Ваня одевается в прихожей детского садика. В это время из группы выходит девочка Даша и строго говорит мне:
– А ваш Ваня ругается материнскими словами.
Я растерянно спрашиваю:
– Это какими же?
– Ну, например, он говорит слово “блин”!
Ваня по-быстрому вставляет ноги в сапоги, кое-как напяливает на голову шапку и бочком-бочком двигается к выходу…
На следующий день, проводив Ваню в школу на занятия группы “Малышок”, я сталкиваюсь в дверях с Дашиной мамой. Еще строже, чем Даша, она говорит мне:
– А вы знаете, что ваш Ваня говорит плохие слова?
– Да-да, знаю… Мне Даша сказала, что Ваня говорит “материнское” слово “блин”, – в этом месте я пытаюсь улыбнуться.
– Да нет, он говорит не только это слово, но и то, которое оно заменяет. И потом, у него ведь есть старший брат?
– Есть…
– Так вот, он тоже ругается матом.
Улыбка примерзает на моем лице. Дашина мама уничтожающе смотрит на меня и, не прощаясь, уходит. С минуту я стою как громом пораженная. Потом срываюсь с места: мне надо срочно забрать Колю из школы. У меня внутри все дрожит и клокочет. На бегу, по дороге, я привожу свои мысли и чувства в относительный порядок. Главное – не выходить из себя. Это хорошо, что у меня есть возможность поговорить с каждым из сквернословов по отдельности, чтобы не позорить старшего при младшем.
Коля сразу признается в содеянном и спокойно сообщает:
– Да у нас в классе все мальчишки ругаются матерными словами.
– Как, все?! И Никитка?
Никитка – Колин друг, воспитанный мальчик из хорошей интеллигентной семьи.
– И Никитка.
– И Дима?!
Диму родители водят в воскресную школу.
– И Дима.
– А ваша учительница знает об этом?
– Знает.
Позже учительница мне скажет: “А что я могу с этим поделать?!”
Слегка переварив эти удивительные новости – ничего себе, лучший в школе четвертый класс! – я начинаю обстоятельный разговор, продуманный мною по дороге в школу: даже если все говорят, ты не должен… интеллигентный мальчик в четвертом поколении… разве от папы, мамы, дедушки, бабушки, дяди Коли, тети Вали ты слышал… Рассказываю ему про постыдную смерть грешника, у которого перед кончиной изо рта вывалился фиолетовый язык до пояса и его никак не могли затолкать обратно, потому что этим самым языком произносились плохие слова…
Но наибольшее впечатление на Колю производит совсем другое. Я спрашиваю:
– А ты знаешь, от какого слова произошло слово “мат”?
– Нет, не знаю.
– От слова “мать”. Потому что ругательства направлены чаще всего против нее. Получается, что ты оскорбляешь свою маму. И еще – Матерь Божию.
Коля потрясенно говорит:
– Я не знал…
Оставляю его дома учить уроки, а сама бегу в “Малышок” за Ваней и на обратном пути начинаю с ним разговор. Но Ваня крепкий орешек:
– А кто тебе сказал, что я ругаюсь?.. – запальчиво говорит он. – Нет, ты
Однако и он ошеломлен тем, что обидел свою маму и Матерь Божию и так же, как Коля, говорит:
– Я не знал…
И горячо продолжает:
– Я больше никогда так не буду говорить. Вообще-то я уже привык… Но я постараюсь.
Через несколько дней он сам вспоминает:
– А я еще ни разу не сказал ни одного плохого слова. Это очень трудно, но я

Оповещение о том, что мы идем в храм причащаться, всегда воспринимается Колей и Ваней без всяких возражений, как нечто само собой разумеющееся. Отдельный разговор – как это происходит, когда дело доходит до дела…

Понимая, что два часа службы даже для взрослого человека нелегкий труд, я стараюсь облегчить детям их задачу. Накануне мы беседуем об исповеди, о причастии, о предстоящем празднике, припоминаем самые важные места службы, чтобы пребывание в храме было как можно более осмысленным. Иногда читаем небольшие отрывки из Шмелева, Никифорова-Волгина или других авторов. Во время литургии я шепотом напоминаю о том, что происходит в данный момент богослужения: зачем вышел диакон с кадилом, почему вдруг так торжественно и медленно запел хор, почему батюшка встал ко всем спиной и машет чем-то в воздухе… Наше стояние значительно облегчает общенародное пение “Символа веры” и “Отче наш…”, Коля и Ваня с воодушевлением подхватывают знакомые слова, мы радостно переглядываемся между собой. “Молитва Господня” ожидается мальчиками с особым нетерпением, так как они оба хорошо знают, что почти сразу следует причастие, а там уж совсем близко и конец службы…

