саратове; покупает пирожок, не зная точно, из чего и как он сделан; по памяти может рассказать несколько голливудских сюжетов, да и то имена спутает. А человек традиционного общества плавно качался на волнах знания, делавшего весомой и осмысленной каждую деталь быта: любая баба точно знала, что означает лебедь или лягушка на переднике или полотенце, где и почему вышито дерево; когда и с чем пекутся пироги; и очень многие хранили в голове запас сказок-песен, которых бы на тысячу и три ночи хватило.

Потоки нынче бурлят, да глубина – по щиколотку.

Иван Неизвестный — так звали друга моего отца, который часто заходил к нам на огонёк, когда мы жили в рабочем бараке на Крайнем Севере, где родители трудились на строительстве Ждановского горно-обогатительного комбината, а мы с братом постигали азы школьного знания. Отец работал шофёром, а мать трудилась в рабочей столовой.

Мы только-только приехали из деревни, где Хрущёв совсем завинтил гайки и выживать с детьми стало тяжело. Вот потому наши родители и завербовались на Север. Они, слава Богу, работали в леспромхозе, колхозниками не были, и паспорта у них были на руках. А колхозников не отпускали, не выдавал им на руки паспорта председатель.

Барак был на 16 отдельных небольших «квартир» — комнат, в которых размещалось человек 50, а то и 60 рабочего народа и детишек. Шумное, но веселое было сообщество, строившее светлое будущее, т. е. коммунизм. Кого в нашем бараке только не было! Тут и русские, и украинцы, и белорусы, и армяне, и молдаване, и даже азербайджанец какой-то был. Одним словом — половина национальностей Советского Союза с разными фамилиями и именами. Я и сейчас помню эти фамилии, помню многие подробности этого ушедшего навсегда отрочества. Семь лет наша семья жила на Севере, зарабатывая тот самый «длинный рубль», за которым и приехала, чтобы купить потом себе дом в Лодейном Поле, недалеко от родной деревни отца, моряка-балтийца и героя-фронтовика. Читать далее “ИВАН НЕИЗВЕСТНЫЙ” →

(Заметки о народной педагогике)

«Посеянное же на доброй земле означает
слышащего слово и разумеющего, который
и бывает плодоносен».
Матф. 13.23.

За стенами церкви мирская жизнь (а какая она нынче…), и вот мы готовы противопоставить ее церковной, отрицаем даже. Порой христианское чтение, не всегда верно понятое, туда же: «Мир во зле лежит»… Жизнь мирская и жизнь церковная… как их соединить? – жизнь-то у человека одна. Но, верится нам, что все мирское – необходимо, что от Бога оно, и современную жизнь одухотворить можно. И это не легче и не труднее, чем в апостольские или в какие иные времена. Мирская жизнь это наша плоть, всегда при нас: подступает помыслами, течет какими-то своими путями, воспоминаниями – «звук глухой в лесу ночном». Это земная персть, поле битвы и брани нашей… и это от Бога. Мир лежит во зле (т.е. доступен злу, греху), но он не зло – он от Бога. Часто с упрямой энергией новообращенных, мы корим мирскую жизнь и так и сяк… Ну что же, и это по-русски… и это пройдет.

В этих кратких заметках попытемся обозначить какова была она, эта мирская жизнь в не столь отдаленные времена у нашего народа. Какова была степень одухотворённости ее, что такое «народное православие», что такое Традиция (а она и есть проявлением единства мирской и церковной жизни). Речь пойдет о такой области традиционной народной культуры, как народная педагогика. Читать далее “Добрая земля” →

– На нашем берегу ночь стояла дремучая, такой густой тьмы я никогда в жизни не видела. На подходе к реке было так много милиции, что протиснуться к пристани было невозможно. На правый берег переправлялись на паромах, катерах, лодках. Призывников встречали военные и сразу отправляли на станцию. Мама моя с кумой хотели перебираться вплавь, но Волга так разволновалась, так расчувствовалась, словно знала, что в последний путь провожает, и женщины наши плыть не решились. Они долго шли по берегу, наткнулись на удильщика, он и перевёз преданную двоицу на берег расставаний. Несколько километров до станции шли пешком, а там мама у самого эшелона папу и отыскала. Уже из вагона папа крикнул: «Ириша, только Томочке косы не стриги!»

А в конце лета в праздник Сретения Владимирской иконы Божьей Матери мы получили единственное письмо от папы. Он воевал под городом Великие Луки. Как папа наказал, продали всё: свиней, козу, кур, всю его одежду, только образ Богородицы берегли.

Помню, я маленькая совсем, а папа несёт меня на руках в громадный собор, что красовался на крутом волжском берегу. Я такой красоты, как наш пятиглавый Покровский собор, не забуду никогда. Пять вызолоченных куполов в солнечный день были видимы на 15–20 вёрст окрест. Рядом с царственным храмом красовались церковь Живоначальной Троицы и колокольня. Эту нашу городскую нарядность испоганили, маковки сорвали, иконы пожгли, а сосуды богослужебные, кресты, оклады иконные – всё на переплавку пустили, одежды священников, покровы напрестольные на половики и тряпки изодрали, мы всем городом взвыли, когда из икон кормушки для скота мастерили, а сколько ликов святых на собачье жильё пошло. Прости Господи! Помню запах костра, странный он был, ладан напоминал, а дымовая завеса возносилась в небо и пахла смирной. Папа выменял у солдат икону Владимирской Божьей Матери, вот эту, – и бабушка показала на образ, который висит над моей кроватью с рождения.

– В тот год осени почти не было, студёная зима подоспела рано. Около дома мы выкопали траншеи, женщины лопатами работали, а мы вёдрами таскали вымерзшую землю. За городом вначале копали окопы все, кто у церковного клироса собирался, а потом и вся улица Пушкина пришла, а за ней и Урицкого, и Володарского. Мама с подругами кирками и ломиками раскалывали землю, а мы вручную выкидывали обмёрзлые земляные глыбы. Озябли, есть хотелось, а я всё мнила, что окоп мой папе достанется. А потом налетели «лаптёжники» и давай бомбить, гул от «юнкерсов» ярый исходил, я от страха коченела. Рвануло рядом с блиндажом, в укрытие никто не успел. Маму отшвырнуло взрывной волной, а меня покорёжило, осколки попали в грудь, шею и голову, а самый большой в косах запутался. Очнулась, а вокруг меня соседские ребятишки лежали и родители вперемешку. Алый снег перемешался с грязью, и всё это каменело на глазах. Потом в госпитале меня подлечили, только ранение в грудь давало о себе знать, от попавшей слякоти сильнейшее нагноение образовалось, вылечить не могли. Раз в три дня мама сажала меня на санки и тащила на перевязку через обледеневшую Волгу на правый берег. Госпиталь на нашем берегу «лаптёжники» разбомбили сразу, как мама меня увезла домой. От врачебного дома остались только дымок и кирпично-чёрная россыпь.

На мой день рождения, после Рождества, похоронка пришла. Папа пропал без вести. Только маму знать надо было. Её ни война, ни холод, ни голод остановить не могли. Мама молилась, писала, ходила, просила, но о муже своём знать хотела всё: где? когда? Веровала, что недоразумение, надеялась, что папа ранен или контужен. Мама большая постница была, всё, как положено уставом церковным, соблюдала. Таких-то, как мама, Богородица завсегда услышит. Как блокаду Ленинграда прорвали, так мы ответ и получили. Папа утонул в Ладожском озере. В декабре сорок первого. Он возглавлял продовольственный обоз, который прорывался к блокадникам. Сидел за рулём первой полуторки, в ней и ушёл под лёд во время налёта смертоносной стаи. Размашистая могила у папы, «Дорогой жизни» он одним из первых шёл.

