АЛЕКСАНДР КАЗИН
доктор философских наук
научный руководитель ГИИИ
почётный профессор РХГА
О БОГАТСТВЕ, АСКЕЗЕ И ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ НА РУСИ
В Евангелии сказано: «Горе Вам, богатые, ибо уже имеете награду свою». Русский народ говорит пословицей: от трудов праведных не наживешь палат каменных. А Николай Гоголь прямо утверждал: «Монастырь наш – Россия!».
С другой стороны – «слишком человеческая» истина: лучше быть богатым и здоровым, чем больным и бедным. Кто же откажется? В иудаизме это само собой разумеется (вспомни награду страдальца Иова). В христианстве это непреложная правда обывателя, она же последняя правда буржуазности. В вероучении европейского Протестантизма даже личный материальный успех в рыночном обществе умудрились превратить в христианскую добродетель, угодную Богу (см. об этом у М. Вебера). Вся последующая история Запада – особенно США – развивалась по этой логике.
Сегодня президент-миллиардер Трамп триумфально вещает на языке рынка: сделка вместо соглашения, пошлина как главная угроза всему свету, величие Америки – это размеры её богатства.
А вот в России иначе. Конечно, и у нас обычный человек хочет жить хорошо, но, в отличие от иудея или кальвиниста, он не возводит богатство и благополучие в религиозный идеал. Более того, он подсознательно ощущает, что в самодовлеющем материальном комфорте есть несомненный грех, выражаемый в Писании словами «Не собирайте себе сокровищ на земле», потому что «Где сокровище ваше, там и сердце ваше». Именно по этой причине русские купцы-миллионщики пропивали с горя свои миллионы или давали их… на революцию (тот же Савва Морозов). Наша отечественная буржуазия ментально как бы подвешена между храмом и тюрьмой, даже и в начале ХХ1в.
Так или иначе, «нормального» капиталистического правового общества у нас не получается. Оно нам не родное. В 1917 году власти либерал-миллионеров хватило едва на 9 месяцев. В 1990-е годы вторая попытка «неофеврализма» на развалинах СССР продлилась несколько дольше, примерно 9 лет. Потом на смену «семибанкирщине» пришли другие люди, которые постепенно вписали капитал в более высокую по своей онтологии систему государственной власти, связанную, так или иначе, с народной и церковной традицией. Это, конечно, не юстиниановская «симфония властей», но шаг в правильном направлении. Вот почему не правы те мыслители и публицисты, которые однозначно редуцируют путинскую эпоху до соперничества финансовых элит, в том числе и на международном плане (СВО). Будь они трижды миллионерами, они – даже вопреки собственному рыночному ratio – вынуждены считаться с тысячелетней традицией русского народного Православия, которое не отрицает денег и «хорошей жизни», но отказывается считать это венцом творения. Русский народ – и даже обычный русский человек – внутренне согласен с этим. А кто не согласен, те давно уже сбежали («релоцировались» на новоязе) в сады «желтого дьявола».
Разумеется, ни о никакой искусственной бедности, как и о насильственной святости, речи быть не может. Это была бы такая же подделка (симулякр, фальшак), как и «потреблятство» в косоворотке или кокошнике на электромобиле в стиле «лебёдушка». Россия как «Последнее царство» (см. мою одноименную книгу), как Третий Рим, как православная цивилизация и культура имеет свою метаисторическую энергетику, своё прошлое, настоящее и будущее, до которых не удалось дотянуться ни Наполеону с Гитлером, ни Керенскому со Свердловым, ни Гайдару с Чубайсом. Предатели всегда найдутся, но строить политику нужно не на них, а на том ядре русского народа, который сегодня идет добровольцем на фронт против постхристианского Запада («темное просвещение»). Как писал Достоевский, «су¬ди¬те наш на¬род не по то¬му, чем он ес¬ть, а по то¬му, чем же-лал бы стать. А иде¬алы его силь¬ны и свя¬ты, и они-то и спас¬ли его в века му¬че-ний; они срос¬лись с ду¬шой его ис¬ко¬ни». Это не значит, что надо восхищаться кровавыми жестокостями советской власти – это значит понимать, что она не свалилась с Марса и не была привезена евреем Троцким из Вашингтона на пароходе банкира Шиффа, а явилась превращенной (и, во многом, извращенной) формой той высшей для человека правды, ради которой и задумана Творцом русская земля. Со времен своего Крещения Россия шла и идет путем священной Империи, и так будет до скончания века. Тяжелые испытания укрепляют её, как укрепляют они человека, взявшего на себя крест.