Однако мои объяснения, подбадривания, подхваливания и всяческие послабления: “Ну хорошо, посиди на скамеечке”, “Поставь свечу к иконе Николая Чудотворца”, “Опусти эту монету в кружку” и т. д., – имеют непродолжительную силу действия. Примерно на середине службы меня начинают осаждать вопросами. “Можно пойти погулять?” – спрашивает Ваня, переминаясь с ноги на ногу. “Когда будет “Отче наш…”?” – это Коля разводит дипломатию, “А скоро конец?” – бухает Ваня уже без всякой дипломатии… Умилительная стайка детей разного возраста возле солеи перед алтарем – предмет моего повышенного беспокойства, особенно после происшествия с Ваней, который именно там додумался показать приятелю свой новый фонарик в действии, и был за это “арестован” вместе с фонариком оказавшимся поблизости

А с Колей случилась и вовсе необычная история… В тот день на Литургии на него накатило какое-то смешливое настроение, которое не пропало даже после того, как я несколько раз делала ему страшные глаза с последующей выволочкой грозным шепотом. Я с беспокойством посматриваю на легкомысленное выражение Колиного лица с чертиками в глазах. Наконец – причастие. Ваня подходит первым, и я вижу, что его причащают без частицы, только Кровью Христовой. И хотя Ване нет еще семи лет, я огорчаюсь, потому что чаще всего его причащают уже как взрослого, полным причастием. Следующим подходит Коля. Я иду вслед за ним, и мне видно, что его тоже причащают как младенца, без частицы! Первая моя мысль – сказать батюшке, что он ошибся, что Коле уже девять лет, да и выглядит он на все двенадцать! Но может быть, я просто не разглядела, что было в лжице? После причастия и запивки я сразу подхожу к Коле, игривого настроения у него как не бывало, он растерянно подтверждает, что частицы в лжице не было! И тут я отчетливо осознаю, что это не просто так.

– Коля, ты понимаешь, что это не ошибка, случайностей в таком важном деле не бывает! Ты вел себя в храме как маленький, вот Бог тебя и причастил как младенца.

По вытянутому Колиному лицу, на котором явственно отражаются сложные переживания, угадываю, что он думает так же, как и я. Притихший Ваня стоит рядом.

Мы молча выходим из храма. Наконец, Ваня подытоживает:

– С Колей случилось плохое чудо.

Я возражаю:

– Почему плохое? Очень даже хорошее, правильное чудо. Теперь кое-кому, – я выразительно смотрю на своего старшего внука, – будет страшновато вести себя в храме так, как будто ему три годика.

– Да уж… – поеживается Коля.

В деревне у Коли с Ваней много друзей. Это и деревенские мальчишки, и дачники: из Питера, из граничащей с нашей волостью Белоруссии, из других городов и весей. Чаще всего они собираются рядом с нашим домом. Всех привлекают высокие качели, которые смастерил Коли-Ванин дедушка между двумя рядом стоящими деревьями. К тому же вблизи располагается большая лужайка, где можно всласть порезвиться, и проходит асфальтированная дорожка для езды на велосипеде.

Как-то раз, привлеченная особенно громкими воплями с лужайки, я подошла поближе и увидела с десяток мальчишек, гоняющихся друг за другом со зверскими перекошенными лицами. Поймав за рукав толстого неповоротливого Андрюшку,

– Что это вы тут делаете?

– Мы играем!

– Во что?

– В бандитов!

Игра, о которой я расспросила ее участников, оказалась без особых правил, просто все бегали друг за другом, кто кого “застрелит”.

– А какие игры вы еще знаете? – спрашиваю у собравшихся вокруг меня новоиспеченных “бандитов”.В ответ – молчание, пожимание плечами.

– В “Штандер” умеете?

– Не-е-т…

– А в “Вышибалочку”?

– Не-е-т…

– А мяч у вас есть?

Кто-то побежал за мячом и я, махнув рукой на замоченное в бане белье и на не дополотую грядку с огурцами, возглавила шествие на школьную спортивную площадку, располагавшуюся через дорогу. По пути к нам присоединились еще несколько праздношатающихся ребят разного возраста.