Она замолчала. Глядя на неё, я стыдливо косился на подарочную коробку, приготовленную для моего крестника, на которой было написано: «Предлагаем Вам один из легендарных самолётов Второй мировой войны, грозный истребитель танков «Юнкерс Ju-87G2», который стоял на вооружении фашистских оккупационных войск! Этот истребитель долгое время был настоящей грозой неба, наносящей ощутимый урон нашим боевым танковым частям. Он был одним из массовых летательных аппаратов, созданных немецкими конструкторами из конструкторского бюро «Юнкерс». Вооружён он был мощными пулемётами и длинноствольной 37-мм пушкой. У него изящные, хищные линии, за которыми скрывается огневая мощь того времени и высокая маневренность. Конечно, таких машин сохранилось со времён войны очень мало, но Вы сможете Вашего малыша приобщить к этому историческому раритету. В нём воплотились многие прогрессивные технологии середины тридцатых и начала сороковых годов прошлого столетия. Подарите ему этот набор!»

А бабуля продолжала:

– В крещенские морозы наша сибирская кошка запрыгнула ко мне в постель и давай тереться об меня и урчать, а потом начала вылизывать мне рану, я сначала не давала, боялась. А потом до самого Благовеста я просыпалась каждое утро от нежного мурлыканья и ухода за незаживающей раной нашего хваткого крысолова, а на Вербохлёст хворь моя вся вышла.

Сердечная неугомонность, радость детских воспоминаний не покидали маму моей мамы, и она продолжила:

– Школа была рядом с домом, но её из-за бомбёжек закрыли. Учились дома, окна всегда завешивали одеялами или простынями. Мы всё боялись, разбомбят немцы платину и большой Волгой нас всех смоет.

А в мае на Владимирскую к нам на постой определили трёх красноармейцев, никогда их не забуду. Я сызмальства любила стирать. И так мне в свои одиннадцать лет стирать нравилось, всё чудилось, что папе кто-то стирает сейчас гимнастёрку, шаровары или исподнее. Навалила я в бельевую корзину грязных вещей защитного и белого цвета – и на Волгу, а со мной и соседские девчонки увязались. Пока стирали, так раздухарились, что очередную атаку самолётов не заметили. «Лаптёжник» оторвался от стального косяка, спикировал на нас под адские вопли. Взрывом меня оглушило. Я упала в воду и пошла ко дну. Слава Богу, постоялец наш увидел, как я тону, и прыгнул за мной, схватил за косы и вытянул меня, а немец всё осыпал и осыпал нас пулемётными очередями.

Рассказывая, она словно пребывала там, на волжском берегу. Бабуля была потрясающе улыбчива.

Ещё раз я посмотрел на модную цветастую коробку: маскировочный окрас, на крыльях чёрные кресты, свастика на хвосте, а на разрисованном фюзеляже скотская змеиная пасть, а под ним полыхающая Русь, Волга и моя бабушка. Я читал и не верил своим глазам:

«С помощью подробной инструкции малыш сможет подготовить всё необходимое для изготовления модели. Сможет самостоятельно или с Вашей помощью склеить модель с помощью клея, входящего в набор. И затем раскрасить самолёт в соответствии с боевой окраской техники военного времени. Процесс сборки модели способствует развитию мелкой моторики рук, усидчивости, повышенной внимательности. Пусть у Вашего малыша появится уникальное увлечение, и со временем внушительная коллекция моделей летающих моделей всего мира. Начните с этой модели создание коллекции уникальных игрушек! Рекомендуется для детей от 8–12 лет и старше».

– Через некоторое время защитники наши нас покидали, напоследок они оставили нам две банки тушёнки, куска три сахара и морковный чай, в тот день я впервые насытилась за первый мёрзлый военный год. Спаситель мой на папу был похож, высоченный, светловолосый, голубоглазый. До войны он работал плотником в Боголюбово, что под Владимиром. Он носил сильно полинявшую гимнастёрку, на которой выделялось несколько маленьких латок, на петлицах три треугольника, а на пряжке рыжего ремня сияла звезда. Грудь солдата украшала медаль на багровой колодке с красной надписью «СССР». Помню сверкающие его начищенные сапоги и автомат с круглым диском.

Поздней осенью пришло письмо от нашего гостя, он воевал под Волховом, был ранен во время налёта «юнкерсов», а в госпитале повстречал моего папу, который строго-настрого приказывал мне не стричь косы.

Бабушка расплела свинцового цвета косы и расчёсывала их гребешком моей прабабки, который когда-то смастерил её погибший муж. Урчала трёхцветная персидская кошка, лежавшая на коленях у говорливой старушки, а вокруг образа, дарованного Вселенной Евангелистом Лукой, кружила тополиная кидь.

Я вышел на лестничную площадку, открыл мусоропровод и отправил в последний путь «штуку» – это грозное оружие люфтваффе.

Александр Орлов

 

    Клирос – в Православной церкви место, на котором во время богослужения находятся певчие и чтецы.

     Юнкерс Ю-87 «Штука» (нем. название «Юнкерс», рус. прозвище «певун», «лаптёжник», реже — «лапотник»; нем. Stuka =Sturzkampfflugzeug — пикирующий бомбардировщик) — одномоторный двухместный пикирующий бомбардировщик и штурмовик времён Второй мировой войны. Отличительными чертами самолёта стали крыло типа “перевёрнутая чайка”, фиксированное неубирающиеся шасси и рёв сирены при пикировании.

 

– А как ты встретил своего первого немца?

Дед ответил:

– Он пришёл сам, воровал у нас яйца в курятнике. Здоровенный такой, рыжий, коротко стриженный, весь в веснушках. Рукава серого кителя закатаны по локоть, широкие форменные брюки, вычищенные сапоги. В левой руке  – стальная каска с яйцами, а в правой – парабеллум, направленный на меня.

– А потом, что потом?

– А потом я и ещё несколько моих сверстников проследили, как двое немцев ушли за околицу.

Ему было тогда пятнадцать.

– У вас было оружие? Откуда?

– Оружие мы находили повсюду, без оружия никого не брали в партизанский отряд. Мы, подростки, заигрывались в войну, сражались в окопах среди убитых красноармейцев. Обращаться с оружием не умели, точнее – только учились; случалось, и себя, и друг друга в этой боевой забаве калечили. Читать далее “Парабеллум” →

Все началось с того, что я хандрила: то не так, это не так, семейные проблемы. Мой духовный отец увещевал меня, как мог, и в один прекрасный момент благословил работать в храме святого благоверного царевича Димитрия при 1-й Градской больнице. Я прошла собеседование и была принята на работу оператором справочной службы «Милосердие».

И вот я в службе «Милосердие», в самом его эпицентре, там, куда все звонят и просят о помощи. Я испытываю поистине блаженное чувство от возможности помогать людям, попавшим в беду. Помогаю, утешаю. Мне все это очень нравится. Вокруг меня люди честные, бескорыстные, готовые прийти на помощь, а на другом конце провода – немыслимые страдания, беды, болезни. И всем им нужна помощь.

