Поездка в Крым вместе с папой и мамой наполнила мальчиков разнообразными впечатлениями. Они наперебой рассказывали мне и про то, как крабов ловили, и про шторм на море, и как Ваня научился плавать… А однажды, когда они с папой и мамой были на экскурсии, случилась целая история. Дело было так. Сначала все долго шли по крутому подъему в Генуэзскую крепость, потом осматривали ее, время от времени отдыхали на скамеечках, видели пасущихся посреди крепости лошадей, нашли ежика, а когда стемнело, присели на прощание на большой пень под раскидистым деревом.

Спуск начали уже в полной темноте. И тут Коле очень повезло: он нашел настоящего светлячка! Это был маленький живой фонарик, от которого исходил необыкновенный зеленоватый свет! Все по очереди стали рассматривать светлячка, а Коля попросил у

– Мама, дай мне, пожалуйста, спичечный коробок, я положу туда своего светлячка.

Мама повернулась к папе:

– Саша, достань, пожалуйста, из сумки спичечный коробок для Колиного светлячка.

Папа испуганно посмотрел на свое плечо, и тут все заметили, что никакой сумки у него нет… Затем он сделал несколько прыжков по направлению к Генуэзской крепости и растворился в южном ночном воздухе… Мама, Коля и Ваня, дружно сорвавшись с места, помчались за ним. В сумке, которая осталась где-то в крепости, было все: документы, деньги, обратные билеты, вещи…

– Вы очень испугались?

– Очень! Ваня даже плакал, – отвечает Коля.

– А помолиться-то вы догадались?

– Догадались! Мы всю дорогу, пока бежали, молились вместе с мамой, чтобы ворота в крепость еще не успели запереть и чтобы папа нашел сумку, – говорит Коля. – А я, бабушка, так молился, что точно знал, что папа найдет сумку!

И, действительно, папа нашел сумку на том самом большом пне под раскидистым деревом…

– Ваня, надень тапочки!

– Коля, почему ты не переоделся и до сих пор ходишь в школьной форме?

– Ваня, вытащи палец из носа и надень тапочки, сколько раз тебе говорить

– Как, вы еще не вымыли руки после улицы?!!

Однако, надо честно признать, мои возмущенные восклицания не достигают цели. Меня просто не слышат! Глухая стена! Но ведь надо же с этим что-то делать!

– Ваня, я считаю до десяти! Если на счет “десять” ты еще будешь без тапочек, ставлю тебе штрафное очко! Раз! Два!..

Ваня срывается с места и исчезает в соседней комнате. Я не успеваю досчитать до пяти, как он уже стоит передо мной навытяжку: руки по швам, рот до ушей, ноги в

– Коля, даю тебе три минуты на переодевание. Цена каждой минуты – штрафное очко! Время пошло!

Коля в бешеном темпе начинает переодеваться, мы с Ваней заинтересованно посматриваем на часы. Через минуту Коля, радостно хохоча, предстает перед нами полностью переодетым! Мы с Ваней тоже весело смеемся: футболка на Коле надета задом наперед, на ногах красуются носки разного цвета, а вся одежда, которую он с себя снял, лежит где попало: на кровати, на стуле и даже на полу… Даю ему дополнительное время для уборки.

– Бабушка, а что еще надо сделать? – оба стоят передо мной в нетерпеливом ожидании. Для них, выходит, это интересная игра! Ну что ж, игра, так игра! Мы вместе продумываем правила игры. Штрафные очки будут назначаться за неубранную вовремя постель, за разбросанные игрушки, книжки и вещи. Вообще, за всякий беспорядок. Решаем также бороться с ковырянием в носу, с грязными руками, с кисельными и молочными усами, с сербаньем, шмыганьем, чавканьем и с прочими вредными привычками. Кто первый наберет 20 штрафных очков – проигрывает, и его ждет страшное наказание!

– А какое?!

– Ну, например, проигравший лишается на всю неделю сладкого, или мультфильмов, или пропускает целый день купания в озере. Можно даже выбрать любое из этих наказаний, – великодушно разрешаю я.