Полуостров Европы и материк России. Начало вестернологии
Вестернология – это наука о Западе. Взгляни на географическую карту, читатель, и сравни небольшой полуостров Европы с огромным материком Евразии, львиную долю которой занимает Россия. По арифметике, их соотношение составляет примерно 1 к 4,4. Если же отвлечься от цифр и перейти к сущностям, то придется признать, что в начале ХХ1 века, на наших глазах, постхристианская и постмодернистская Европа умирает, тогда как Китай, Индия, Иран и арабские страны продолжают свою религиозно-цивилизационную родословную, уходящую в глубь столетий. Что касается России, то она оказывается в смысловом и политическом центре указанного процесса – здесь «все концы сходятся, все противоречия вместе живут» (Ф. М. Достоевский).
Начать с того, что Европа в лице Римской империи заимствовала свою новую религию – христианство – с Востока: Иудея. Израиль. Правда, довольно скоро путем ряда манипуляций римский первосвященник был провозглашен непогрешимым главой Церкви и даже Империи: т. н. «константинов дар» (подложное завещание императора Константина, якобы передавшего всю власть папе), а затем и произвольный акт Карла Великого, который в 800 году сам возложил на себя императорскую корону. Так или иначе, европейское христианство с самого начало явилось именно западным по духу, то есть осуществлялось прежде всего как человеческий (политический) проект, а Римская Церковь во многом стала продолжением языческой Римской империи. Со своей стороны, антропоцентрический пафос Европы парадоксально усилил враждебный папству гностицизм, от Маркиона до Оригена, объявивший человека «богом» по природе. Не удивительно в связи с этим, что зародившийся в эпоху Возрождения и Барокко проект модерна был направлен уже на человека как такового, со всем его смертным естеством и грехом («Джоконда» Леонардо с её лукавой улыбкой), что перешло затем по наследству к Просвещению с его рационализмом, атеизмом и материализмом, и завершилось в Х1Х веке у Гегеля абсолютизацией собственного разума («в моих книгах изложены мысли самого бога»).
После этого Ницше не осталось ничего другого, как заявить, что Бог умер. Нынешний Запад живет в основном памятью этой смерти, реализуя свой технократический посткапитализм (в перспективе —искусственный интеллект, «мертвый ум») и игровую постмодернистскую культуру под знаком ничто. Наступает постзападная эпоха: приращение бытия происходит в другом пространстве-времени.
Не будем на этих страницах останавливаться на собственно азиатских центрах истории с их наличным конфуцианством, индуизмом, буддизмом и исламом – это особая тема. В любом случае, там сохраняет свою силу онтологический теоцентризм, отношение человека к Сверхсущему, а не к самому себе. Для нас важнее христианская Россия, которая несла на себе драгоценную ношу православия вплоть до ХУ11 века: Москва как священное царство, Третий Рим или новый Иерусалим. Петр Первый попытался из политических соображений связать Русь с рационалистичеекими технологиями Просвещения, однако уже через сто лет православная Россия вернулась к самой себе молитвами Серафима Саровского, гением Пушкина, Гоголя, Тютчева, мыслью Киреевского, Хомякова, Данилевского, талантом Глинки и Иванова. Это была своего рода консервативная революция – возврат к собственному духовно-цивилизационному ядру через усвоение и преодоление иного. В результате евразийская Россия парадоксальным образом соединила в себе Восток и Запад, христианскую духовную вертикаль и человеческую персоналистическую самость. Лучше всего такое соединение описывается словом «соборность» — все в одном и каждый со всеми. В превращенной форме указанный синтез дал себя знать и в советской России. Речь, разумеется, не о марксистской идеологии как таковой, а о народном поиске правды вопреки господству капитала. Как заметил один мудрый человек, в России что ни строй, всё Святая Русь получается.
Применительно к современности можно сказать, что религиозно-онтологическое ядро России остается точкой отсчета российской цивилизации – на фоне духовного краха Запада и в сложном взаимодействии с традиционалистским Востоком. На Западе глубинные капиталистические элиты (вплоть до новейшего технофашизма) правят человеком, государством и культурой; на Востоке, наоборот, государство, культура и капитал оказывается частью интегральной теологической и космологической установки. В русской цивилизации имеет место единство и борьба указанных могуществ, вплоть до войны – или, напротив, вплоть до их фактического слияния под знаком «симфонии властей», согласно формуле императора Юстиниана. Или по Достоевскому: «православие и есть наш русский социализм». Русская история непрерывна, континуальна, и она ещё не закончена. В таком плане Россия – это живое сердце мира, его метаисторический центр.
Загадочная русская душа
Широки натуры русские,
Нашей правды идеал
Не влезает в формы узкие
Юридических начал.