Структура службы и сложна, и проста одновременно. Есть телефон, на который поступают звонки. Оператор действует как координатор, есть огромная книга, в которой собраны все телефоны нужных служб, касающихся помощи. Если звонит бездомный и хочет поесть, помыться, переночевать – этим занимаются специалисты по работе с бездомными. Если звонок о помощи больному родственнику, нуждающемуся в постоянном медицинском уходе, то он передается в патронажную службу. Если звонит бабушка, оставшаяся без попечения, и ей нужно помочь помыться, убрать квартиру, погулять с ней, то звонок записывается в базу и отправляется на почту координаторам добровольцев – людей, которые после своей гражданской работы занимаются всеми этими просьбами добровольно и бесплатно, то есть совсем бескорыстно.

Помню, что несмотря на все трудности, на тяжелый повседневный труд, я всегда хотела идти на работу. Это чувство удивительное, мы радовались, что снова можем увидеть друг друга, и так складывалось, что все, кто работал в службе, между собой дружили. Даже с начальниками складывались дружеские отношения. Нам казалось, что это мы такие хорошие люди и умеем любить. Вскоре я поняла, что мы дружили благодаря еженедельным молебнам, которые проводил настоятель храма святого благоверного царевича Димитрия, руководитель и духовник православной службы помощи «Милосердие» протоиерей Аркадий Шатов (ныне Владыка Пантелеимон). Молебны об умножении любви.

На самом деле любви нужно было много, чтобы любить свою работу. Читать далее “Служба «Милосердие», или умножение любви” →

Однажды я беседовал с юродивым старцем Анфимом о природе Божьего промысла. Он был, как всегда, прям:

— Мы с тобой глупцы, чтобы говорить на такие темы, пусть лучше об этом судачат богословы. Они-то уж точно знают, что такое Божий промысел и как он проявляется. Они и книг много написали, вот и читай их, я-то ведь не знаю об этом ничего.

— Но я уверен, геронта, что Бог открывает тебе поразительные вещи, но ты, по смирению, отказываешься научить меня тому, что знаешь сам.

— По смирению? — геронта улыбнулся. — Да ты точно глупец! Говорю же тебе, я понимаю промысел и истину лишь в меру своего понимания, богословы — своего. И даже животное понимает его в свою меру. Что ж ты хочешь-то от меня?

Я сделал перед старцем земной поклон.

— Я хочу слышать из твоих уст, как ты это понимаешь!

— По-по-по, а ты еще глупее, чем я предполагал. Хорошо, я расскажу тебе одну древнюю историю, которую я услышал от своего старца, когда у меня возникли похожие недоразумения. Тебя это устроит?

— Еще бы!

— Старец мой говорил, что у этой истории — свой дух, который я смогу понять только по мере своего понимания. И то, что я ее понимаю по-своему, не значит совершенно ничего. Ты понял?

Читать далее “ОТЕЦ САВВА” →

События рассказа произошли в действительности. По этическим соображениям имена героев изменены.

Около девяти часов вечера в квартиру Анастасии кто-то позвонил. Распахнув дверь, женщина увидела своего соседа Сергея. Он поздоровался и, заикаясь от волнения,  с порога перешел к делу:
— Неудобно спрашивать, но… Не могла бы ты мне одолжить немного денег?
— Конечно!  — Настя юркнула в комнату и через минуту вернулась обратно, вручив Сергею несколько купюр.
— Спасибо! Я все верну в конце месяца…
— Да не волнуйся,  мне не к спеху. А у тебя что-то случилось?
Сосед  утер ладонью раскрасневшееся лицо и виновато опустил  глаза, губы его задрожали, на лбу выступила испарина. Очевидно, мужчина был чем-то расстроен.
— Хочешь чаю? – предложила Анастасия.
Гость проследовал за хозяйкой на кухню и, расположившись возле  обеденного стола, поведал свою историю…

*****

Сергей шел к метро по набережной Обводного канала,  спешил домой. В этот день на работе ему выдали аванс – целых десять тысяч рублей,  на которые его семье предстояло жить две недели.
Прикидывая в уме, как распорядиться деньгами, чтобы протянуть до зарплаты, Сергей заметил остановившуюся у обочины красную иномарку. Из машины вышел смуглый мужчина и  произнес на ломанном русском языке:
— Скузи, сеньорэ! Я прибыл в Петербург из Палермо  и не знаю, как проехать на улицу… Не могу разобрать ее название. Не поможете  прочитать?
Вглядываясь в мятый клочок бумажки, Сергей принялся объяснять, где находится указанный адрес, а иностранец  с нетерпением затараторил:
— Грацие, сеньорэ, грацие! Меня сегодня, как это сказать по-русски… Обворовали! Помогите, умоляю!
— Чем же я могу помочь? — растерялся Сергей. —  Думаю, вам следует обратиться в полицию.
—  О, это совершенно ни к чему! Лучше купите у меня джинсы.
— Джинсы? Да, вроде бы,  они мне не нужны…
— Берите! Отдам недорого,  всего за десять тысяч.
Идея спустить треть  месячного заработка на покупку хлопчатобумажных штанов показалась Сергею дикой. Пошарив в карманах, он предложил  собеседнику двести рублей:
— Увы,  мои финансовые возможности  ограничены, но, если вас это хоть чуточку  утешит, возьмите просто так.
Итальянец уставился на него немигающим взглядом, отчего Сергей  замер в оцепенении и почувствовал, как по телу вдруг побежали мурашки.  Что происходило дальше, толком он объяснить не мог, но, повинуясь негласной команде,  покорно достал из кошелька все свои  деньги и отдал гипнотизеру…
Сколько  времени Сергей пребывал в  прострации, сказать было сложно. Очнувшись,  он обнаружил на асфальте полиэтиленовый пакет, внутри которого оказалось пять пар  синих джинсов, и заохал, жестоко себя браня:
— Господи, что я наделал? Что я теперь скажу жене?
Скользя потухшим взглядом по сторонам, он заметил на горизонте луковицы куполов подворья Валаамского монастыря и подумал: «Нужно отнести эти вещи в храм, пусть раздадут их обездоленным. У меня одежды и так хватает, а бедные люди порой не могут себе даже носки купить».
Быстрым, уверенным шагом  Сергей  направился в сторону подворья и, спустя двадцать минут, вошел в церковь. Внутри он увидел пожилую женщину, которая собирала с кануна свечные огарки, метнулся вперед и протянул ей пакет с джинсами:
— Возьмите, пожалуйста, ради Христа!
Не поняв благих намерений незнакомца, старушка в растерянности замотала головой:
— Нет-нет, нам не положено! Заберите!
В этот момент из алтаря вышел священнослужитель и, приблизившись к Сергею, сказал:
— Пойдемте со мной, сейчас мы во всем разберемся.
Батюшка отвел мужчину в сторону, усадил на скамью,  выслушал о его злоключениях.  В завершении беседы Сергей передал  священнику мешок с вещами:
— Отче, я хочу, чтобы эти брюки достались нуждающимся. К вам  обращаются за помощью люди из малоимущих семей?
— Разумеется, таковых не мало. Не переживайте, все сделаем, как надо. Спаси Господи и благослови!

*****

— Вот такая оказия со мной приключилась, — вздохнул сосед.
— Не расстраивайся, Сережа! И насчет денег не беспокойся. Отдашь, когда сможешь,   –   попыталась утешить его Анастасия, размышляя о том, как поступила бы сама, и что сделали бы другие в подобной ситуации.
Она не сомневалась: преобладающее большинство постаралось бы перепродать  злополучные джинсы с намерением хоть как-то возместить собственные материальные потери,  поскольку «здравомыслящие» люди не станут заниматься благотворительностью на последние деньги …
Наверное, можно упрекнуть Сергея в излишней инфантильности и отсутствии бдительности, но…  Если говорить начистоту,  на «удочку» профессиональных мошенников попадались многие, ведь на земле существует зло,  которому человек  не всегда способен противостоять.
В этой истории Настя увидела главное: доверчивый, бесхитростный  Сергей смог обернуть скверное происшествие в пользу для своей души, ибо дорога милостыня во время скудости.