– Тогда уж лучше ремень или крапива! Разок помучился – и смотри себе целую неделю мультфильмы или купайся в озере! – и это говорит Коля, панически боящийся крапивы, так как однажды летом он в одних трусиках случайно упал в ее жгучие заросли!

– Итак, для начала проверим: на месте ли стоит ваша обувь в прихожей!

Коля с Ваней со всех ног бросаются впереди меня в прихожую, и когда я туда вхожу, обувь стоит в образцовом порядке! Все довольны!

В первые же дни игры я сталкиваюсь с некоторыми подводными камнями и непредвиденными ситуациями. Мне становится ясно, что с этим маленьким народцем надо всегда держать ухо востро, чтобы не сбиться с правильного курса:

– Бабушка, а я сегодня помог маме вынуть чистую посуду из посудомоечной машины, – говорит Ваня, – с меня надо снять штрафное очко!

– Ну нет, Ваня, добрые дела мы с вами считать не будем. Ты сделал доброе дело для мамы и для Бога, а если я его посчитаю, то оно пропадет. Для мамы не пропадет, а для Бога пропадет. Когда придешь к Нему на Суд, Он скажет: “Ты уже получил награду свою!”

Забегая вперед, скажу, что повторять детям эту простую истину мне не пришлось ни разу.

Садимся обедать. Колино место пусто.

– Коля, иди есть!

Молчание.

– Коля, семеро одного не ждут!

– Ну, щас! – этот недовольный возглас означает, что Коле не оторваться от

– Так, считаю до пяти и назначаю штрафное очко!

Из соседней комнаты интересуются:

– А что потом будет?

– А потом я снова считаю до пяти и снова назначаю очко. Какой там у нас счет? 15:17? О, в таком случае мне не придется долго считать! – с некоторой долей ехидства замечаю я и начинаю счет: – Раз! Два!

На счет “пять” Коля вихрем врывается в кухню и плюхается на стул!

Собираемся на прогулку. Я и Ваня уже полностью одеты. Коли не видно и не слышно. Я заглядываю в комнату. Так и есть: Коля завис над книжкой, “зацепившись”

– Коля, мы с Ваней стоим в куртках, вспотели уже, а ты тут читаешь!

– Ну, щас!

– Ничего не “щас!”. Считаю до десяти: Раз!

Коля заметался по прихожей, одновременно натягивая куртку, наматывая шарф и вставляя ноги в кроссовки.

– Два! Три!.. Восемь! Девять!

Коля намертво запутывается в шнурках, на лице у него появляется недовольное выражение, грозящее “бунтом на корабле”. Надо срочно спасать положение, в конце концов, это все-таки игра:

– Девять с четвертью! Девять с половиной! Девять пятьдесят один! Девять пятьдесят два! Девять пятьдесят три!

Коля хохочет, не торопясь, качественно завязывает шнурки, и мы дружно выкатываемся за дверь.

Едем в метро, Ваня хитро взглядывает на меня и просит:

– Бабушка, проверь у нас носовые платки!

Я понимаю, что платок у него, конечно же, есть, но подыгрываю:

– Объявляется проверка носовых платков!

Ваня, как фокусник, торжествующе взмахивает выхваченным из кармана платком. Коля с хмурым лицом последовательно выворачивает все свои многочисленные карманы… Я, Ваня и рядом сидящие пассажиры с интересом следим за его действиями. Тщетно, платка нет… Я осознаю свою промашку: по отношению к Коле ситуация несправедливая, ведь Ваня сам напросился на проверку, зная, что платок у него есть… Пока я раздумываю, как быть, на Ванином лице появляется озабоченное выражение, он засовывает руку куда-то глубоко во внутренний карман куртки, долго шарит там в неудобной позе и вдруг с радостным воплем вытаскивает скомканный, видавший виды и очень грязный носовой платок, из которого даже что-то

– Это за Колю!

Пассажиры облегченно вздыхают и улыбаются. Коля с Ваней вопросительно смотрят на меня. Я снимаю с обоих, ко всеобщему удовольствию, по одному штрафному очку.