Начали игру с простой “Вышибалочки”. Я расчертила куском штукатурки асфальт, объяснила правила игры, потом мы выбрали двух “вышибал” и все сорвались Толстый Андрюха из Белоруссии оказался вовсе не таким вредным, каким я его считала. Он так радостно и открыто хохотал, если ему удавалось поймать мяч и “засалить” игрока, что мы все умирали от смеха вместе с ним. С питерского Андрея в пылу игры слетела вся его чопорность, а когда в него несколько раз попали мячом, и его футболка перестала быть белоснежной, он стал казаться совсем своим. Деревенский Сашка, который на прошлой неделе обманом завладел новеньким Колиным велосипедом и катался на нем целый день, оставив у нашего дома свою развалюху, неожиданно вызвался показать мне место в лесу, где можно набрать сколько угодно, хоть десять корзин, лисичек. А ведь для Сашиной семьи это было большим подспорьем, так как лисички он сдавал в магазин по сорок рублей за килограмм. Маленький Костик, который ни за что не согласился включиться в игру, как мы его ни упрашивали, тем не менее, без устали бегал в любую даль за улетевшим с поля мячом, что было очень кстати, учитывая мою разнывшуюся от беготни

Потом мы играли еще в “Штандер”, в “Третий лишний” и во все игры моего детства, которые я только смогла вспомнить, и для которых не требовался дополнительный спортинвентарь. Было очень жаль, что нет возможности сыграть в городки или лапту. Зато мы закончили игры велосипедными гонками на время.

На следующий день, когда я домывала пол в коридоре, послышался робкий стук в дверь. Выйдя на крылечко, я увидела стайку вчерашних мальчишек. Старший из них вышел вперед и спросил:

– А вы сегодня будете с нами играть?

У Полины, с которой Ваня ходит в подготовительную группу детского сада, умерла мама… Поля пока еще ничего не знает про маму, ей боятся говорить… Моя дочь узнала о несчастье от Полиной бабушки, которую встретила во дворе. Когда они разговаривали, рядом с мамой стоял Ваня и все слышал. О нем как-то не подумали…

Узнав об этом, я всполошилась:

– Да ведь Ваня теперь все расскажет Полине! Как же вы не сообразили, что об этом нельзя говорить при детях?

Дочь принялась меня успокаивать:

– Не волнуйся, я Ване все объяснила, сказала, чтобы он ни в коем случае не говорил Полине, что у нее умерла мама. И вообще никому. Он все понял.

Через три дня, когда я забираю Ваню из садика, он первым делом сообщает:

– А сегодня в садик пришла Полина, у которой умерла мама.

– Ваня, я надеюсь, ты не сказал Полине про маму?

– Нет! Я ей ничего не сказал. Я только спросил…

– А что ты спросил? – настораживаюсь я.

– Я спросил: “У тебя мама случайно не умерла?”

От неожиданности я резко останавливаюсь, Ваня даже натыкается на меня. После секундного замешательства решаю, что благоразумнее всего в этом случае – перевести разговор на другую тему. Через несколько дней Ваня сам возобновляет наш разговор:

– А сегодня Поля подошла ко мне и сказала, что я правильно спросил у нее про маму. Вчера ей объяснили, что ее мама на самом деле умерла. И Поля плакала…

Из детской комнаты внезапно раздаются ужасающие крики. Я, бросив все дела на кухне, вбегаю в детскую. Там по полу катается Коля и вопит, что есть мочи. Ваня стоит рядом с перепуганным лицом и сразу признается:

– Это я… кошку… бросил… Коле на спину…

Убедившись, что глаза и лицо у Коли целы, я пытаюсь схватить его за руку, чтобы поднять в вертикальное положение и возмущенно кричу, иначе бы меня просто не было слышно:

– Коля, ну что ты так орешь? Как тебе не стыдно! Ты же ведь, как-никак, мужчина! Вставай! Подумаешь, кошка царапнула!

Коля продолжает кататься по полу и выть страшным голосом.

В этот момент в дверном проеме появляется высокая фигура Коли-Ваниного папы. Зная крутой папин характер и его слабые нервы, я, в ожидании грозы, стараюсь смягчить ситуацию:

– Вот… кошка… царапнула… Колю за спину…

К моему изумлению, папа делает шаг вперед, обнимает за плечи поднятого мною с пола орущего Колю, гладит его по головке, как маленького, и начинает ласково приговаривать:– Колюшка! Больно тебе? Ну что ж ты так кричишь? Не плачь! Ох уж эта кошка.

И Коля почти сразу перестает реветь! Он только тихонько подвывает и время от времени всхлипывает, уткнувшись в папино плечо. Вскоре папа передает мне с рук на руки вполне успокоившегося сына.

Я уже держу наготове пузырек перекиси водорода, с которым мне обычно приходится бегать за своим старшим внуком по всем комнатам, чтобы смазать даже самую пустяковую царапину. У Коли на спине оказываются действительно очень глубокие и длинные борозды от кошачьих когтей. Ваня, увидев, что я подношу ватку, смоченную перекисью водорода, к Колиным ранам, страдальчески сморщивается и робко спрашивает:

– Больно тебе?