---

“И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила всё, что имела, всё пропитание свое”. (Мк.12:41–44).

Наталия Рогозина

Когда я лежала в больнице « на сохранении», перед рождением дочери, моя подруга принесла мне книжку «Заступница Усердная» — о чудотворных иконах Божией Матери, жизнеописание, рассказы о Ее помощи людям. Я как раз оставалась в палате одна, перед новогодними праздниками – не решилась уйти, боясь, что  ко мне даже «Скорая Помощь»  не приедет в новогоднюю ночь, если что…
И я, подавленная тем, что практически осталась одна в больнице, и, опасаясь, что роды начнутся именно 31 декабря (потому что все признаки указывали на такую возможность), открыла эту чудесную книжку. Начала читать, и  очень скоро страх мой улетучился, и я с головой погрузилась в жизнеописание Божией Матери, и умилялась силе ее любви к Богу и людям, силе ее веры…
В книге было много иконописных изображений Пречистой. Все они были прекрасны, но от одного я не смогла отвести взгляд. Это была икона «Владимирская», по преданию, написанная Апостолом Лукой на крышке стола, за которым трапезничали апостолы с Матерью Христа.
Кроткий взгляд Пречистой, личико Младенца Христа, устремленное к Матери, бесконечная нежность, любовь и предчувствие страшных страданий во взгляде Матери…
Не знаю, что было тому причиной, гормональная ли неустойчивость, или  Благодать, овладевшая мой душой, но я вдруг разрыдалась, и долго плакала, благо, была одна в палате. Но после слез осталось ощущение покоя и уверенности, что все будет хорошо. И, действительно,  тонус, который и заставил меня лечь в больницу, практически исчез. А, главное, неожиданно, и очень кстати, сам  перевернулся плод – из тазового предлежания в нормальное, головное! За две недели до родов, как выяснилось.
Да, я спокойно доходила положенные две недели, и моя доченька родилась на «старый новый год», 14 января, день в день 40-недельного срока!
И я назвала ее Марией, хотя никто этого не ожидал, в первую очередь, я сама. Этого имени даже не было запланировано на семейном совете! Чего ради, две Маньки в семье? Думали об именах Ирина, София…
Но мной властно овладело чувство, что моя дочь – Мария, после того, как я прочитала книгу о Пречистой.
Как мне сказали, нельзя говорить, что это имя дано «в честь» Божией Матери. Тогда, может сказать, что из чувства благоговения перед Ней, перед Именем Ее назвала я так свою дочь?
Семья моя была удивлена, родные  пробовали переубедить меня, но моя уверенность была несокрушимой, и  так и стало, две Маньки в семье!
Хотя, Манькой звали только меня.
Машенька говорить начала очень рано, и всегда рвалась быть самостоятельной. Когда ей было около двух  лет, однажды,  перед Чашей,  она выскользнула у меня из рук, сложила ручки на груди и громко назвалась:
— Мася!
— Не «Мася», а «Мария»! – поправил  священник, ее крестный, иерей Виктор, пряча улыбку.
И с того момента, лет до четырех,  Машенька называла себя только полным именем — Мария.
— Мама, бери Марию!— требовала она, просясь ко мне на ручки.
На «Маню» или «Машку», как пытались к ней обращаться воспитатели в садике, она просто не реагировала.
Конечно, со временем Маша приняла все варианты своего имени. Со временем  и с возрастом вообще, многое изменилось в ее взглядах и отношению к жизни, и многое из этих изменений меня не радует…
Наступил период подросткового самоопределения. У нас он протекает очень бурно. Дочка не слышит моих наставлений и не принимает  непрошеной помощи, хотя те же истины воспринимает от своих подруг (я рада и этому).
И бывает ужасно тяжело, прямо безнадежность и безысходность овладевают душой, когда кажется, что стоишь перед непроницаемой стеной, которую никак не преодолеть привычными методами, а новым, действенным, ты еще не успела научиться…
Но не допускает Господь до крайнего отчаяния, и вот, вспоминаются когда-то прочитанные слова преподобного  Порфирия  Кавсокаливита:
«Не дави на своих детей. То, что хочешь им сказать, говори с молитвой. Дети не слышат ушами. Только когда приходит Божественная благодать и просвещает их, они слышат то, что мы хотим им сказать. Когда хочешь что-нибудь сказать своим детям, скажи это Богородице, и Она всё устроит. Эта молитва твоя будет как духовная ласка, которая обнимет и привлечёт детей. Иногда мы их ласкаем, а они сопротивляются, в то время как духовной ласке они не противятся никогда»
И прошу я тогда Пречистую: «Матушка, сама вразуми и обереги дитя мое от поступков необдуманных, которые могут привести к беде! Вразуми ее, чтоб услышала Тебя, донеси до сердца ее, как ей нужно поступить!»
И  никогда, никогда еще моя просьба не осталась без ответа!
Действительно, вразумляет Божия Матерь, и меня, неразумную маму, что сказать и как поступить. И ребенка моего вразумляет, без всякого участия с моей стороны, что каждый раз меня умиляет и удивляет заново…
И, уже  не имея надежды на свое влияние, я с надеждой устремляюсь к Пречистой, взывая: «Пресвятая Богородице, дела рук наших исправи и спаси нас!»
И верю, что Она – спасет…

Молитва ко Пресвятой Богородице:

“Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице, приятелище сирых и странных предстaтельнице, скорбящих рaдосте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко стрaнна. Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши: яко не имам иныя помощи разве Тебе, ни иныя предстaтельницы, ни благия утешительницы, токмо Тебе, о Богомaти, яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веков. Аминь.”

[Царица моя преблагая, надежда моя, Богородица, убежище сирот и странников защитница, скорбящих радость, обиженных покровительница! Ты видишь мою беду, видишь мою скорбь. Помоги мне, немощному, направь меня, странствующего. Ты знаешь мою обиду, облегчи ее, как Сама желаешь. Потому что не имею другой помощи, кроме Тебя, ни другой защитницы, ни доброй утешительницы, только Тебя — Богоматерь. Поэтому сохрани меня и покрой во веки веков. Аминь]

Марина Куфина

Мягкий солнечный свет северного лета освещал залы Русского музея. Осмотрев новую экспозицию, развёрнутую в залах корпуса Бенуа, я несмотря на нехватку времени, не смог отказать себе в удовольствии пройтись по залам русской классики. Врубель, Шишкин, Суриков, Репин… всё знакомо и близко с юношеских лет. Зал Валентина Серова. Роскошные портреты женщин, поражавшие воображение современников, и рядом с ними небольшая работа – дети, купающие коней. Я долго не могу отойти от неё.

Все мои ранние светлые, детские воспоминания неизменно связаны с лошадьми. Даже сейчас, по истечению многих десятилетий, если мне снится добрый тихий сон, то в нём я обязательно прижимаюсь щекой к шее лошади и глажу её потную, вздрагивающую от прикосновения, кожу.

Шла война. Наша семья в эвакуации жила на юге Урала. Время даже для нас, детей, было тяжёлое. Взрослые, в большинстве своём старики и женщины, трудились целыми днями. И меня, ещё несмышлёного, дед брал с собой на бахчевое поле, которое он сторожил. В помощь деду была придана только что ожеребившаяся каурая кобылка Нюшка со своим сосунком, которого дед величал Рыжиком.