Надо отметить, что результаты игры превосходят все мои ожидания: палец отдергивается от носа, едва к нему приблизившись; носовые платки рассованы по всем карманам; по телефону, ни свет ни заря, мне докладывают, что кровати заправлены, на рабочих столах прибрано и меня ждут не дождутся с проверкой. А главное – нервы у всех в порядке и никакого занудства!

Как-то раз священник нашего храма, имеющий троих детей, упомянул, что в их семье принято каждый вечер перед сном просить друг у друга прощения. Этот обычай мне очень понравился, и я стала прикидывать, нельзя ли применить его в условиях нашей семьи, для начала, хотя бы между мной и мальчиками. Правда, меня немного смущал вопрос: не притупится ли смысл этих слов от ежедневного повторения? Однако авторитет батюшки перевесил, и я решила попробовать.

На счастье, мне попался хороший детский рассказ как раз на эту тему. В нем говорилось про ссору двух друзей и про мудрого старика, который объяснил одному из мальчиков, что мириться друг с другом надо обязательно до захода солнца. Рассказ так и назывался: “Солнце да не зайдет во гневе вашем”. Я прочитала рассказ вслух. Потом, по обыкновению, мы немножко поговорили о прочитанном и решили, по примеру друзей из рассказа, всегда мириться до захода солнца. И даже если никакой ссоры не будет, все равно каждый вечер просить друг у друга прощения. Ведь мы могли обидеть человека ненароком и не придать этому значения; или просто забыть, что кого-то обидели.

Не откладывая дела в долгий ящик, я после вечерней молитвы подхожу к Коле:

– Коля, прости меня, пожалуйста, если я тебя сегодня чем-то обидела.

Коля легко откликается:

– И ты меня, бабушка, прости.

Я поворачиваюсь к Ване:

– Прости и ты меня, Ванечка.

Ваня солидно отвечает:

– Бог простит, и ты меня прости.

Где он только этому научился? Некоторое время я пребываю в приятных раздумьях по этому поводу и еще не догадываюсь, что попросить прощения у меня мальчикам оказывается гораздо легче, чем примириться друг с другом. Наконец, я замечаю, что между ними что-то происходит: какие-то непонятные переглядки, смешки… Вдруг, еще раз смущенно хихикнув, Коля с трудом выдавливает из себя:

– Прости меня, Вань, пожалуйста…

Ваня, тоже глупо хихикнув и не глядя на Колю, говорит:

– И ты, Коль, меня прости…

Эта “прощальная” традиция на удивление легко у нас прижилась, и даже если я в суете забывала о ней, кто-нибудь из мальчиков обязательно напоминал с укоризной:

– А прощения просить, бабушка? Ты забыла?

Но однажды, когда Коля с Ваней были у нас с дедушкой в гостях, произошла неожиданная заминка… Я уже разложила мальчиков на ночь по разным комнатам – это непременное условие для того, чтобы они уснули, – как вдруг Коля вспомнил:

– Бабушка, прости меня, пожалуйста!

После церемонии “прощания” он уже мне вслед кричит:

– И у Вани попроси за меня прощения!

Я иду к Ване комнату, мы с ним благополучно “прощаемся”. Уже в дверях я

– Ах, да! Коля тоже просит у тебя прощения!

Неожиданно Ваня сурово сдвигает брови и набычивается:

– А я его не прощаю!

– Что случилось?

– Не скажу, – твердо говорит Ваня.

Если уж Ваня уперся, то тут ничего не поделаешь. Я иду в комнату к Коле.

– Представляешь, Коля, Ваня тебя не прощает! В чем дело?

Коля даже привстает на постели:

– А что Ванька говорит?

– Ничего не говорит, молчит, как партизан.

Коля удовлетворенно хмыкает.

– Ты ему скажи, что я у него очень-очень прошу прощения.

Я снова иду к Ване и передаю Колины слова.

– А я его все равно не прощаю! – Ваня поворачивается лицом к стенке.

– Ваня, ты понимаешь, что если ты не простишь Колю, то тебе завтра нельзя будет подойти к причастию. Всех причастят, а тебя не причастят. Говори, что

– Коля меня два раза стукнул по шее и сломал машинку, которую я собрал из конструктора! – у Вани из глаза выкатывается крупная слеза.

Я иду к Коле.

