Женя торопился —   сегодня ответственный футбольный матч, он вратарь, и тренер несколько раз внушительно просил его не опаздывать на автобус. Сбор в 9.00, время — 8.30… Ну  ничего, он успеет! Улицы пусты в  столь ранний час, только впереди него медленно идет мужчина. Видно было, что он уже немолод, спина у него согнута, рука опиралась на   трость. Мальчик почти  поравнялся с ним, как вдруг тот выронил палку, пошатнулся и грузно осел на землю…
В ту же секунду Женя оказался рядом.
— Что с Вами? Вам плохо?— он наклонился к мужчине. «Может, пьяный?», —мелькнула у него мысль… Но алкоголем не пахло. Мальчик увидел, что лицо у человека совсем белое, а губы — синие. «Скорую!», — Женя выхватил из кармана телефон и набрал 030.
— Скорая? Тут человек упал, ему плохо!… Нет, не пьяный, просто шел и вдруг упал!… Дышит, только белый совсем!…  Адрес?…— мальчик обернулся, и назвал номер дома, который был рядом,— Пожалуйста, приезжайте скорее!
Выключив телефон, он оглянулся по сторонам — на улице по— прежнему никто не появился. «Что же делать!» — в растерянности соображал он, —  « Меня же ребята ждут! И мужчину одного здесь оставлять нельзя! Что же делать… Если я опоздаю, меня тренер убьет!»
Женя набрал номер телефона тренера.
— Андрей Ильич , тут мужчина сознание потерял, я «Скорую» вызвал, а здесь нет никого,   кроме меня… Подождите немного, пожалуйста,   я только людей поищу!
На том конце трубки сначала молчали. Потом тренер решительно потребовал от  основного вратаря быстро найти себе «замену», и — бегом на автобус! «Только десять минут у тебя!»— услышал мальчик.
Женя сунул телефон в карман и тревожно взглянул на мужчину—тот по— прежнему лежал, закрыв глаза. Тогда мальчик встал лицом к дому, набрал воздуха и крикнул:
— Эй, лю— ю— д— и— и! …Тут  человеку плохо!
И еще громче:
— Эге— гей!…Тут  дедушка упа— а— л!…
Из окон стали выглядывать…  Через минуту внизу уже собрались несколько женщин, которые сразу же узнали бывшего без сознания человека — он жил в соседнем доме…
— Да это ж Михаил Павлович, у него мой сын учился !—  воскликнула одна.
— Тетеньки, я вызвал «Скорую», они уже едут сюда, а меня  команда ждет… Вы же побудете здесь, да?—  умоляюще спросил Женя. Он уже дважды отвечал на гневные звонки тренера: «Я уже бегу, Андрей Ильич!»
— Конечно, сынок, мы побудем здесь! Спасибо тебе!— отпустили его женщины.
И только он пошел…
— Стой, миленький!— опять остановили его,— У тебя ножки быстрые, добеги до соседнего дома, до второго подъезда,  вызови по домофону дочку его! Скажи, что отец без сознания! Квартира десять, а дочь Таней звать!
Женя вздохнул, сбросил спортивную сумку на землю, и пулей рванул к соседнему дому… Через две минуты он уже примчался, запыхавшись, обратно:
— Все, она прибежит сейчас! Ну, я пойду? — он подхватил сумку и припустил к остановке. Навстречу ему уже неслась машина «Скорой помощи»…
На автобус Женя опоздал на десять минут. Все его ждали и встретили радостными криками. Даже тренер скупо похвалил его за то, что он не оставил человека в беде и сообразил, как позвать других на помощь…
Команды вышли на поле и игра началась. Вратарь был «в ударе» и ловил и отбивал совершенно невероятные мячи! И другие игроки их команды были «на высоте». И случилось невозможное — они выиграли матч у заведомо более сильного противника! — Это за Женькино доброе дело нам так повезло сегодня!— полушутя— полусерьезно сказал Андрей Ильич…
Возвращаясь вечером с тренировки, Женя проходил мимо того же дома, где он утром ждал «Скорую».
—  Сынок, подойди сюда, пожалуйста! — окликнули его.
На скамейке сидела пожилая женщина, одна из тех, кто  «заменил» его в ожидании машины. Женя подошел к ней.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, мой хороший! Как хорошо, что я тебя встретила! А то Татьяна, дочка Михаила Павловича, хотела тебя поблагодарить за то, что быстро «Скорую» вызвал ее отцу, и что ее сбегал позвать! Она объяснила врачам, чем отец болеет, поэтому и успели его спасти! — женщина перевела дух и продолжила, — А ты где живешь то? Татьяна хотела тебе большой арбуз в подарок принести!
— Нет, не надо, — смущенно забормотал Женя, — ничего тут особенного нет, я же не мог мимо пройти! Любой бы так сделал…
— Если бы любой…— вздохнула женщина, — другой бы , возможно, решил «не вмешиваться» и пошел по своим делам, а человек бы без помощи погиб…Так где живешь то ты? —опять спохватилась она, —адрес то скажи!
— Нет, я побегу, мне домой надо! До свидания! — и Женя быстрым шагом пошел в сторону дома.
Вечером мама, выслушав рассказ сына о том, что произошло, обняла его и растроганно сказала:
— Нет ничего дороже человеческой жизни,  и никакими «своими делами» нельзя оправдаться равнодушному, проходящему мимо чужой боли… Я знаю, как для тебя важен этот матч, и видела, какой строгий у вас тренер — и я горжусь тобой, потому что ты был готов получить наказание, но не оставил в беде человека! Ты сделал правильный выбор!
Она улыбнулась и добавила:
—  А арбуз мы и сами  купим, и устроим праздник — ведь у тебя сегодня был нелегкий, но очень хороший день, сынок!