От палящего солнца дед прятал меня в шалаше из веток тальника, обильно покрытого скошенной травой. Сладкий запах свежеиспечённого хлеба и парного молока, приготовленного для меня бабушкой, заполнял не только пространство шалаша, но ближайшую округу и не давал покоя жеребёнку. Качаясь на длинных, тонких ножках, он подходил к шалашу, просовывал во внутрь голову и жадно втягивал в себя ароматный воздух. Чёрные ноздри его широко раздувались и мокрые, тёплые губы, покрытые колючими волосками, тыкались в моё лицо, обдавая его жарким дыханием.

Без страха я ловил его мохнатую морду, а он, взбрыкнув, тоненько ржал, отбегая на несколько шагов и вновь лез в шалаш.

— Ишь, баловень, запугаешь мальчонка, – отгоняя его, ворчал дед. Наша дружба росла вместе с нами. С тех пор утекло много воды, но вспоминая раннее детство, я неизменно ощущаю на своём лице это жаркое дыхание рыжего жеребёнка.

Коняшка подрастал быстрее меня, и наступил момент, когда дед решил покатать меня на уже окрепшем жеребёнке. Но не тут то было. Рыжик брыкался, вставал на дыбки. Дед, ухватив его за короткую гриву, строго выговаривал:

— Не балуй!

Жеребёнок на минуту успокаивался, важно выступая, шёл вокруг деда, но терпение его было короче его хвоста. Взбрыкнув, он сбросил меня на землю. От окрика деда Рыжик отскочил в сторону и уставился на нас испуганными от страха за свою дерзость глазами. Лишь почувствовав, что дед не очень сердится, бочком подошёл ко мне, взволнованно дыша и тряся своей большой головой. Дружба не знает обид.

Молодую кобылку дед держал в строгости, но любил её не меньше, чем я стригуна. Своим не мудрёным обедом, состоявшим из печёной картошки, краюхи хлеба, луковицы или огурца, он непременно делился с верными помощниками. Густо посыпав солью два отрезанных ломтя хлеба, дед один скармливал Нюшке, а второй вручал мне:

— На, потчуй Рыжика.

Кобылка нежно брала с рук деда посоленный хлеб и долго, закрыв глаза, жевала его. Рыжик как собачонка выхватывал из моих рук тёплый ломтик и, забавно раздувая ноздри и резвясь, отбегал в сторону. Игра эта ему, кажется, нравилась больше хлеба. Нюшка явно гордилась своим сынком. В её больших и влажных глазах с рыжими ресницами было столько любви и нежной тревоги, что дед не выдерживал и, распрягая Нюшку, приговаривал:

— Ну! Иди-иди погуляй с ним. Ещё наработаешься.

Вскоре Нюшка полной мерой отплатила нам за дедову доброту.

Было это уже в начале осени. Маме нужно было съездить с отчётами в Крутоярку. В этом селе располагалось Райзаготзерно. Дел там, как считала мать, было не много, да и расстояние по степным меркам небольшое – километров пятнадцать, и она согласилась на мои слёзные уговоры взять меня назавтра с собой.

Боясь проспать, я поминутно вскакивал со своей деревянной кроватки и, шлёпая босыми ногами по земляному полу, заглядывал за полог, где спала мама. И только убедившись в её присутствии, вновь залезал под одеяло. Но сон сморил меня, и утомлённый за день своими детскими делами, я крепко уснул. И не видать бы мне Крутоярки как своих ушей, если бы бабушка, готовясь к дойке, не уронила подойник, с грохотом покатившийся по полу. Решив что меня обманули, я с рёвом, как был в ночной рубашке, бросился бежать на конюшню – последнюю надежду застать там мать. Босой, грязный, весь в слезах я вихрем влетел в широкие ворота конюшни и, даже увидев деда и мать, не успокоился, а заревел ещё громче.

Ни чуть не удивившись, мама подняла меня на руки и улыбаясь сказала:

— Ну что ты, дурашка, я просто хотела, чтобы ты ещё немного поспал. Иди домой, попроси бабушку тебя накормить.

Но страх, что меня могут не взять, был сильнее голода и, ухватив мать за руку, я уже больше не отпускал её пока, закончив все приготовления, благословлённые бабушкой, мы не выехали за околицу.

На мне были новенькие, сшитые дедом сапожки, и гордость всех мальчишек – настоящая матроска, купленная отцом в Ленинграде ещё до войны для старшего брата. От счастья и волнения щёки мои горели румянцем. Я впервые, как взрослый, отправился в далёкое путешествие. Крепко держась за борт брички, не отрываясь вглядывался я в степную даль, в её бесконечные жёлто-седые просторы ковыля, уверенный, что непременно увижу что-то необыкновенное.

Жаркое солнце быстро поглотило утреннюю прохладу, и ещё недавно голубой горизонт стал бело-розовым и так приблизился к бричке, что, казалось, до него можно было дотянуться маминым кнутом. Редкие облака медленно всплывали из этого марева и, качаясь в волнах ковыли, удивительно напоминали волшебные корабли. На самом большом из них я был капитаном за огромным штурвалом, и солёный ветер яростно трепал гюйс моей матроски.

— Да ты уже совсем уснул, – откуда-то из далека доносился голос мамы. Припекающее солнце, терпкий запах полыни, тряска брички взяли своё и, свернувшись калачиком, я крепко уснул на охапке сена, заботливо приготовленного дедом.

Незнакомое село встретило нас громким лаем собак, резкими выстрелами пастушьих кнутов. Так «стрелять» многометровым кнутом в нашем селе мог только старый чабан Джакия. Вся детвора страстно завидовала Джакие. Но даже оторвать от земли огромную плеть могли только единицы. А об том, чтобы ещё «выстрелить» из неё и мечтать не приходилось.

Расчёты мамы быстро завершить дела не оправдались. Часы за часами тянулись в моём бесцельном скитании по чужому селу, и если бы не бесконечные стычки с местными мальчишками, то я бы совсем загрустил.

Вернувшаяся с элеватора мама подозрительно посмотрела на мой распухший нос, разорванный рукав прекрасной матроски, но ничего не сказала, по достоинству оценив мою отвагу. Ещё бы! Целый день в чужом селе. Несмотря на позднее время, знакомые не смогли уговорить мать остаться на ночлег. Дома ждала малолетняя Надёнка.

Сумерки сгущались быстро. Степная ночь с беспросветно чёрным горизонтом охватила нашу бричку сразу же, как только мы выехали за околицу. В воздухе медленно растворялся, пропадая, душный запах кизила. Вместе с последними лучами заката исчезла и моя мальчишеская храбрость. Прохлада ночи пробралась под матроску, усиливая дрожь коченевшего от страха тела. Я всё плотнее прижимался к тёплой маминой спине, ничего не замечая вокруг. В бричке было немного сена и мать укрыла им мои голые ноги. Стало теплее. Ровный бег лошади, ласковое ржание окрепшего за лето Рыжики действовали успокаивающе. Уставшую за день мать клонило ко сну. Она пыталась взбодрить себя песней, но как-то незаметно задремала, прижав меня к себе вместе с охапкой сена.