– Коля, ты почему два раза стукнул Ваню по шее и сломал у него машинку?!

– А он… – запальчиво начинает Коля.

– Ничего не “он”! Ты понимаешь, что если Ваня не сможет тебя простить, то его завтра не причастят. Всех причастят, даже тебя, а его не причастят! Надо что-то

– Ну ладно, скажи Ване, что я завтра починю ему машинку. И еще сделаю бумажный самолетик, как он хотел…

Я иду к Ване.

– Ваня, Коля сказал, что он завтра починит твою машинку. И еще сделает бумажный самолетик, как ты хотел.

– С ребрами жесткости? – деловито интересуется Ваня.

– Сейчас спрошу…

После моих многочисленных парламентерских хождений туда-сюда, Ваня, наконец, милостиво изрекает:

– Ну ладно уж, скажи Коле, что я его прощаю!

Я бегу к Коле. Он ждет меня в напряженной позе, упершись рукой в подушку:

– Ну что?

– Коля, Ваня тебя прощает!

Коля откидывается на подушку и радостно смеется.

Лариса Калюжная
Санкт-Петербург

Почти целую неделю я не видела внуков и, несмотря на выдавшийся тяжелый день, с радостью откликнулась на просьбу дочери забрать детей из изостудии и провести с ними вечер до ее прихода. После бурных приветствий – столько времени не виделись – я расспрашиваю Колю про школу, Ваню про садик, одновременно помогая им освободиться от фартуков, с которых осыпается глина, и одеться. Несколько раз при этом я натыкаюсь на какую-то повышенную Колину ершистость, и на улицу мы выходим уже слегка недовольные друг другом. Коля какой-то новой, независимой походкой, шагает впереди, размахивая руками, а я, с двумя довольно-таки объемистыми сумками, и Ваня едва поспеваем сзади.

– Коля, – говорю я недовольным голосом, – ты разве не видишь, что у меня в руках?

Ноль внимания.

– Коля, сейчас же возьми у меня одну сумку! – сержусь я.

И вдруг слышу в ответ такое, что не сразу укладывается у меня в голове:

– Я не буду тебе помогать! Ты тоже, когда была маленькая, не хотела помогать маме, а только книжки читала!

Пока я хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу (вот и рассказывай им после этого, что со мной бывало!), Ваня благоразумно пытается как-то сгладить накаляющуюся обстановку:

– Давай, бабушка, я тебе помогу!

Он суетится, путается у меня под ногами и, в конце концов, повисает на сумке дополнительным грузом, отчего мне приходится идти каким-то неестественным образом: боком вперед, пробуксовывая в вязком мокром снегу.У меня еще хватает сил на добрые слова для Вани:

– Спасибо, Ваня, хоть один помощник у меня есть!

Но дальше я срываюсь на крик:

– А ты, Коля, теперь будешь иметь дело с папой! Расскажешь ему все, как было! Посмотрим, как ты тогда запоешь!

– Ну и пусть! И расскажу!

Коля налегке уходит далеко вперед. Мы с Ваней уныло плетемся сзади с нашей поклажей. Я начинаю приходить в чувство. Мне становится не по себе от своих необдуманных, сгоряча сказанных слов, каких-то глупых угроз… Собственно, папу я помянула от бессилия, твердо зная, что его в это время дома не бывает. Удивляюсь неожиданной для меня перемене в Коле: на нем какая-то новая курточка, я его в такой еще не видела, и сам он в ней высокий, стройный, почти подросток, а главное – какой-то незнакомый, чужой… Видимо, с ним надо уже как-то по-другому выстраивать отношения, а я все как с маленьким…

К моему ужасу папа оказывается дома.Коля смотрит мне прямо в глаза и бесстрашно говорит:

– Ну что, рассказывать?

– Рассказывай, рассказывай… – бормочу я невнятно.

Что мне еще остается делать?

На шум выходит папа:

– Что, Коля? Двойку, наверное, получил?

– И двойку тоже, – ябедничаю я.