Марина Куфина

В детстве я видел яблоки, только когда их привозили из Ленинграда.

В нашем поселке они тогда не росли — десятилетия, миновавшего после войны, не хватало, чтобы ожила выжженная гвардейскими минометами поселковая земля.

Правда, в окрестных деревнях яблони сохранились, но они уже окончательно одичали от беспрерывной колхозной жизни и на них росли кислые и твердые плоды, больше похожие на картофельные яблоки, чем на фрукты.

Настоящие яблоки всегда были связаны с праздником и сами были праздником.

Помню бабушка, взяв привезенное отцом яблоко в руки, задумалась, а потом сказала, что когда они только вернулись в Вознесенье из эвакуации — странник у них ночевал.

— Шурка-то наша не любила странников, но она на совещание была в Ленинград уехавши, — сказала бабушка. — Вот я и пустила человека… А он когда уходил, такое же яблоко подарил…

— Нет, мамаша… — ревниво сказал отец. — Это из Крыма яблоко… А тогда война еще не кончилась, откуда у странника такое яблоко взялось?

— Дак ведь не с Крыма, Миша… — вздохнув, согласилась бабушка. — Откуда в Крыму таким яблокам взяться? Сколько живу, а такого яблока больше не видела…

— Сладкое было? — спросил я.

— Наверное, сладкое, Миколя… — сказала бабушка. — А главное — не кончалось…

— Как это не кончалось?!

— А так, Миколя… У нас-то хоть тебя и на свете еще не было, детей в дому несчитано жило. Домов в поселке почти не осталось, вот и селили эвакуированных друг к другу. По две, по три семьи в комнате жили. И все с ребятами… И все ребята это яблоко видели, потому что странник при всех его мне дал. Положил на стол, а сам в сторонку отошел. А детишки чего? Обступили меня и глядят на яблоко, глаз не спускают… Ну, я взяла тогда нож, и каждому по ломтику отрезала. А половинку яблока, в ящик буфета убрала, на вечер… И вот вечером открываю ящик, а там целое яблоко лежит, такое же, какое и было… Подивилась я, конечно, но перекрестилась и снова половинку яблока на всех поделила, а половинку в шкаф спрятала. А утром снова целое яблоко нашла. И так я три дня дитёнков тем яблоком кормила. Иногда и по четыре раза в день им в день по ломтику давала, а яблоко не кончалось.

— А потом что? — спросил я. — Кончилось?

— А, не знаю, Миколя… — вздохнула бабушка. — Тогда ведь Шурка с райцентра, с совещания вернулась. Первым делом она странника, квартиранта моего, выгнала, а потом увидела, как я соседских детей яблоком одаряю, выхватила его у меня из рук.

— Совсем, — говорит, — с ума съехала, старая… Родные внучки без витаминов растут, а она чужих детей яблоками кормит…

Спрятала яблоко и больше я его не видела.

— Дак, может, Люся с Галей и ели его потом? — спросил я, когда бабушка, баюкая в руках привезенное отцом яблоко, замолчала.

— Не, Миколя… — бабушка покачала головой. — Когда Шурка вечером разрезала яблоко, червивое оно оказалось. Так и пришлось выбросить…

— Что же это было?

— А не знаю, Миколя… — бабушка аккуратно положила румяное крымское яблоко в вазу. — Откуда мне знать, если Шурка говорит, что никакого ума от старости не стало… Да и на что мне ум этот?

Николай Коняев