Сон наш был прерван резким рывком брички и тревожным ржанием Рыжика. Едва не выпав из повозки от неожиданного толчка, мать, ничего ещё не понимая, изо всех сил натянула отпущенные вожжи; но лошадь неслась во весь опор, не слушаясь возницы. Тревога животных передалась матери. Она, привстав на колени, оглядывалась вокруг, но ничего в ночной степи, кажется, не изменилось: густая темнота окружала повозку. Нюшка обезумев от непонятного страха неслась галопом, протяжным ржанием увлекая за собой жеребёнка. Внезапно выплывшая из-за туч луна осветила холодным светом степь и стоящих на косогоре огромных псов, тень от которых падала до самой дороги. Откуда они здесь и как не похожи на сельских собак. На какую-то минуту они скрылись с глаз, но вскоре появились по двое с двух сторон брички. Рыжик полез под брюхо матери, мешая ей бежать.

— Волки! – закричала мама.

Волки догоняли бричку и их безмолвное преследование наводило ужас. Это были огромные степные волки с густыми щетинистыми гривами. В годы войны их развелось много, и взрослые рассказывали о них всякие ужасы. Вдруг один из них особенно матёрый отделился от стаи и, набирая скорость, стал обходить бричку со стороны, где бежал Рыжик. Казалось ещё мгновение и волк в прыжке накроет собой почти слившегося с матерью жеребёнка. Но, издав страшное ржание, Нюшка резко метнулась в право. Бричка, описав немыслимую дугу, ударила колесом волка в бок. Удар был настолько сильным, что хищника подняло в воздух и отбросило на несколько метров. Визжа он пытался подняться, но бричка, настигаемая остальной стаей, неслась дальше, оставив его далеко позади. Чудом нас не выбросило из повозки. Мама всем телом навалилась на меня и прижала к днищу брички.

Волки не отставали. Дважды один из них на полном бегу пытался заскочить в бричку, но каждый раз сваливался не удержавшись. Неудача не останавливала волков. Прижимая меня к себе, мать беспрестанно хлестала плетью по бортам брички, но плеть была слабым оружием. Я уже не мог не реветь, не кричать и только хрипел всё теснее прижимаясь к матери. Луна зашла за тучу, и в кромешной темноте разъярённые волки со сверкающими глазами казались какими-то нереальными, сказочно огромными чудовищами, окружающими нас со всех сторон. Вдруг резкая боль ударила меня в ногу. Я неистово закричал. Мать выронила кнут, схватила меня и тоже вскрикнула. Я лежал на острой косе, которую дед всегда клал в бричку, чтобы подкосить свежей травы для Нюшки и Рыжика. Это было уже оружие.

Один из волков явно готовился вновь запрыгнуть в бричку. Мать, забросив меня за спину, схватила косу и ударила ею бросившегося на нас волка. Удар обезумевшей от страха за сына матери был страшной силы. Кровь брызнула ей в лицо. Волк ещё несколько секунд висел на краю брички и с визгом свалился под колёса. Нюшка из последних сил отбивалась от двух наседавших на неё волков. Повозка заметно сбавила скорость, а порой совсем останавливалась. Силы покидали кобылку. Волки вновь осмелели. Мама, стоя на коленях, без остановки била косой по колёсам. Коса высекала искры, издавая резкий скрежет металла. Но даже это не пугало уже волков. Не знаю долго ли мы могли ещё продержаться. Нюшка уже хрипела. Из последних сил переломав ударом копыт оглоблю, она отбивалась от волков, защищая забившегося под её живот Рыжика.

Внезапно что-то произошло. Мы не сразу даже и поняли. Волки скалясь стали по одиночке отбегать в стороны. И только тут до нас донеслись звуки выстрелов. Наперерез бричке скакал верховой, стреляя в воздух. Огонь пламени вырывался из ружья. Вскоре он догнал нас и кружил вокруг брички, не в силах остановить лошадь. Осознав, что всё позади мама, обхватив меня, упала на дно брички и заревела так громко, что ещё больше испугала меня.

Всадник соскочил с лошади. Схватил маму за плечи:

— Не реви, где Толик?

Это был дед. Я лежал под мамой на дне брички не способный пошевелиться. Он взял меня на руки, крепко прижал к себе:

— Жив, жив… – голос его срывался до свистящего шёпота. Мы долго сидели на бричке. Дед молча курил. Мама всхлипывала, пытаясь что-то рассказать, но срывалась в плачь.

Небо затеплилось первыми лучами утренней зари. Дед испугался, увидев что мы с мамой в крови. Но наши раны были не большими. Мама ранила себе руки, а я порезался косой. Кровь на бричке и на нас была от волка. Страх медленно выходил из нас, и тело заполняла тяжесть неведомой усталости.

Оказывается дедушка, обеспокоенный нашим долгим отсутствием, взял в колхозе верховую лошадь и поехал встречать.

— Что-то сердце так заныло, – выдохнул дед. – Все уговаривали меня, что вы, глядя на ночь, не поедете, заночуете в Крутоярке. Но я не мог больше нигде места себе находить. И слава Богу, что поехал. Да и Нюшка с жеребёнком. Случись что – не помощница.

— Что ты, отец, она золото – защищала дедову любимицу мать.

Занятые собой, мы не обращали внимание на Нюшку с Рыжиком. Жеребёнок, тяжело вздыхая, жалобно ржал, а Нюшка как-то странно стояла, широко расставив ноги и низко опустив голову. Даже в сумерках было видно, что всё тело её в порезах от волчьих зубов, а в боку зияла огромная рана.

— Ничего, Нюшенька, залечим, – ласково сказал дед, беря кобылку за уздечку. – Ну давай теперь потихоньку домой. Съешь-ка хлебушка с солью. Ещё с утра ношу в кармане.

Но Нюшка не шевелилась. Дед посильнее потянул за уздечку. Колени Нюшки подогнулись и она упала, уткнувшись головой в дедовы сапоги, и тихо завалилась на бок. Тело её содрогнулось, издав тяжёлый вздох. Все четверо мы стояли поражённые случившимся. Дед придержал Рыжика, пытавшегося уткнуться в морду матери.

Косые лучи утреннего солнца уносили далеко в степь наши тени. Начинался новый день.

Анатолий Бакулин

12 апреля день памяти старицы Матроны Петровны Мыльниковой, схимонахини Марии.

Михаил Нестеров написал картину «Святая Русь», где изобразил Христа в окружении Николая Чудотворца, Сергия Радонежского, Георгия Победоносца, и пришедших к нему монахов, странников, детей. Замыслив картину « Святая Русь», Нестеров отправился в Соловецкий монастырь. Изобразивший Христа, посреди, снегов, полей и лесов, художник хотел сказать, что сама русская земля является храмом, а русские люди, разных сословий, каждый со своей бедой, с покаянием и смирением, являют собой единство, скрепленное православной верой.

30 марта/12 апреля 1911года, около часа дня, в Санкт-Петербурге тихо почила старица схимонахиня Мария, известная в народе под именем Матренушки–Босоножки

3 апреля состоялись похороны. Утром церковь Скорбящей Божией Матери была заполнена пришедшим народом. Усиленный наряд полиции едва сдерживал огромную толпу все прибивавших почитателей. Вскоре не только ограда Церкви, но и Шлисельбургский проспект был заполнен странниками, полуголодными нищими, чиновниками, фабричными работниками, купцами, богатыми дамами. Желая попрощаться с отошедшей в иной мир их общей утешительницей, они собрались возле ее гроба. «Как знаменательно! – сказал архимандрит Александр в своем прощальном слове, – Мы празднуем Вербное воскресение, когда Христос входил в Иерусалим и Его торжественно встречали. И эта раба Божия, посетившая несколько раз Иерусалим, теперь идет в Небесный Иерусалим…Вербное воскресенье – победа Христа над смертью. Погребение ея знаменует переход к новой жизни… С течением времени, память ея еще более окрепнет и привлечет богомольцев, которые будут молиться о ней. Будем молиться в надежде, что там, в ином мире, окажемся невдалеке, от этой женщины, которая поднялась на такую духовную высоту».