На наше счастье у папы прекрасное настроение: он только похохатывает, глядя на наши кислые физиономии. Внезапно звонит телефон, и папа, совершенно про нас забыв, устремляется к трубке решать какие-то свои важные дела.Мы молча раздеваемся. Я отмечаю, что Коля без всяких напоминаний моет руки и садится за стол делать уроки, украдкой поглядывая на меня. Смотрю на его сгорбленную фигурку – опять сутулится! – на то, как он достает тетрадки из рюкзачка, и думаю: “Господи, как я сегодня устала!” И застываю как вкопанная от одной простой мысли: да ведь и Коля сегодня, наверное, очень устал! У него с утра было пять уроков, потом кружок механической игрушки, еще полтора часа в изостудии. Как же я об этом сразу не подумала! Вот почему он сегодня такой колючий! Да еще эта глупая двойка из-за его вечной невнимательности: забыл записать домашнее задание…

Я подхожу к Колиному столу, вижу знакомый воинственный хохолок у него на макушке, подсаживаюсь на соседний стул:

– Коля, мне кажется, я все поняла: просто ты сегодня очень устал!

Коля поворачивает ко мне благодарное лицо:

– Да, бабушка, я сегодня так устал!

– Конечно, устал! – подхватываю я, – У тебя сегодня был трудный день: пять уроков, кружок, изостудия. Как же это я сразу не поняла? Ну что, мир?

– Мир!

И мы радостно принимаемся каждый за свое дело.

Вечером, когда подходит время просить прощения, Коля, покрутившись вокруг немножко, бочком-бочком подходит ко мне, крепко обнимает двумя руками и, уткнувшись лбом куда-то в мой живот, тихонько говорит особенным голосом:

– Бабушка, прости меня, пожалуйста!

Я все понимаю и шепчу ему на ухо:

– И ты меня прости. Я сегодня все сделала неправильно…

Лариса Калюжная
Санкт-Петербург

По православному радио читали отрывок из детского романа Элинор Портер “Поллианна”. Главная героиня этого произведения, девочка по имени Поллианна, во всех жизненных неприятностях старалась найти что-нибудь, чему можно было бы порадоваться. Это была игра, которую придумал ее отец. Фабула романа показалась мне надуманной и искусственной. “Ну в самом деле, – возмущалась я, – разве можно “играть в радость”? Тем не менее занимательный сюжет услышанного отрывка застрял в голове.

Вскоре после этого случая, это было как раз накануне Рождественского поста, я шла в школу за Колей, и с каждым шагом у меня портилось настроение. Да и то сказать, пост еще не начался, а в витринах магазинов уже мерцают неоновые Санта-Клаусы, сверкают разноцветными огнями новогодние елки, продаются блестящие игрушки. Назойливая неуместная реклама меня очень раздражала, мне казалось, что она мешает настроиться на предстоящий пост. Вздрогнув от взрыва очередной петарды, я вспомнила про Поллианну: “Может быть, вместо того, чтобы раздражаться, надо сделать попытку найти в этом что-нибудь хорошее?” Я призадумалась. И ахнула! Да ведь все эти подмигивающие деды морозы с елочками за спиной всячески стараются напомнить прохожим, что впереди их ждет радость, праздник, Рождество! И я уже с большой симпатией взглянула на сияющего деда мороза, сообщавшего мне эту Своим открытием я поделилась с Колей и предложила ему вспомнить что-нибудь очень плохое, что с ним случилось в жизни, чтобы найти, чему бы тут можно было порадоваться. Неожиданно спина у моего внука сгорбилась, по челу пробежала тень, видимо, у него в памяти всплыло что-то очень неприятное. Я застыла  Что же тут, бабушка, может быть хорошего, если мне на продленке, когда мы вчера играли в футбол, попали грязным мячом прямо в лицо! И все надо мной смеялись. А потом старались опять попасть мне в лицо.

Вот так, если бы не Поллианна, я могла бы и не узнать о Колином горе.

– И ты плакал?

– Да…

– Хочешь, я тебя научу маленькой хитрости, которую надо было применить в этом случае? Надо было собрать в кулак всю свою волю и вместе со всеми… расхохотаться! Тогда бы у ребят пропала охота тебя дразнить. Можно даже потренироваться дома, как ты будешь весело хохотать, если вдруг опять понадобится.