Эти строки, приписанные в своё время Константину Аксакову, вспомнились мне при просмотре недавней (14. 11.) передачи телеканала НТВ под названием «Место встречи». Тема спора была обозначена как «Герои нашего времени», и речь там шла «о фриках и чудаках». В самом деле, каких только не бывает чудаков и городских сумасшедших, Шукшин называл их «чудиками». Однако НТВ для начала показало видеоролики не просто о слегка «сдвинутых» персонажах, а о блогерах-миллионщиках (по миллиону и больше подписчиков), блестяще использующих в финансово-рекламных целях свои «особые» качества – например, мужчины, переделанные в женщин (и наоборот), семейные драки на публику, телесные уродства в прямом смысле слова и т.п. Впрочем, после известной «голой вечеринки» об этом даже странно говорить – это является нормой для определенных слоёв финансовой, артистической и прочей богемы. Разумеется, не только нашей: вспомни популярное фото Президента США Билла Клинтона в женском платье и на высоких каблуках (я уж не говорю о деле Эпштейна, в котором замазана половина властвующей верхушки этой высоконравственной страны).
Всё вышеописанное русским национальным сознанием отвергается. Одновременно наше сознание не терпит и формализованных, «слишком нормальных» правил. Не любим мы «человеческого, слишком человеческого». Ницше многое взял у России. У Льва Толстого в «Войне и мире» есть размышления Пьера о том, что если и стоит чего-либо всё человеческое, так это только той радости, с которой всё это можно бросить У Достоевского социальная и психологическая нормальность вообще равносильна пороку – вспомни Ракитина или Лужина. У Чехова в «Дяде Ване» буквально все (и даже собственная жена) не любят профессора Серебрякова, хотя он совершенно прав, когда говорит, что дело надо делать, и что вместо старого родового имения можно купить дачу в Финляндии. Классический герой русской литературы Обломов – лентяй и лежебока, но именно его, а не правильного немца любит Ольга (русская душа).
Вот здесь и проявляется различие – более того, противоположность – между западным по происхождению атеистическим (а, по существу, бесовским) «сверхчеловечеством» и загадочной русской душой.
Не сверхчеловек и не только человек – вот формула русской души. Только человек – лицо «по своим надобностям», будь он даже профессор — для русской традиции мал и скучен, он вызывает недоверие и отвержение окружающих, часто без ясного осознания, почему это происходит. Не любят таких, и всё. У настоящего человека должна быть превышающая его смертную природу трансцендентная задача – как у России в целом. С другой стороны, человеко-бес на Руси, издевающийся над замыслом Творца о себе, возможен пока именно как анти-норма, пригодная для сравнительно узких по объему сатанинских кружков общества. К сожалению, сеть делает их чудовищные практики предметом интереса части молодежи. Да, есть герои нашего времени, борющиеся за Святую Русь, и есть демонопоклонники, копошащиеся в темных экзистенциальных подвалах обратной стороны луны. Jedem das seine.
Западник на марше
Чего только не услышишь по Радио России – главному радио страны, как оно торжественно себя объявляет! Вот сегодня (2.12.2025) утром в программе «Слушаем» случайно услыхал разговор ведущего по поводу дресс-кода (милое словечко) для детей на близящемся празднике новогодней/рождественской ёлки. Ведущий вдоволь посмеялся над рекомендацией Минпросвещения ориентировать младших школьников на образы и костюмы из русских народных сказок. Они что, чиновники, с ума сошли? А где же любимый на всех материках человек-паук, супермен (юберменш), терминатор, наконец? Разве может сравниться с ними какой-то колобок, или серый волк с красной шапочкой? Или три богатыря с Иваном-царевичем? Это уж, извините, каким-то славянофильством пахнет. Были вот когда-то славянофилы в позапрошлом веке, так те даже галоши мокроступами предлагали называть. Но великий западник Чаадаев показал им кузькину мать, почитайте, родители, его «философические письма», камня на камне от отсталого Отечества там не осталось…
Всё это было бы смешно, если бы не было немного грустно. Ведь подобный рассказ-руководство для учителей и родителей действительно слушают миллионы людей, и не на каком-нибудь иноземной волне, а на собственной, родной. всероссийской. Дело не в запрете на всё иноземное – дело в том, что любая культура, если она хочет сохранить себя в мире, должна воспитывать детей прежде всего на собственных ценностях и образцах. Игрушка – не только игрушка, это образ мира и человека. Я думаю, это хорошо понимает тот самый радиоведущий. Удивительно только, с каким пафосом он доказывал своей аудитории невозможность ограничиваться русским костюмом. Интересно, много ли европейских детей использует наш национальный фольклор для праздника. Особенно сейчас, когда в Европе даже Чайковского с Достоевским запрещают. Бывали, конечно, такие периоды в истории России, когда иные деревенские дворяночки «по-русски плохо знали, журналов наших не читали, и изъяснялися с трудом на языке своем родном». Но эти времена прошли. Кстати, никто иной, как Петр Чаадаев в своих зрелых произведениях прямо утверждал, что «мы, так сказать, самой природой вещей поставлены как настоящие судьи по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества». Вот такое радио…