Читать далее “Матренушка–Босоножка” →

Марина Куфина

“Бог говорит с человеком не словами, а обстоятельствами жизни”. (Епископ Тихон Шевкунов)

Сколько раз я замечаю, что складывается ситуация – я начинаю кого-то утешать, и вдруг понимаю, что мои слова человеку – ответ от Господа на мои собственные недоумения, то есть я другому человеку говорю слова, которые на тот момент почему-то не могла сказать себе…

Например, когда я, как мне казалось, изнемогла до предела на своей работе и готова была уже пойти ” в никуда”, лишь бы оставить постылое место – мне неожиданно позвонила подруга Света, и стала жаловаться, что ее новое место работы опять оказалось не таким, как ей мечталось и представлялось, когда она туда перешла, оставив прежнее… И она опять думает искать новое… А я ей напоминаю, что на моей памяти, это уже второй раз она меняет работу, надеясь на лучшее, а в итоге все хуже и хуже выходит… Это с ее же слов – зарплата ниже каждый раз, с коллективом трудно ужиться… И она сама говорит, что лучше той, первой работы, откуда она начала свое “путешествие”, у нее не было! И я говорю ей, может, сейчас тоже не надо торопиться и делать резкие движения, бросать работу, искать новую, может, этот период тяжелый пройдет, и она взглянет на все другими глазами и т д… И понимаю, что все, что я говорю ей, относится и ко мне! Это мне надо не торопиться и не делать резких движений, в надежде, что на новом месте все сложится чудесным образом…

Читать далее “Утешая другого…” →

В 21 веке многие понятия исказились до неузнаваемости: что-то приобрело другой оттенок или целиком утратило свой первоначальный смысл, а что-то вообще ушло в небытие, оставив лишь след на страницах словарей. Вероятно, нечто похожее случилось и с одним из прекраснейших качеств человеческой личности, которое называется великодушием. Это слово звучит в нашей речи столь редко, что в первый момент, когда его слышишь, даже сложно вспомнить, что оно обозначает, встречалось ли когда-нибудь в твоей жизни. Для меня данное понятие имеет довольно расплывчатые контуры и вызывает весьма противоречивые чувства. Например, словосочетание «великодушно простить» кажется мне очень странным. Создается впечатление, что за этим красивым литературным выражением ничего не стоит, и от него веет какой-то наигранностью и холодностью. Будто поступивший таким образом человек помыслил: «Да, я, конечно, прощаю этого негодяя, посмевшего меня обидеть. Так требует мое положение в обществе. Но в глубине души я всю жизнь буду помнить о его вине. А сейчас пусть он и все окружающие увидят и запомнят мою доброту». Хотя, с другой стороны, следует помнить, что по Ожегову «великодушный» означает «обладающий высокими душевными качествами, готовый бескорыстно жертвовать своими интересами для других ». Руководствуясь таким определением, можно прийти к совершенно неожиданным выводам.

Как известно, основа христианской нравственности – любовь. Причем данное чувство должно стать до такой степени возвышенным и чистым, чтобы в полном своем развитии перерасти в альтруизм, т.е. в соблюдение заповеди: «…нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Исходя из этого, вполне оправданно возникает следующее предположение: великодушие является одной из ступенек, ведущих к вершине нашей веры. Потому что если человек пытается научиться «жертвовать своими интересами для других», то, постепенно работая над собой и стараясь выйти из состояния эгоизма, в котором мы так часто пребываем, он обязательно дорастет до исполнения Христовой любви. Конечно, в этом непростом делании будет много искушений и препятствий. Родное «я» сразу запротестует: «Как можно уделить полчаса отдыха на какую-то ерунду?! Зачем ты опять объясняешь задачу этому оболтусу? Все равно он ничего не поймет, а ты только устанешь!» Но на подобные мысли не следует обращать внимания. Нужно твердо верить, что великое начинается с малого и чем больше помогаешь людям, тем ближе подходишь к этой ступеньке — великодушию.

Мне кажется, что великодушие в свете христианской нравственности является врожденным качеством нашей духовной личности. Просто оно настолько глубоко скрыто под личиной гордости, тщеславия и самолюбия, что думаешь о нем, как о несуществующем и давно отжившем свой век понятии. Поэтому, чтобы вновь обрести его, нужно много потрудиться на ниве смирения, с корнем уничтожая все горделивое и наносное.

Санчес

Анатолий Бакулин

Есть воспоминания, которые мучают нас всю жизнь. Почему? Не знаю. Часто задумываюсь над этим, но никогда не нахожу ответа. Нельзя сказать, чтобы это были какие-то уж значительные события, повлиявшие на твою судьбу или даже на краткий её миг. Нет! Но память цепко удерживает их и не позволяет стереть быстротекущему времени.

Был обычный летний, весёлый день. Хотя могут ли быть не весёлыми дни, если тебе только пять лет, светит яркое летнее солнце, а ты весь мокрый от утреннего купания, бежишь взапуски со своей собакой по разогретой солнцем дорожной пыли сельской улицы. Пыль, словно вода, просачивается сквозь пальцы твоих ног и ласково щекочет босые подошвы.

– Толик, иди домой, нужно сходить в магазин, – это зовёт меня мама. Нас у неё трое. Но я старший. Две сестрёнки, особенно Люся, совсем ещё маленькие. Серьёзные дела, а поход в магазин – дело очень серьёзное, может быть поручены только мне. Я уже не раз выполнял его. Но оно и сегодня не переставало меня волновать. Ведь это были первые послевоенные годы. Только что отменили продуктовые карточки, и видеть магазинное изобилие было радостно и одновременно страшно. Голод приучил по-иному смотреть на всё съедобное, особенно в таком количестве как на прилавках магазинов.

Читать далее “СУХАРИКИ” →

или как и зачем изучать церковнославянский язык?

Размышления после посещения
курсов церковнославянского языка

«Вельми́ поне́же…»

Не знаю, как было с вами, но моя первая встреча с церковнославянским языком произошла перед экраном телевизора. Как сейчас помню статного Яковлева (то бишь царя Ивана Васильевича, меняющего профессию), который, оглядывая с балкона многоэтажки стольный град Москву, изрекает своё крылатое: «Лепота!»… А еще ярче – Пуговкин, сбивающимся голосом: «Паки и паки… иже херувимы… вельми понеже…» – пытается наладить межкультурный и межвременной диалог с царем… И что удивительно, даже Якин, советский режиссер, откуда-то из глубины сознания выкапывает эти древние, уже непонятные для него словосочетания. Но ведь все-таки выкапывает…

Волей судеб спустя много лет я поступила на филологический факультет, и там в течение двух семестров мы изучали старославянский язык (можно сказать, что это ранние, младенческие годы церковнославянского языка). «Старослав» был самым нелюбимым предметом для большинства студентов. Пусть простят меня наши прекрасные преподаватели. Почему самым нелюбимым? Да потому что абсолютно никто в группе не понимал, для чего это нужно! Все эти аористы и перфекты с имперфектами… Я уже помолчу о падении редуцированных и трех палатализациях, которые снились в кошмарных снах… До тех пор, пока… я не заставила себя полюбить этот предмет. А точнее, эту систему… Для меня тогда «старослав» стал именно системой, в которой можно было разобраться, как в математике. И от этого стало интересно: чтение текста напоминало решение задачек. Это был первый этап приятия.