Но все же давай подумаем, что в этой истории было хорошего?

– Хорошее то, что это как будто ученье… Ну, на будущее.

– Понятно, чтобы стать крепче духом. А еще, знаешь, что в этом хорошего?

А то, что теперь, если при тебе попадут грязным мячом в лицо какому-нибудь человеку, ты не будешь над ним смеяться и даже сможешь посочувствовать ему.

Внук призадумался, видно было, что игра ему нравится.

– Бабушка, а что хорошего в теракте?

Легких вопросов у него сегодня для меня не находится.

– Да, это задача на засыпку, – признаюсь я, – но все же подумать можно…

А вот что! Это ведь сигнал для милиции и для власти о том, что в государстве что-то неблагополучно и надо принимать меры, чтобы не допустить еще большей беды. Например, еще более крупных терактов, или какого-нибудь государственного переворота, или даже войны. И потом, когда случается беда, то люди объединяются, начинают задумываться о том, о чем раньше не думали: о смерти, о смысле жизни, о Боге. Многие потом приходят креститься.

– Бабушка, надо обязательно Ване рассказать про эту игру!

Когда мы, наконец, добираемся до детского садика, Коля тут же начинает рассказывать Ване про игру. Потом спрашивает нетерпеливо:

– Ну, Ваня, говори, что у тебя сегодня случилось плохого?

– Ничего не случилось, – беспечно натягивая колготки отвечает Ваня.

– Ты, Ваня, подумай! Может быть, ты с кем-нибудь подрался? – с надеждой в голосе спрашивает Коля.

– Ни с кем я сегодня не дрался! – возмущается Ваня.

– Ну подумай хорошенько, может быть, все-таки что-нибудь случилось? – продолжает упрашивать Коля.

– Да, случилось! – вспоминает Ваня, лицо у него мгновенно приобретает горестное выражение, а по щекам тут же катятся слезы.

Я даже пугаюсь:

– Да говори же, Ваня, что случилось?

– Нам сегодня на обед давали яблоки. Я свое яблоко не съел, а оставил для Коли. Когда мы пошли гулять, я положил его в карман. Наверно, когда я прыгал, оно и вывалилось. Я его искал-искал, и не наш-е-е-ел! – почти рыдая заканчивает Ваня свою грустную историю.

– А где ты прыгал? – озабоченно спрашивает Коля.

Ванина печаль распространилась и на него, ведь потерянное яблоко Ваня хотел – Его нигде нет, наверное, его кто-то взял! – убивается Ваня.

– Ванечка, – я пытаюсь утешить малыша, – все-таки здесь есть и хорошее.

Может быть, шел голодный человек и вдруг увидел, что на травке лежит свежее румяное яблоко…

– Нет, оно было зеленое!

– Голодный человек увидел на травке свежее зеленое яблоко! Он очень обрадовался, – продолжаю я фантазировать, – поднял его и съел!

– Что же тут хорошего? Ведь это было мое яблоко, а он его съел! – причитает Ваня, размазывая грязные слезы по щекам.

– Знаешь, Ваня, – Колино лицо просветляется, – все-таки тут есть хорошее. Хоть яблоко и потерялось, а мне все равно приятно, ведь это яблоко ты оставил для

После вечерней сказки и молитвы уютно устроившийся под одеялом Ваня просит:

– А теперь, бабушка, расскажи, что с тобой бывало.

– Только расскажи не одно “Что бывало”, а три “Что бывало” – делает заказ Коля.

– Нет, лучше пять “Что бывало”! – входит во вкус Ваня.

“Что бывало” – это коротенькие рассказы, которые я вылепливаю прямо на ходу, о том, что бывало в моей жизни, когда я была маленькой: о каких-то смешных и не очень смешных случаях, приключениях, событиях. И не обязательно, чтобы когда я была маленькой, а можно и когда большой. И не обязательно, чтобы в моей жизни, а в любой. Но только чтобы обязательно это было на самом деле.