Марксизм и глубинная Россия
«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» — написано на известном памятнике основателю научного коммунизма, находящемся в центре Москвы. Слова эти принадлежат ученику и последователю Маркса Ульянову (Ленину), хотя Маркс, наверное, удивился бы, что реализовали его учение в той самой России, которую он, как и многие европейцы, мягко говоря, не любил. Достаточно вспомнить его высказывания, что «ни одна революция в Европе и во всём мире не может достигнуть окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство <…> вышедшее из кровавого болота монгольского рабства». Наряду с этим, выдающийся русский философ и богослов С. Н. Булгаков причислял Маркса к типу ветхозаветных пророков, для которого грядущий коммунизм представлялся чем-то вроде земли обетованной, где осуществится квазирелигиозный переход из царства необходимости в царство свободы и потекут молочные реки в кисельных берегах (при этом Маркс называл религию опиумом для народа). Как сочетаются друг с другом столь противоположные определения этого учения, особенно если помнить, что в ХХ веке марксизм-ленинизм лег в основу сверхдержавы СССР (с русской спецификой), а ныне является фундаментом сверхдержавы по имени КНР (с китайской спецификой)?
Вот тут и приходится признать, что исторический материализм-марксизм как учение в определенной мере верен – верен в той степени, в какой человек должен есть, пить, одеваться и иметь крышу над головой, а потом уже рисовать картины или философствовать. Собственно, в этом и заключается одновременно сила и слабость марксисткой антропологии и социологии: тело тут первично, а душа вторична («идеология»). В известном смысле это напоминает антропологию Фрейда с его «сублимацией либидо». В обоих случаях человек трактуется как тело — производящее и вожделеющее, то есть опускается (редуцируется) до своих онтологически низших энергий. Разумеется, эти силы существуют, и они могучи. Однако насколько они определяют собой сущность человека и общества? Монахи, как известно, отказываются от обеих. Более того, есть целые страны/цивилизации, где отказ от подобного определения полагает собой «немарсистский» тип истории и культуры. У Маркса это называется «азиатским способом производства». Для нас это, прежде всего, Россия.
Лев Толстой в своё время заметил, что марксистский взгляд на устройство жизни основан на опыте маленькой островной Англии, где фактически развился капитализм как принцип, подчиняющий себе (и сочетающий с собой) все иные человеческие практики, включая в себя и государственность, и аристократию, и философию, и даже религию. Буржуазные революции начались в Англии ещё в первой половине ХУ11 веке, и закончились они удобным компромиссом между лордами, парламентариями и банкирами, возведенными в бароны. Англиканская церковь была в распоряжении короля, а крестьян согнали в города как материал для работных домов. Вот уж действительно всё по Марксу: бытие определяет сознание — пресловутый английский «здравый смысл». Тут и Гоббс со своим «Левиафаном», и Локк со своей «чистой доской». Способ производства как базис рыночной структуры, называвшейся по традиции королевством, но по существу явившейся анти-империей в христианском смысле слова.
А вот в России империя оставалась Царством вплоть до февраля 1917 года – именно по той причине, что основанием её была не производительность фабричных машин и колониальных «ост-индских» компаний, а сакральность власти, находящейся в симфонии с Церковью и большинством народа. Формула «православие, самодержавие, народность» точно отражала фундаментальную отечественную онтологию, нарушенную только февральским масонским заговором 1917 года. Более того, вопреки официальной марксистско-ленинской идеологии, наличное устройство последующего СССР по вертикали было не материалистическим («единая фабрика»), а идеократическим, а при Сталине и вовсе национал-монархическим. Коротко говоря, петербургская империя Романовых, как и советская империя большевиков, по своей исходной природе воспроизводили (хотя и в превращенном виде) коренную религиозно-государственную матрицу православной Руси, столь презираемой основоположником научного коммунизма. Капиталу не удавалось овладеть Россией – каждый раз она уходила от него с помощью той или иной консервативной (одновременно антимарксистской и антибуржуазной) революции. Это подтверждают как короткие девять месяцев Временного правительства 1917 года, так и девять лет компрадорского правления 90-х годов. С началом ХХ1 века Россия очень медленно, но возвращается к себе, вопреки как собственным превращенным (и извращенным) социальным формам прошлого, так и безукоризненно верным для Запада, но плохо работающим в России марксистским схемам.