Шмыгнув носом, Коля мужественно отвечает:

– Совсем не больно.

Лариса Калюжная
Санкт-Петербург

Мы с Ваней идем из детского садика домой. Слегка пританцовывая и вихляя некоторыми частями тела, Ваня начинает рассказывать:

– Приколись, бабушка…

– Прекрати свои “приколись”, “короче”, еще “вау!” какое-то…

– Бабушка! Ты ничего не понимаешь! – Ваня энергично рубит ладошкой воздух. – Сейчас все так говорят! Специально! Чтоб интересно было!

– Что значит: “все”? Я так не говорю, мама так не говорит, Коля тоже говорит нормальным человеческим языком!

К Коле, действительно, ничего такого не прилипло ни в садике, ни теперь в школе. В борьбе с новомодными словечками “продвинутого” Вани он даже оказывается моим союзником, так как всякий раз от души хохочет над Ваниными словесными изысками, и Ваню это останавливает: кому хочется быть посмешищем?

Мы с Ваней бредем домой, очень недовольные друг другом. Наш ход задерживают несколько подростков, идущих впереди. Они громко разговаривают

– Ты уроки, типа, сделал?

– Да, блин, задачка с ответом не сошлась!

Мы останавливаемся на красный свет. На противоположной стороне улицы висит огромный рекламный щит, на котором отлично видна надпись:

“ОТОРВИСЬ С ДРУЗЬЯМИ!”

С жестокой неуместностью, просто как в насмешку над моими грустными мыслями, из памяти всплывают ахматовские строки:

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово…

– Ваня! – я возмущенно прерываю внука. – Оставь эти

Дома Ванин папа громко разговаривает по телефону:

– Короче, ищи замену этому халявщику! Он меня уже достал! Ну все, давай!

Во времена моей молодости этих словесных убожеств не было… Впрочем, если честно, то это не совсем так… Этих – не было. Но ведь были другие! Вспоминаю, что мое приобщение к великому студенческому братству началось со студенческого сленга. Сразу после зачисления на первый курс института выяснилось, что каждый мало-мальски уважающий себя студент употребляет вместо обыкновенных скучных слов – “общежитие”, “столовая”, “лекция” – такие упоительно-небрежные: “общага”, “столовка”, “пара” и т. д. Может быть, в случае с Ваней это уже

Вскоре я догадываюсь включить Ванины словечки в нашу игру со штрафными очками, и Ваня сразу же прикусывает язычок. Но покоя мне это не приносит, в ушах звучат жаркие Ванины слова: “Все так говорят! Чтоб интересно было!”

Лариса Калюжная
Санкт-Петербург

Поездка в Крым вместе с папой и мамой наполнила мальчиков разнообразными впечатлениями. Они наперебой рассказывали мне и про то, как крабов ловили, и про шторм на море, и как Ваня научился плавать… А однажды, когда они с папой и мамой были на экскурсии, случилась целая история. Дело было так. Сначала все долго шли по крутому подъему в Генуэзскую крепость, потом осматривали ее, время от времени отдыхали на скамеечках, видели пасущихся посреди крепости лошадей, нашли ежика, а когда стемнело, присели на прощание на большой пень под раскидистым деревом.

Спуск начали уже в полной темноте. И тут Коле очень повезло: он нашел настоящего светлячка! Это был маленький живой фонарик, от которого исходил необыкновенный зеленоватый свет! Все по очереди стали рассматривать светлячка, а Коля попросил у

– Мама, дай мне, пожалуйста, спичечный коробок, я положу туда своего светлячка.

Мама повернулась к папе:

– Саша, достань, пожалуйста, из сумки спичечный коробок для Колиного светлячка.

Папа испуганно посмотрел на свое плечо, и тут все заметили, что никакой сумки у него нет… Затем он сделал несколько прыжков по направлению к Генуэзской крепости и растворился в южном ночном воздухе… Мама, Коля и Ваня, дружно сорвавшись с места, помчались за ним. В сумке, которая осталась где-то в крепости, было все: документы, деньги, обратные билеты, вещи…

– Вы очень испугались?

– Очень! Ваня даже плакал, – отвечает Коля.

– А помолиться-то вы догадались?

– Догадались! Мы всю дорогу, пока бежали, молились вместе с мамой, чтобы ворота в крепость еще не успели запереть и чтобы папа нашел сумку, – говорит Коля. – А я, бабушка, так молился, что точно знал, что папа найдет сумку!

И, действительно, папа нашел сумку на том самом большом пне под раскидистым деревом…