Традиция почти ежевечерних “Что бывало” длится у нас вот уже несколько лет. Неожиданно получилось, что за это время в простеньких кратких рассказах я поведала

мальчикам всю свою жизнь, а также все, что я помнила из жизни своих родителей, из жизни своих дедов и прадедов, бабушек и прабабушек, многочисленных ближних и дальних родственников. Особенно ценилось все, что я знала из фронтовой жизни моего отца, Коли-Ваниного прадедушки Ильи, прошедшего всю войну, участника Сталинградской битвы.

– Ну что, рассказать вам, как дедушка Илья был на войне?

– Конечно, рассказать!

Я медленно, собираясь с мыслями, начинаю:

– Однажды дедушка пошел…

– В разведку? – с круглыми глазами спрашивает Коля.

– Да нет, в баню.

– В ба-ню? – Разочаровано протягивает Коля.

– Ну да, на войне ходят не только в разведку, но и в баню. Так вот, дедушка пошел мыться в баню. Быстро вымылся, оделся и только-только подошел к своей части, как немцы начали артобстрел, то есть, принялись стрелять из артиллерийских орудий. Один снаряд на глазах у дедушки попал в баню, и все, кто там был, погибли. Это называется: прямое попадание… А наш дедушка чудом остался жив.

– А дальше что было?

– А дальше… дальше наш дедушка начал обстреливать немцев, он ведь служил в артиллерийских войсках.

– А потом?

– А потом начался налет фашистской авиации. Один самолет спикировал прямо на дедушку, но он не растерялся и сразу скатился в воронку от бомбы, только шинель осталась наверху. А когда самолет улетел, и дедушка выбрался наверх, то увидел, что вся его шинель изрешечена пулями… Таких случаев было очень много. Но за всю войну, а дедушка был на войне с первого дня до последнего, у него не было ни одной раны, ни одной пулевой царапины. Наверное, Бог для чего-то хранил нашего дедушку. А без воли Божией даже волос с головы человека не упадет.

После одного из таких рассказов о том, как прадедушка был на войне, Коля в один присест сочинил длинное вдохновенное стихотворение о нашей всеми любимой деревне, о доме, который построил прадедушка после войны, и о самом прадедушке, которого Коля видел только на фотографиях. Стихотворение, до слез растрогавшее прабабушку Олю, заканчивалось следующими строками:

Не забуду, помнить буду,

Все, что слышал я о нем…

Коля провинился и теперь сидит в кухне на табуретке наказанный и очень сердитый. Я готовлю ужин и одновременно жду от него извинений за поведение. Ничего не дождавшись, спрашиваю:

– Ну, Коля, ты придумал, что надо сделать?

– Я никогда не попрошу у тебя прощения, – дерзко отвечает Коля.

– Ну что ж, в таком случае пусть папа решает, как с тобой поступить. Иди!

– Нет! Я еще немного посижу, подумаю, – с поспешностью говорит Коля.

Он явно не хочет иметь дело с папой, быстренько сообразив, что там разговор будет мужской и еще не факт, что дело обойдется без ремешка. Тем более, что прецедент с ремешком уже был. Ровно через полминуты Коля проникновенно говорит:

– Бабушка! Прости меня, пожалуйста.

Я с печалью признаю победу за папиными методами воспитания.

– Коля, я тебя прощаю, и понимаю, как трудно тебе было попросить прощение. Но и ты пойми, что сказал эти слова не по любви, а из страха наказания.Некоторое время мы молчим, каждый по-своему ощущая облегчение от разрядившейся обстановки. Мне показалось, что можно продолжить разговор:

– Конечно, страх бывает разный. Как ты думаешь, Коля, страх – это хорошо. Из двери моментально высовывается Ванина голова:

– Плохо!

– А мне кажется, – размышляю я вслух, – что пока нет послушания по любви, и это хорошо. Разве плохо, если человек, хотя бы из страха наказания, не будет делать дурных дел, а будет совершать добро? Может быть, потом и любовь придет. По делам. Ваня куда-то исчезает, но тут же возвращается со шваброй, с совочком для мусора и торжественно сообщает:

– Я сейчас подметать буду!

И действительно, подметал, собирал мусор в совочек, потом принес тряпку, мыл пол на кухне и все это время, минут пятнадцать, приговаривал:

– Это добрые дела… Это за Колю… И для мамы… И для Бога… Я в рай