Второй этап начался много позднее. Когда я впервые попала на Валаам, исповедалась и причастилась и начала потихоньку ходить в храм. И когда мои математические задачки зазвучали в пространстве храма – они стали для меня живыми. Тогда мне стало понятно, ЗАЧЕМ я учила старославянский, а потом церковнославянский язык. Не для того, чтобы видеть язык в его историческом контексте (как положено филологам). И не для того, чтобы понимать разные «странности» современного языка, вроде того, почему «жи/ши» пиши с буквой «и»… И даже не для того, чтобы знать, что такое «одним миром мазаны», кто приходит «яко тать в нощи» и когда «возводят очи горе́»… А точнее, не только для этого… Эту мою догадку подтвердил замечательный филолог Сергей Анатольевич Наумов, на занятиях которого мне посчастливилось побывать в одну из суббот: «Единственным достойным смыслом изучения ЦСЯ является воцерковление. Если подходить с других позиций, картина всегда будет искаженной».

Стоит отметить, что прежде чем впервые открыть учебник или книгу на церковнославянском языке, нужно ответить для себя на некоторые вопросы, если они возникают… Попробуем… 

Церковнославянский язык – непонятный и его невозможно выучить!

Мы редко задумываемся о таких абстрактных вещах, как язык… И еще более абстрактным кажется нам понятие «церковнославянский язык…» А ведь, если разобраться, великий и могучий современный (так называют язык от Пушкина до наших дней) вытекает из церковнославянского языка, и как река, подпитывается его водами. Представьте себе, 55% состава современного русского языка заимствовано из церковнославянского! Впечатляющие цифры. А для людей творческих, не жалующих статистику, другой пример. А лучше задачка: переведите на русский язык выражение «устами младенца глаголет истина»…

– Да это же по-русски!

– Так ведь нет. По-русски будет: «ртом ребенка говорит правда»… Так уж и непонятен церковнославянский?

Конечно, есть в церковнославянском слова, которые не поймешь с первого раза. Например, не все знают, что скимен – это молодой лев, а неясыть – пеликан… Но ведь и слова консюмеризм и прокрустинация пришли в русский язык не так давно. И вот напряглись же мы и выучили их. Так что не будем скромничать!

 

Учить церковнославянский – скучно и бесполезно…

С этим возражением спорить сложно, пока вы не сделали даже единственной попытки. Вы не представляете, сколько всего нового и интересного можно узнать на лекциях по церковнославянскому языку! Это касается и сугубо языковых вопросов, о чем упоминалось раньше… К примеру, вы знали, что слова «начало» и «конец» – однокоренные? Или что слово «хитрец» раньше означало «умелец, мастер», а не привычное нам «обманщик»? (Что интересно, в песнопениях можно встретить именование Господа – Всехитрец: и Всехитрецу Слову плоть взаимодавшая (Ирмологий, глас 7, 9-2), что будет переводиться на русский как: и премудрому (Творцу) Слову в свой черед давшая плоть.) Или как все-таки именовал свой самый известный роман Лев Толстой?..

А какой невероятно интересный пласт представляют собой фразеологизмы! Я даже не буду начинать, потому что это грозит вылиться в целый трактат… А еще я не расскажу сейчас о множестве преинтереснейших исторических фактов и событий, которые запечатлелись в языке, как в летописи, благодаря тому, что он не порвал связь со своим предком – церковнославянским языком.

Знакомство с церковнославянским языком дает возможность увидеть, как в языковых фактах отражается развитие мышления, движение от конкретного к абстрактному, к отражению связей и закономерностей окружающего мира. Церковнославянский язык помогает глубже, полнее понять современный русский язык и историю.

Так что, поверьте, учить церковнославянский – очень интересно!

Зачем в церкви говорят на церковнославянском, если есть русский (и другие понятные языки)?

Сегодня, открывая, например, Псалтирь на церковнославянском языке, мы испытываем трудности не только с пониманием текста, но даже с чтением букв. И нам трудно представить, что когда-то люди воспринимали его гораздо легче… Действительно, время идет, ничто не стоит на месте, в том числе и язык… И современному русскому (русскоговорящему) человеку приходится заново открывать эту, уже ставшую далекой и малопонятной, систему. Конечно, все чаще вокруг слышатся предложения перевести богослужения на современный русский язык. И в них есть рациональное зерно. Но давайте вспомним, что в школе на уроках русского языка мы изучали разные языковые стили: разговорный – для ежедневного общения; публицистический – язык СМИ; официально-деловой – язык документации и т.д. Не логично ли и не естественно ли (да и не хочется ли вам этого от души?), чтобы в церкви звучал особый стиль, особая форма языка? Тем более, ее не нужно создавать. Она существует более 1000 лет и постоянно обогащается. Ну теперь скажите, почему в церкви говорят на церковнославянском?

На занятиях по церковно-славянскому языку присутствовала

Юлия Гойко

Лидия Шубина

1.
Если не знать, что Инна всё лето провела не выезжая из дождливого Питера, то можно подумать, она приехала с юга. Инна не упускает ни одного солнечного дня, поэтому загорела, как матрос Черноморского флота. Голос тоже как у матроса — прокуренный. Она передвигается в коляске и живет в интернате для инвалидов, среди разношестного общества возрастов и диагнозов.

Когда-то на позднем сроке беременности родная мать захотела избавиться от нее, убить, но Инна выжила, хотя стала инвалидом. Она сама мне об этом рассказала. Без злости, без желания отомстить. Потеряв способность ходить, она сохранила главное — способность любить. Как? Не знаю… Жизнь в детдоме не изобиловала нежностями — некоторые санитарки спьяну били детей шварбами, вымещая на них собственную боль. А некоторые наоборот, молитвам учили…

У Инны есть сын, Владимир. Ему пятнадцать лет и он давно живет в другой стране. Где — Инна не знает. Его усыновили без права следить за его судьбой. Так и живет, не подозревая, что в холодной России есть женщина, которая молится за него — его родная мама.

Инне нравится “Жалейка” Валентины Толкуновой. «Буду любить тебя всегда, я не могу иначе». Заключительное «я не могу иначе» Инна говорит одна, от себя, с неподдельной искренностью. А я вспоминаю слова военного летчика и одного из моих любимых писателей, Антуана де Сент-Экзюпери:

«В облике товарища,… мне вдруг открылось необыкновенное благородство: из грубой оболочки на миг просквозил ангел, победивший дракона…»
P.S. Инна дала разрешение на рассказ о себе.

2. Спустя 10 месяцев

“Инна умерла! – огорошили меня ещё на входе.
“Какая?!” – “Та, про которую ты подумала”.
Как?  Она же ещё молодая!
“Не может быть” уже не думаю – я знаю, что может быть всё…
Инна, несмотря на непростую жизнь, с годами становилась всё лучше лучше, и это не только я замечала. На видео, снятом за два месяца до смерти, – мы записывали видео-письмо ее крестной, – сплошь ласковые слова – Олечка, Лидочка, хорошая моя. Под конец записи после нескольких ‘Я не знаю, что еще сказать”, из Инны прорывается неприкрытая правда – “Я люблю тебя”… И это не вежливость, это вырвавшаяся на свободу её истиннвя сущность – любящая, добрая, заботливая…
Для сравнения – лет десять-пятнадцать назад Инна взрывалась по любому поводу и без, и материлась чаще, чем не материлась. Пишу это лишь для того, чтоб можно было оценить, как сильно человек изменился, причём живя далеко не в райских условиях.
Под грубоватой внешней оболочкой медленно рождался ангел.
Сегодня пол отделения в слезах…
Прости, Инка!

27 марта 2018 года